Неточные совпадения
Поэтому для Захара дорог
был серый сюртук: в нем да еще в кое-каких признаках, сохранившихся в лице и манерах барина, напоминавших его родителей, и в его капризах,
на которые хотя он и ворчал, и про себя и вслух, но которые между тем уважал внутренно, как проявление барской
воли, господского права, видел он слабые намеки
на отжившее величие.
Если приказчик приносил ему две тысячи, спрятав третью в карман, и со слезами ссылался
на град, засухи, неурожай, старик Обломов крестился и тоже со слезами приговаривал: «
Воля Божья; с Богом спорить не станешь! Надо благодарить Господа и за то, что
есть».
— Ты сказал давеча, что у меня лицо не совсем свежо, измято, — продолжал Обломов, — да, я дряблый, ветхий, изношенный кафтан, но не от климата, не от трудов, а от того, что двенадцать лет во мне
был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался
на волю и угас. Итак, двенадцать лет, милый мой Андрей, прошло: не хотелось уж мне просыпаться больше.
Она даже видела и то, что, несмотря
на ее молодость, ей принадлежит первая и главная роль в этой симпатии, что от него можно
было ожидать только глубокого впечатления, страстно-ленивой покорности, вечной гармонии с каждым биением ее пульса, но никакого движения
воли, никакой активной мысли.
Он чувствовал, что и его здоровый организм не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума,
воли, нерв. Он понял, — что
было чуждо ему доселе, — как тратятся силы в этих скрытых от глаз борьбах души со страстью, как ложатся
на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и жизнь.
Акулины уже не
было в доме. Анисья — и
на кухне, и
на огороде, и за птицами ходит, и полы моет, и стирает; она не управится одна, и Агафья Матвеевна, волей-неволей, сама работает
на кухне: она толчет, сеет и трет мало, потому что мало выходит кофе, корицы и миндалю, а о кружевах она забыла и думать. Теперь ей чаще приходится крошить лук, тереть хрен и тому подобные пряности. В лице у ней лежит глубокое уныние.
Да все. Еще за границей Штольц отвык читать и работать один: здесь, с глазу
на глаз с Ольгой, он и думал вдвоем. Его едва-едва ставало
поспевать за томительною торопливостью ее мысли и
воли.
После обеда никто и ничто не могло отклонить Обломова от лежанья. Он обыкновенно ложился тут же
на диване
на спину, но только полежать часок. Чтоб он не спал, хозяйка наливала тут же,
на диване, кофе, тут же играли
на ковре дети, и Илья Ильич волей-неволей должен
был принимать участие.
Обломов тихо погрузился в молчание и задумчивость. Эта задумчивость
была не сон и не бдение: он беспечно пустил мысли бродить по
воле, не сосредоточивая их ни
на чем, покойно слушал мерное биение сердца и изредка ровно мигал, как человек, ни
на что не устремляющий глаз. Он впал в неопределенное, загадочное состояние, род галлюцинации.
— Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! — говорил Обломов с мыслью
на лице, с полным сознанием рассудка и
воли. — Что ты хочешь делать со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не
спаяешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать —
будет смерть.
Я, стало быть, вовсе не обвиняю ни монастырку, ни кузину за их взаимную нелюбовь, но понимаю, как молодая девушка, не привыкнувшая к дисциплине, рвалась куда бы то ни
было на волю из родительского дома. Отец, начинавший стариться, больше и больше покорялся ученой супруге своей; улан, брат ее, шалил хуже и хуже, словом, дома было тяжело, и она наконец склонила мачеху отпустить ее на несколько месяцев, а может, и на год, к нам.
Но так как все ему подобные, посылаемые в острог для исправления, окончательно в нем балуются, то обыкновенно и случается так, что они,
побыв на воле не более двух-трех недель, поступают снова под суд и являются в острог обратно, только уж не на два или на три года, а во «всегдашний» разряд, на пятнадцать или на двадцать лет.
Не прошло полчаса, выходит Безрукой с заседателем на крыльцо, в своей одежде, как
есть на волю выправился, веселый. И заседатель тоже смеется. «Вот ведь, думаю, привели человека с каким отягчением, а между прочим, вины за ним не имеется». Жалко мне, признаться, стало — тоска. Вот, мол, опять один останусь. Только огляделся он по двору, увидел меня и манит к себе пальцем. Подошел я, снял шапку, поклонился начальству, а Безрукой-то и говорит:
Неточные совпадения
Аммос Федорович. С восемьсот шестнадцатого
был избран
на трехлетие по
воле дворянства и продолжал должность до сего времени.
Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против
воли. Мне
на свете шестьдесят лет. Случалось
быть часто раздраженным, ино-гда
быть собой довольным. Ничто так не терзало мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычь от порока.
Почувствовавши себя
на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не
было, а плотники
были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только,
быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
На несколько дней город действительно попритих, но так как хлеба все не
было («нет этой нужды горше!» — говорит летописец), то волею-неволею опять пришлось глуповцам собраться около колокольни.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть
на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того, что так ясно
было на нем написано, и против
воли своей с ужасом читал
на нем то, чего он не хотел знать.