Неточные совпадения
Потом свою вахлацкую,
Родную,
хором грянули,
Протяжную, печальную,
Иных покамест нет.
Не диво ли? широкая
Сторонка Русь крещеная,
Народу в ней тьма тём,
А ни в одной-то душеньке
Спокон веков до нашего
Не загорелась песенка
Веселая и ясная,
Как вёдреный денек.
Не дивно ли? не страшно ли?
О время, время новое!
Ты тоже в
песне скажешься,
Но как?.. Душа народная!
Воссмейся ж наконец!
Хозяйка не ответила.
Крестьяне, ради случаю,
По новой чарке выпили
И
хором песню грянули
Про шелковую плеточку.
Про мужнину родню.
Чумаков! начинай!» — Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую
песню, и все подхватили
хором...
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед
хора, рыжеватый юноша в пенсне на остром носу. — Долой безграмотные
песни! Из какой далекой страны собрались мы? Мы все — русские, и мы в столице нашей русской страны.
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал
хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной
песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал...
Люди кричат, их невнятные крики образуют тоже как бы облако разнообразного шума, мерно прыгает солдатская маршевая
песня, уныло тянется деревенская, металлически скрипят и повизгивают гармоники, стучат топоры, где-то учатся невидимые барабанщики, в трех десятках шагов от насыпи собралось толстое кольцо, в центре его двое пляшут, и
хор отчаянно кричит старинную
песню...
Он почти всегда безошибочно избирал для своего тоста момент, когда зрелые люди тяжелели, когда им становилось грустно, а молодежь, наоборот, воспламенялась. Поярков виртуозно играл на гитаре, затем
хором пели окаянные русские
песни, от которых замирает сердце и все в жизни кажется рыдающим.
Прошел час, другой. В городском саду по соседству играл оркестр и пел
хор песенников. Когда Вера Иосифовна закрыла свою тетрадь, то минут пять молчали и слушали «Лучинушку», которую пел
хор, и эта
песня передавала то, чего не было в романе и что бывает в жизни.
Калганов не хотел было пить, и
хор девок ему сначала не понравился очень, но, выпив еще бокала два шампанского, страшно развеселился, шагал по комнатам, смеялся и все и всех хвалил, и
песни и музыку.
Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими
песнями,
хором, с невинными плясками.
Она упала на свое кресло и закрыла лицо ладонями. В эту минуту вдруг раздался в соседней комнате слева
хор собравшихся наконец мокринских девок — залихватская плясовая
песня.
Недурен был эффект выдумки, которая повторялась довольно часто в прошлую зиму в домашнем кругу, когда собиралась только одна молодежь и самые близкие знакомые: оба рояля с обеих половин сдвигались вместе; молодежь бросала жребий и разделялась на два
хора, заставляла своих покровительниц сесть одну за один, другую за другой рояль, лицом одна прямо против другой; каждый
хор становился за своею примадонною, и в одно время пели: Вера Павловна с своим
хором: «La donna е mobile», а Катерина Васильевна с своим
хором «Давно отвергнутый тобою», или Вера Павловна с своим
хором какую-нибудь
песню Лизетты из Беранже, а Катерина Васильевна с своим
хором «
Песню о Еремушке».
Один студент, окончивший курс, давал своим приятелям праздник 24 июня 1834 года. Из нас не только не было ни одного на пиру, но никто не был приглашен. Молодые люди перепились, дурачились, танцевали мазурку и, между прочим, спели
хором известную
песню Соколовского...
Единодушный взмах десятка и более блестящих кос; шум падающей стройными рядами травы; изредка заливающиеся
песни жниц, то веселые, как встреча гостей, то заунывные, как разлука; спокойный, чистый вечер, и что за вечер! как волен и свеж воздух! как тогда оживлено все: степь краснеет, синеет и горит цветами; перепелы, дрофы, чайки, кузнечики, тысячи насекомых, и от них свист, жужжание, треск, крик и вдруг стройный
хор; и все не молчит ни на минуту.
— Знаете, иногда такое живет в сердце, — удивительное! Кажется, везде, куда ты ни придешь, — товарищи, все горят одним огнем, все веселые, добрые, славные. Без слов друг друга понимают… Живут все
хором, а каждое сердце поет свою
песню. Все
песни, как ручьи, бегут — льются в одну реку, и течет река широко и свободно в море светлых радостей новой жизни.
И вдруг голова толпы точно ударилась обо что-то, тело ее, не останавливаясь, покачнулось назад с тревожным тихим гулом.
Песня тоже вздрогнула, потом полилась быстрее, громче. И снова густая волна звуков опустилась, поползла назад. Голоса выпадали из
хора один за другим, раздавались отдельные возгласы, старавшиеся поднять
песню на прежнюю высоту, толкнуть ее вперед...
По молитве ее в лесу место очищается; стоят перед нею
хоромы высокие, высоки рубленые, тесом крытые; в тех
хоромах идет всенощное пение; возглашают попы-диаконы славу божию, поют они гласы архангельские, архангельские
песни херувимские, величают Христа царя небесного, со отцем и святым духом спокланяема и сославима.
После обеда иногда мы отправлялись в театр или в кафе-шантан, но так как Старосмысловы и тут стесняли нас, то чаще всего мы возвращались домой, собирались у Блохиных и начинали играть
песни. Захар Иваныч затягивал:"Солнце на закате", Зоя Филипьевна подхватывала:"Время на утрате", а
хор подавал:"Пошли девки за забор"… В Париже, в виду Мадлены 13, в теплую сентябрьскую ночь, при отворенных окнах, — это производило удивительный эффект!
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов, с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить; станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо, как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют
хором песню…
Танцы, наконец, прекратились, и начал петь
хор певцов известную в то время
песню...
Затем пикник кончился, как все пикники. Старики, кончив свою игру, а молодежь, протанцевав еще кадриль, отправились в обратный путь на освещенных фонарями лодках, и
хор певцов снова запел
песню о боровике, повелевающем другим грибам на войну идти, но…
Один из ратников, возбужденный торжественностью природы, затянул вполголоса протяжную
песню; другие стали ему подтягивать, и вскоре все голоса слились в один
хор, который звучными переливами далеко раздавался под дремучим навесом дерев…
Эта
песня пелась у нас часто, но не
хором, а в одиночку. Кто-нибудь в гулевое время выйдет, бывало, на крылечко казармы, сядет, задумается, подопрет щеку рукой и затянет ее высоким фальцетом. Слушаешь, и как-то душу надрывает. Голоса у нас были порядочные.
По праздникам, от обеда до девяти часов, я уходил гулять, а вечером сидел в трактире на Ямской улице; хозяин трактира, толстый и всегда потный человек, страшно любил пение, это знали певчие почти всех церковных
хоров и собирались у него; он угощал их за
песни водкой, пивом, чаем.
12-го августа. Дьякон Ахилла все давно что-то мурлычит. Недавно узнал, что это он вступил в польский
хор и поет у Кальярского, басом, польские
песни. Дал ему честное слово, что донесу о сем владыке; но простил, потому что вижу, что это учинено им по его всегдашнему легкомыслию.
Шубин предложил спеть
хором какую-нибудь русскую
песню и сам затянул: «Вниз по матушке…» Берсенев, Зоя и даже Анна Васильевна подхватили (Инсаров не умел петь), но вышла разноголосица; на третьем стихе певцы запутались, один Берсенев пытался продолжить басом: «Ничего в волнах не видно», — но тоже скоро сконфузился.
Блеск глаз, лукавая таинственность полумасок, отряды матросов, прокладывающих дорогу взмахами бутылок, ловя кого-то в толпе с хохотом и визгом; пьяные ораторы на тумбах, которых никто не слушал или сталкивал невзначай локтем; звон колокольчиков, кавалькады принцесс и гризеток, восседающих на атласных попонах породистых скакунов; скопления у дверей, где в тумане мелькали бешеные лица и сжатые кулаки; пьяные врастяжку на мостовой; трусливо пробирающиеся домой кошки; нежные голоса и хриплые возгласы;
песни и струны; звук поцелуя и
хоры криков вдали — таково было настроение Гель-Гью этого вечера.
На берегу запели, — странно запели. Сначала раздался контральто, — он пропел две-три ноты, и раздался другой голос, начавший
песню сначала, а первый всё лился впереди его… — третий, четвертый, пятый вступили в
песню в том же порядке. И вдруг ту же
песню, опять-таки сначала, запел
хор мужских голосов.
Хор любителей пел сербские
песни, оркестр играл сербские мотивы.
Полупьяный казак затянул
песню, и вся толпа гаркнула вслед за ним
хором.
Все гости походили на беснующихся; их буйное веселье, неистовые вопли, обезображенные вином лица — все согласовалось с отвратительным криком полупьяного
хора и гнусным содержанием развратных
песен.
Бубнов. У-у-ррр! Барбос! Бррю, брлю, брлю! Индюк! Не лай, не ворчи! Пей, гуляй, нос не вешай… Я — всех угощаю! Я, брат, угощать люблю! Кабы я был богатый… я бы… бесплатный трактир устроил! Ей-богу! С музыкой и чтобы
хор певцов… Приходи, пей, ешь, слушай
песни… отводи душу! Бедняк-человек… айда ко мне в бесплатный трактир! Сатин! Я бы… тебя бы… бери половину всех моих капиталов! Вот как!
Песню эту затянули еще, быть может, в далекой губернии, и вот понеслась она — понеслась дружным, неумолкаемым
хором и постепенно разливаясь мягкими волнами все дальше и дальше, до самой Нижегородской губернии, а там, подхваченная волжскими косарями, пойдет до самой Астрахани, до самого Каспийского моря!..
Под звуки ее юнкера пели
хором песни и плясали в минуту разгула. Гитара сделала Казакова первым биллиардным игроком.
Офицеры на радостях затеяли пирушку: самовар закипел, пошла попойка, явились песельники и грянули
хором авангардную
песню, сочиненную одним из наших воинов-поэтов.
Сначала веселый говор пробежал по толпе, смех,
песни, шутки, рассказы, всё сливалось в одну нестройную, неполную музыку, но скоро шум начал возрастать, возрастать, как грозное крещендо оркестра;
хор сделался согласнее, сильнее, выразительнее; о, какие
песни, какие речи, какие взоры, лица, телодвижения, буйные, вольные!
Бабы заведут
песню, да так ее кое-как и скомкают; то та отстанет от
хора, то другая — и бросят.
Когда пели тягучие, грустные
песни, казалось, что каменные стены трактиров сжимаются и душат, а когда
хор пел бойко, удало и пёстро одетые молодцы плясали — стены точно ветер колебал и раздувал.
Вот их перечень: 1) идиллия «Вечер 1780 г., ноября 8» (кн. I, ст. V); 2) две эпиграммы (ibid., ст. XXV); 3) «Гонор и Сальмира» (кн. II, ст. V); 4) «Послание к г. Чудихину» (ibid., ст. IX); 5) «Стихи, присланные от неизвестного» (ibid., ст. XII); 6) «Городская жизнь, подражание немецкому» (ibid., ст. XIV); 7) эпиграммы — 3 (кн. III, ст. V); 8) «Ода на злато» (ibid., ст. XI); 9) «Новые чудеса» (кн. IV, ст. I); 10) «Тирсис и роза» (ibid., ст. IV); 11) «Ответ на вопрос: что есть пиит» (ibid., ст. VII); 12) «Дружеская
песня» (ibid., ст. VIII); 13) эпиграммы — 4 (одна Дмитриева) (ibid., ст. IX); 14) басня «Неравен путь к возвышению» (кн. VI, ст. X); 15) «Сон» (ibid., ст. XIV); 16) басня «Зазнавшаяся мартышка» (кн. VII, ст. IV); 17) «
Хор на аллегорическое изображение России садом» (ibid., ст. XVI); 18) «Стихи к самому себе» (ibid., ст, XVII); 19) «На отъезд любовницы» (ibid, ст. XVIII); 20) басня «Заслуги свои часто измеряем несправедливо» (кн. VII, ст. VII); 21) «Слава» (кн. IX, ст. I); 22) эпиграммы — 3 (кн. IX, ст. III); 23) «На сочинения Финтакова», эпиграмма (ibid., ст. VII); 24) «Ее величеству Екатерине II» (кн. X, ст. I); 25) мадригал (ibid., ст. III) 26) «Стихи, присланные из Владимира» (ibid., ст. XVI); 27) эпитафия, присланная из Владимира (Р. И. Воронцову, отцу княгини Дашковой, ibid., ст. XVII); 28) «Притча» (кн. XI, ст. XII); 29) «Превращение форели» (ibid.
У Ипатовых в доме
хором пели русские
песни.
Пели первоначально: «В старину живали деды» [В старину живали деды… — начальные слова
песни М.Н.Загоскина (1789—1852) из либретто оперы А.Верстовского «Аскольдова могила».], потом «Лучинушку» и, наконец: «Мы живем среди полей и лесов дремучих» [Мы живем среди полей… — начальные слова
песни М.Н.Загоскина из либретто оперы А.Верстовского «Пан Твардовский».]; все это не совсем удавалось
хору, который, однако, весьма хорошо поладил на старинной, но прекрасной
песне: «В темном лесе, в темном лесе» и проч.
Самому партионному офицеру было их так жалко, что он, желая положить конец слезам, велел новым рекрутам запеть
песню, а когда они
хором стройно и громко затянули ими же сложенную
песню...
Как ни весело было, однако пирушке должен же быть конец. Уж вечерело, когда стали расходиться. Кто, придерживаясь к плетню, побрел к себе домой; кто помощию рук и ног соседей и своих собственных карабкался вон, сам не зная куда; кто присоединился к общей массе народа, толкавшейся с
песнями перед барскими
хоромами.
Иосаф вместе с
хором пел столь любезные ему
песни Дамаскина.
Ее гибкий, звучный, из самой груди выливавшийся контральто, ее улыбки во время пенья, смеющиеся, страстные глазки и ножка, шевелившаяся невольно в такт
песни, ее отчаянное вскрикиванье при начале
хора, — всё это задевало за какую-то звонкую, но редко задеваемую струну.
Хор птичьих голосов, заглушаемый соловьиными
песнями, поразил сначала мой слух, но я скоро забыл о нем.
Неверная! Где ты? Сквозь улицы сонные
Протянулась длинная цепь фонарей,
И, пара за парой, идут влюбленные,
Согретые светом любви своей.
Где же ты? Отчего за последней парою
Не вступить и нам в назначенный круг?
Я пойду бренчать печальной гитарою
Под окно, где ты пляшешь в
хоре подруг!
Нарумяню лицо мое, лунное, бледное,
Нарисую брови и усы приклею,
Слышишь ты, Коломбина, как сердце бедное
Тянет, тянет грустную
песню свою?
Спели
хором две студенческие
песни, а потом выделились трое; консерваторка Михайлова, у которой было хорошее сопрано, сам именинник, певший сильным и красивым басом, и еще один белокурый студент, тенор.
Марья головщица сильным грудным голосом завела унылую скитскую
песню. Другие белицы дружно покрыли ее
хором...
Минул час обеда, и загремела музыка, по трактирам запели
хоры московских песенников родные
песни; бешено заголосили и завизжали цыгане, на разные лады повели заморские
песни шведки, тирольки и разодетые в пух и прах арфистки, щедро рассыпая заманчивые улыбки каждому «гостю», особенно восточным человекам.