Неточные совпадения
Не говоря уже о том, что Кити интересовали наблюдения над
отношениями этой девушки
к г-же Шталь и
к другим незнакомым ей лицам, Кити, как это часто бывает, испытывала необъяснимую симпатию
к этой М-llе Вареньке и чувствовала,
по встречающимся взглядам, что и она нравится.
— Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею, идите умывайтесь и убирайтесь, — сказала баронесса, опять садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. — Пьер, дайте кофе, — обратилась она
к Петрицкому, которого она называла Пьер,
по его фамилии Петрицкий, не скрывая своих
отношений с ним. — Я прибавлю.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то
отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были
по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Только в самое последнее время,
по поводу своих
отношений к Анне, Вронский начинал чувствовать, что свод его правил не вполне определял все условия, и в будущем представлялись трудности и сомнения, в которых Вронский уж не находил руководящей нити.
Теперь, присутствуя на выборах и участвуя в них, он старался также не осуждать, не спорить, а сколько возможно понять то дело, которым с такою серьезностью и увлечением занимались уважаемые им честные и хорошие люди. С тех пор как он женился, Левину открылось столько новых, серьезных сторон, прежде,
по легкомысленному
к ним
отношению, казавшихся ничтожными, что и в деле выборов он предполагал и искал серьезного значения.
Когда она думала о сыне и его будущих
отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось
по старому и чтобы можно было забыть про страшный вопрос, что будет с сыном.
— Мне очень лестно, графиня, что вы так помните мои слова, — отвечал Левин, успевший оправиться и сейчас же
по привычке входя в свое шуточно-враждебное
отношение к графине Нордстон. — Верно, они на вас очень сильно действуют.
Слова кондуктора разбудили его и заставили вспомнить о матери и предстоящем свидании с ней. Он в душе своей не уважал матери и, не отдавая себе в том отчета, не любил ее, хотя
по понятиям того круга, в котором жил,
по воспитанию своему, не мог себе представить других
к матери
отношений, как в высшей степени покорных и почтительных, и тем более внешне покорных и почтительных, чем менее в душе он уважал и любил ее.
Он уже входил, ступая во всю ногу, чтобы не шуметь,
по отлогим ступеням террасы, когда вдруг вспомнил то, что он всегда забывал, и то, что составляло самую мучительную сторону его
отношений к ней, — ее сына с его вопрошающим, противным, как ему казалось, взглядом.
— Две? — сказал хозяин, судорожно подскакивая, как пружинный. — Тысячи? Метров? Прошу вас сесть, капитан. Не желаете ли взглянуть, капитан, образцы новых материй? Как вам будет угодно. Вот спички, вот прекрасный табак; прошу вас. Две тысячи… две тысячи
по… — Он сказал цену, имеющую такое же
отношение к настоящей, как клятва
к простому «да», но Грэй был доволен, так как не хотел ни в чем торговаться. — Удивительный, наилучший шелк, — продолжал лавочник, — товар вне сравнения, только у меня найдете такой.
Видишь, Родя, чтобы сделать в свете карьеру, достаточно, по-моему, всегда сезон наблюдать; если в январе спаржи не потребуешь, то несколько целковых в кошельке сохранишь; то же в
отношении и
к сей покупке.
Сын ваш, — обратился он
к Пульхерии Александровне, — вчера, в присутствии господина Рассудкина (или… кажется, так? извините, запамятовал вашу фамилию, — любезно поклонился он Разумихину), обидел меня искажением мысли моей, которую я сообщил вам тогда в разговоре частном, за кофеем, именно что женитьба на бедной девице, уже испытавшей жизненное горе, по-моему, повыгоднее в супружеском
отношении, чем на испытавшей довольство, ибо полезнее для нравственности.
Самгину казалось, что теперь Елена живет чистоплотно и хотя сохранила старые знакомства, но уже не принимает участия в кутежах и даже, как он заметил
по отношению Лаптева
к ней, пользуется дружелюбием кутил.
Он все более определенно чувствовал в жизни Марины нечто таинственное или,
по меньшей мере, странное. Странное отмечалось не только в противоречии ее политических и религиозных мнений с ее деловой жизнью, — это противоречие не смущало Самгина, утверждая его скептическое
отношение к «системам фраз». Но и в делах ее были какие-то темные места.
— Вот — именно! Чрезвычайно интересный и умный человек. Офицерство — не терпит его и даже поговаривает, что он будто бы имеет
отношение к департаменту полиции. Не похоже, судя
по его беседам с солдатами.
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли
по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное
отношение к жизни.
По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
Изредка она говорила с ним
по вопросам религии, — говорила так же спокойно и самоуверенно, как обо всем другом. Он знал, что ее еретическое
отношение к православию не мешает ей посещать церковь, и объяснял это тем, что нельзя же не ходить в церковь, торгуя церковной утварью. Ее интерес
к религии казался ему не выше и не глубже интересов
к литературе, за которой она внимательно следила. И всегда ее речи о религии начинались «между прочим», внезапно: говорит о чем-нибудь обыкновенном, будничном и вдруг...
«Искусство и интеллект»; потом, сообразив, что это слишком широкая тема, приписал
к слову «искусство» — «русское» и, наконец, еще более ограничил тему: «Гоголь, Достоевский, Толстой в их
отношении к разуму». После этого он стал перечитывать трех авторов с карандашом в руке, и это было очень приятно, очень успокаивало и как бы поднимало над текущей действительностью куда-то
по косой линии.
«Какой человек?» — спросил себя Клим, но искать ответа не хотелось, а подозрительное его
отношение к Бердникову исчезало. Самгин чувствовал себя необычно благодушно, как бы отдыхая после длительного казуистического спора с назойливым противником
по гражданскому процессу.
Мысли его растекались
по двум линиям: думая о женщине, он в то же время пытался дать себе отчет в своем
отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима понять, что Кутузов возбуждает в нем чувствования слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность в неоспоримости исповедуемой истины и еще многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание своей свободы приятно в нем и даже возбуждает зависть
к нему, притом не злую зависть.
Кощунственным
отношением к человеку вывихнули душу ему и вот сунули под мышку церковную книжицу: ходи, опираясь на оную,
по путям, предуказанным тебе нами, мудрыми.
Глядел он на браки, на мужей, и в их
отношениях к женам всегда видел сфинкса с его загадкой, все будто что-то непонятное, недосказанное; а между тем эти мужья не задумываются над мудреными вопросами, идут
по брачной дороге таким ровным, сознательным шагом, как будто нечего им решать и искать.
Она молча приняла обязанности в
отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки на чулках, знала, какой ногой он встает с постели, замечала, когда хочет сесть ячмень на глазу, какого блюда и
по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.
Но Марья Егоровна,
по свойству своих
отношений к сыну, не могла, как и он, с своей стороны, тоже уступить, а он взять ее согласие иначе, как с бою, и притом самого упорного и горячего.
Глядя на него, слушая его, видя его деятельность, распоряжения
по хозяйству,
отношения к окружающим его людям,
к приказчикам, крестьянам — ко всем, кто около него был, с кем он соприкасался, с кем работал или просто говорил, жил вместе, Райский удивлялся до наивности каким-то наружно будто противоположностям, гармонически уживавшимся в нем: мягкости речи, обращения — с твердостью, почти методическою, намерений и поступков, ненарушимой правильности взгляда, строгой справедливости — с добротой, тонкой, природной, а не выработанной гуманностью, снисхождением, — далее, смеси какого-то трогательного недоверия
к своим личным качествам, робких и стыдливых сомнений в себе — с смелостью и настойчивостью в распоряжениях, работах, поступках, делах.
— Если вы принимаете у себя такую женщину, про которую весь город знает, что она легкомысленна, ветрена, не
по летам молодится, не исполняет обязанностей в
отношении к семейству…
Он дал себе слово объяснить, при первом удобном случае, окончательно вопрос, не о том, что такое Марфенька: это было слишком очевидно, а что из нее будет, — и потом уже поступить в
отношении к ней, смотря
по тому, что окажется после объяснения. Способна ли она
к дальнейшему развитию или уже дошла до своих геркулесовых столпов?
Он не забирался при ней на диван прилечь, вставал, когда она подходила
к нему, шел за ней послушно в деревню и поле, когда она шла гулять, терпеливо слушал ее объяснения
по хозяйству. Во все, даже мелкие
отношения его
к бабушке, проникло то удивление, какое вызывает невольно женщина с сильной нравственной властью.
К бабушке он питал какую-то почтительную, почти благоговейную дружбу, но пропитанную такой теплотой, что
по тому только, как он входил
к ней, садился, смотрел на нее, можно было заключить, что он любил ее без памяти. Никогда, ни в
отношении к ней, ни при ней, он не обнаружил,
по своему обыкновению, признака короткости, хотя был ежедневным ее гостем.
По иным вариантам, Катерина Николавна ужасно любила свою падчерицу и теперь, как оклеветанная перед нею, была в отчаянии, не говоря уже об
отношениях к больному мужу.
По всему тому, что происходило на судебном следствии, и
по тому, как знал Нехлюдов Маслову, он был убежден, что она не виновна ни в похищении ни в отравлении, и сначала был и уверен, что все признают это; но когда он увидал, что вследствие неловкой защиты купца, очевидно основанной на том, что Маслова физически нравилась ему, чего он и не скрывал, и вследствие отпора на этом именно основании старшины и, главное, вследствие усталости всех решение стало склоняться
к обвинению, он хотел возражать, но ему страшно было говорить за Маслову, — ему казалось, что все сейчас узнают его
отношения к ней.
Третье дело, о котором хотела говорить Вера Ефремовна, касалось Масловой. Она знала, как всё зналось в остроге, историю Масловой и
отношения к ней Нехлюдова и советовала хлопотать о переводе ее
к политическим или,
по крайней мере, в сиделки в больницу, где теперь особенно много больных и нужны работницы. Нехлюдов поблагодарил ее за совет и сказал, что постарается воспользоваться им.
А высший начальник, тоже смотря
по тому, нужно ли ему отличиться или в каких он
отношениях с министром, — или ссылает на край света, или держит в одиночном заключении, или приговаривает
к ссылке,
к каторге,
к смерти, или выпускает, когда его попросит об этом какая-нибудь дама.
Он знал ее девочкой-подростком небогатого аристократического семейства, знал, что она вышла за делавшего карьеру человека, про которого он слыхал нехорошие вещи, главное, слышал про его бессердечность
к тем сотням и тысячам политических, мучать которых составляло его специальную обязанность, и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною тем, что обращался
к ним с просьбами о том, чтобы они немного, хотя бы
по отношению известных лиц, воздержались от своих обычных и вероятно незаметных им самим жестокостей.
Он живал в этом имении в детстве и в юности, потом уже взрослым два раза был в нем и один раз
по просьбе матери привозил туда управляющего-немца и поверял с ним хозяйство, так что он давно знал положение имения и
отношения крестьян
к конторе, т. е.
к землевладельцу.
Он вспомнил всё, что он видел нынче: и женщину с детьми без мужа, посаженного в острог за порубку в его, Нехлюдовском, лесу, и ужасную Матрену, считавшую или,
по крайней мере, говорившую, что женщины их состояния должны отдаваться в любовницы господам; вспомнил
отношение ее
к детям, приемы отвоза их в воспитательный дом, и этот несчастный, старческий, улыбающийся, умирающий от недокорма ребенок в скуфеечке; вспомнил эту беременную, слабую женщину, которую должны были заставить работать на него за то, что она, измученная трудами, не усмотрела за своей голодной коровой.
Нехлюдов вспомнил о всех мучительных минутах, пережитых им
по отношению этого человека: вспомнил, как один раз он думал, что муж узнал, и готовился
к дуэли с ним, в которой он намеревался выстрелить на воздух, и о той страшной сцене с нею, когда она в отчаянии выбежала в сад
к пруду с намерением утопиться, и он бегал искать ее.
Не говоря о домашних
отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах
по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, —
по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь
отношения к внешним формам религии, избежать которых нельзя было.
Надежда Васильевна в несколько минут успела рассказать о своей жизни на приисках, где ей было так хорошо, хотя иногда начинало неудержимо тянуть в город,
к родным. Она могла бы назвать себя совсем счастливой, если бы не здоровье Максима, которое ее очень беспокоит, хотя доктор, как все доктора, старается убедить ее в полной безопасности. Потом она рассказывала о своих
отношениях к отцу и матери, о Косте, который
по последнему зимнему пути отправился в Восточную Сибирь, на заводы.
— Теперь знаешь, какие слухи
по городу ходят… Ха-ха!.. Сегодня мне один дурак довольно прозрачно намекнул… Ей-богу!.. Понимаешь, подозревают тебя в близких
отношениях к этому дураку Привалову… Ха-ха… Уж я хохотал-хохотал, когда остался один… Ведь это, голубчик, получается целая пьеса…
— Да
по всему: у вас просто сердце не лежит
к заводскому делу, а Костя в этом
отношении фанатик. Он решительно и знать ничего не хочет, кроме заводского дела.
В сложном
отношении к «германской идее» стоит Ницше, который
по духу своему и
по крови не был чистым германцем.
О, как невинно, как неинтересно и незначительно
отношение к христианству Чернышевского и Писарева, Бюхнера и Молешотта
по сравнению с отрицанием Розанова.
Марксисты-коммунисты по-манихейски делят мир на две части: мир, который они хотят уничтожить, для них управляется злым богом и потому в
отношении к нему все средства дозволены.
По-своему он любит Россию, но он не привык чувствовать себя ответственным перед Россией, не воспитан в духе свободно-гражданского
к ней
отношения.
Это — вторая антиномия, не меньшая
по значению, чем
отношение к государству.
Дерсу еще раз подбросил дров в огонь. Яркое, трепещущее пламя взвилось кверху и красноватым заревом осветило кусты и прибрежные утесы — эти безмолвные свидетели нашего договора и обязательств
по отношению друг
к другу.
Было бы ошибочно относить этих людей
к какой-либо особой народности и отделять их от прочих гольдов. В антропологическом
отношении они нисколько не отличались от своих соседей — рыболовов, расселившихся
по Уссури. Отличительной особенностью их была страсть
к охоте.
В геологическом
отношении долина Да-Лазагоу денудационная. Если идти от истоков
к устью, горные породы располагаются в следующем порядке: глинистые сланцы, окрашенные окисью бурого железняка, затем серые граниты и кварцевый порфир.
По среднему течению — диабазовый афанит с неправильным глыбовым распадением и осыпи из туфовидного кварцепорфира. Пороги на реке Сице состоят: верхний из песчаниковистого сланца и нижний — из микропегматита (гранофира) с метаморфозом желтого и ржавого цвета.
Грусть его
по ней, в сущности, очень скоро сгладилась; но когда грусть рассеялась на самом деле, ему все еще помнилось, что он занят этой грустью, а когда он заметил, что уже не имеет грусти, а только вспоминает о ней, он увидел себя в таких
отношениях к Вере Павловне, что нашел, что попал в большую беду.