Неточные совпадения
— Знаете, иногда такое живет в сердце, — удивительное! Кажется, везде, куда ты ни придешь, — товарищи, все горят одним огнем, все веселые, добрые, славные. Без слов друг друга понимают… Живут все
хором, а каждое сердце поет свою
песню. Все
песни, как ручьи, бегут — льются в одну реку, и течет река широко и свободно в море светлых радостей новой жизни.
И вдруг голова толпы точно ударилась обо что-то, тело ее, не останавливаясь, покачнулось назад с тревожным тихим гулом.
Песня тоже вздрогнула, потом полилась быстрее, громче. И снова густая волна звуков опустилась, поползла назад. Голоса выпадали из
хора один за другим, раздавались отдельные возгласы, старавшиеся поднять
песню на прежнюю высоту, толкнуть ее вперед...
Вдруг
песня хором грянула // Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком, поют, // Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, // По сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
Заливаются исступленные флейты, ритмически мелькают в воздухе поднятые руки, изгибаются в плавной пляске тела, гремят
песни хора — то бешено-веселые, то полные отчаяния и ужаса.
Неточные совпадения
Потом свою вахлацкую, // Родную,
хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу в ней тьма тём, // А ни в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О время, время новое! // Ты тоже в
песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
Хозяйка не ответила. // Крестьяне, ради случаю, // По новой чарке выпили // И
хором песню грянули // Про шелковую плеточку. // Про мужнину родню.
Чумаков! начинай!» — Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую
песню, и все подхватили
хором:
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед
хора, рыжеватый юноша в пенсне на остром носу. — Долой безграмотные
песни! Из какой далекой страны собрались мы? Мы все — русские, и мы в столице нашей русской страны.
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал
хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной
песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал: