Неточные совпадения
— Сказано: нельзя смотреть! — тихо и лениво проговорил штатский, подходя к Самгину и отодвинув его плечом от окна, но занавеску не поправил, и Самгин видел, как мимо окна, не очень быстро, тяжко фыркая дымом, проплыл блестящий паровоз, покатились длинные, новенькие
вагоны; на застекленной
площадке последнего сидел, как тритон в домашнем аквариуме, — царь.
Получив деньги и тщательно пересчитав их, Горизонт еще имел нахальство протянуть и пожать руку подпоручику, который не смел на него поднять глаз, и, оставив его на
площадке, как ни в чем не бывало, вернулся в коридор
вагона.
Я мчусь по платформе, чтобы догнать последний
вагон, уже довольно быстро двигающийся, как чувствую, что меня в то самое время, когда я уже протянул руку, чтобы схватиться за стойку и прыгнуть на
площадку, кто-то схватывает, облапив сзади.
Наконец доклад окончился, и Квашнин вышел на
площадку, устроенную в виде просторного стеклянного павильона сзади
вагона.
…Через полчаса по всему Неаполю с визгом и скрипом мчались
вагоны трамвая, на
площадках стояли, весело ухмыляясь, победители, и вдоль
вагонов ходили они же, вежливо спрашивая...
Пятеро солдат с
площадки первого
вагона смотрели вниз на груду тел под колесами и — хохотали, качаясь на ногах, держась за стойки, закидывая головы вверх и выгибаясь, теперь — они не похожи на жестяные заводные игрушки.
Толпа отхлынула от
вагонов — солдаты, точно серые бусы, рассылаются вдоль их, останавливаясь у
площадок, а на
площадках стоят забастовщики.
Слышен насмешливый и ликующий свист по адресу забастовщиков, раздаются крики приветствий, а какой-то толстой человек, в легкой серой паре и в панаме, начинает приплясывать, топая ногами по камню мостовой. Кондуктора и вагоновожатые медленно пробираются сквозь толпу, идут к
вагонам, некоторые влезают на
площадки, — они стали еще угрюмее и в ответ на возгласы толпы — сурово огрызаются, заставляя уступать им дорогу. Становится тише.
В руке Зарубина блестел револьвер, он взмахивал им, точно камнем, и совал вперёд; на
площадку лезли люди с улицы, встречу им толкались пассажиры
вагона, дама визгливо рыдала...
Двигался сам и Василий Каширин, смутно копируя движения товарищей, — все делал, как они. Но, всходя на
площадку в
вагоне, он оступился, и жандарм взял его за локоть, чтоб поддержать, — Василий затрясся и крикнул пронзительно, отдергивая руку...
Но все они были завешены: казак и офицер, стоящие на
площадке заднего
вагона, были единственные люди на поезде, которых мы увидели.
Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27-й номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на широкую ногу устроился. Ковры постелил, картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому — симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в
вагоне, третью кондукторше — симпатичная — свой человек — на задней
площадке. Плиту поставил. Ездим, дай бог каждому такую квартиру!
— В потемках вы, чего доброго, с
площадки свалитесь. Садитесь, а когда подъедем к станции, вы и найдете свой
вагон. Садитесь!
Впрочем, в Париже разлом и лень еще щадили ее, но дорогой, когда она скрылась от Висленева из
вагона и ехала на
площадке, обдуваемая ветром и осыпаемая искрами, она опять ощутила подступ этого внутреннего татя.
Глафира оставалась на платформе станции до последней минуты, и потом, дав кондуктору в руку талер, ехала стоя на
площадке у двери
вагона.
На
площадке одного из
вагонов первого класса стояла дама, и Марья Васильевна взглянула на нее мельком: мать!
Около нашего
вагона, облокотившись о загородку
площадки, стоял кондуктор и глядел в ту сторону, где стояла красавица, и его испитое, обрюзглое, неприятно сытое, утомленное бессонными ночами и вагонной качкой лицо выражало умиление и глубочайшую грусть, как будто в девушке он видел свою молодость, счастье, свою трезвость, чистоту, жену, детей, как будто он каялся и чувствовал всем своим существом, что девушка эта не его и что до обыкновенного человеческого, пассажирского счастья ему с его преждевременной старостью, неуклюжестью и жирным лицом также далеко, как до неба.
Юрасов в волнении прошелся по
площадке, такой высокий, худощавый, гибкий, бессознательно расправил усы, глядя куда-то вверх блестящими глазами, и жадно прильнул к железной задвижке, с той стороны
вагона, где опускалось за горизонт красное огромное солнце.
А потом снова эти ужасные
вагоны III класса — как будто уже десятки, сотни их прошел он, а впереди новые
площадки, новые неподатливые двери и цепкие, злые, свирепые ноги. Вот наконец последняя
площадка и перед нею темная, глухая стена багажного
вагона, и Юрасов на минуту замирает, точно перестает существовать совсем. Что-то бежит мимо, что-то грохочет, и покачивается пол под сгибающимися, дрожащими ногами.
Он думал, что это уже
площадка, а это только новое отделение
вагона — с тою же частою сетью нагроможденных вещей и точно оторванных человеческих членов.
— На
площадке стоять нельзя. Идите в
вагон. И ушел, сердито хлопнув дверью. И так же сердито Юрасов послал ему вдогонку...
Было очевидно, что у старухи, при переходе с
площадки на другую, закружилась голова, и она упала вниз, между
вагонами: такие случаи часто бывают, и недаром она боялась железной дороги, недаром страховалась!