Неточные совпадения
Марья Ивановна быстро взглянула на него и догадалась, что
перед нею убийца ее родителей. Она закрыла
лицо обеими руками и
упала без чувств. Я кинулся к ней, но в эту минуту очень смело в комнату втерлась моя старинная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею барышнею. Пугачев вышел из светлицы, и мы трое сошли в гостиную.
Голова ее приподнялась, и по
лицу на минуту сверкнул луч гордости, почти счастья, но в ту же минуту она опять поникла головой. Сердце билось тоской
перед неизбежной разлукой, и нервы
упали опять. Его слова были прелюдией прощания.
У самих полномочных тоже голова всегда клонится долу: все они сидят с поникшими головами, по привычке, в свою очередь,
падать ниц
перед высшими
лицами.
Перед высшим
лицом японец быстро
падает на пол, садится на пятки и поклонится в землю.
Хиония Алексеевна произносила этот монолог
перед зеркалом, откуда на нее смотрело испитое, желтое
лицо с выражением хищной птицы, которой неожиданно
попала в лапы лакомая добыча. Погрозив себе пальцем, почтенная дама проговорила...
При сем слове Левко не мог уже более удержать своего гнева. Подошедши на три шага к нему, замахнулся он со всей силы, чтобы дать треуха, от которого незнакомец, несмотря на свою видимую крепость, не устоял бы, может быть, на месте; но в это время свет
пал на
лицо его, и Левко остолбенел, увидевши, что
перед ним стоял отец его. Невольное покачивание головою и легкий сквозь зубы свист одни только выразили его изумление. В стороне послышался шорох; Ганна поспешно влетела в хату, захлопнув за собою дверь.
Одиноко сидел в своей пещере
перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился в своей пещере. Уже сделал себе и дощатый гроб, в который ложился
спать вместо постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его
лицо.
Один раз, бродя между этими разноцветными, иногда золотом и серебром вышитыми, качающимися от ветра, висячими стенами или ширмами, забрел я нечаянно к тетушкину амбару, выстроенному почти середи двора,
перед ее окнами; ее девушка, толстая, белая и румяная Матрена, посаженная на крылечке для караула, крепко
спала, несмотря на то, что солнце пекло ей прямо в
лицо; около нее висело на сошках и лежало по крыльцу множество широких и тонких полотен и холстов, столового белья, мехов, шелковых материй, платьев и т. п.
Сенечка, напротив того, и
спал как-то не по-человечески: во-первых, на ночь умащал свое
лицо притираньями; во-вторых, проснувшись, целый час рассматривал, не вскочило ли где прыщика, потом целый час чистил ногти, потом целый час изучал
перед зеркалом различного рода улыбки, причем даже рот как-то на сторону выворачивал, словно выкидывал губами артикул.
Вот почему я, как друг, прошу и, как мать, внушаю: берегись этих людей! От них всякое покровительство на нас нисходит, а между прочим, и
напасть. Ежели же ты несомненно предвидишь, что такому
лицу в расставленную
перед ним сеть
попасть надлежит, то лучше об этом потихоньку его предварить и совета его спросить, как в этом случае поступить прикажет. Эти люди всегда таковые поступки помнят и ценят.
Она не топила печь, не варила себе обед и не пила чая, только поздно вечером съела кусок хлеба. И когда легла
спать — ей думалось, что никогда еще жизнь ее не была такой одинокой, голой. За последние годы она привыкла жить в постоянном ожидании чего-то важного, доброго. Вокруг нее шумно и бодро вертелась молодежь, и всегда
перед нею стояло серьезное
лицо сына, творца этой тревожной, но хорошей жизни. А вот нет его, и — ничего нет.
А Санин долго ходил по комнате и поздно лег
спать. Он предавался тем же жутким и сладким ощущениям, тому же радостному замиранию
перед новой жизнью. Санин был очень доволен тем, что возымел мысль пригласить на завтрашний день Эмиля; он походил
лицом на сестру. «Будет напоминать ее», — думалось Санину.
— Не помню, голубчик, не помню! — восклицал Иван Петрович и, нисколько не подумав, зачем нужна Сверстову какая-то справка о Тулузове, а также совершенно не сообразив, что учитель Тулузов и Тулузов, ныне ладящий
попасть в попечители гимназии, одно и то же
лицо, он обратился к сторожу, продолжавшему держать
перед ним шубу, и приказал тому...
Видел я в подвале, за столом, двух женщин — молодую и постарше; против них сидел длинноволосый гимназист и, размахивая рукой, читал им книгу. Молодая слушала, сурово нахмурив брови, откинувшись на спинку стула; а постарше — тоненькая и пышноволосая — вдруг закрыла
лицо ладонями, плечи у нее задрожали, гимназист отшвырнул книгу, а когда молоденькая, вскочив на ноги, убежала — он
упал на колени
перед той, пышноволосой, и стал целовать руки ее.
Это был тот, что подходил к кустам, заглядывая на лежавшего лозищанина. Человек без языка увидел его первый, поднявшись с земли от холода, от сырости, от тоски, которая гнала его с места. Он остановился
перед Ним, как вкопанный, невольно перекрестился и быстро побежал по дорожке, с
лицом, бледным, как полотно, с испуганными сумасшедшими глазами… Может быть, ему было жалко, а может быть, также он боялся
попасть в свидетели… Что он скажет, он, человек без языка, без паспорта, судьям этой проклятой стороны?..
Не спалось ему в эту ночь: звучали в памяти незнакомые слова, стучась в сердце, как озябшие птицы в стекло окна; чётко и ясно стояло
перед ним доброе
лицо женщины, а за стеною вздыхал ветер, тяжёлыми шматками
падал снег с крыши и деревьев, словно считая минуты, шлёпались капли воды, — оттепель была в ту ночь.
Она
упала перед иконой и, проливая ручьи горьких слез, приникла
лицом к грязному полу.
Стемнело; сад скрылся и стоял там, в темном одиночестве, так близко от нас. Мы сидели
перед домом, когда свет окна озарил Дика, нашего мажордома, человека на все руки. За ним шел, всматриваясь и улыбаясь, высокий человек в дорожном костюме. Его загоревшее, неясно знакомое
лицо попало в свет, и он сказал...
Заметив Боброва, Нина пустила лошадь галопом. Встречный ветер заставлял ее придерживать правой рукой
перед шляпы и наклонять вниз голову. Поравнявшись с Андреем Ильичем, она сразу осадила лошадь, и та остановилась, нетерпеливо переступая ногами, раздувая широкие, породистые ноздри и звучно перебирая зубами удила, с которых комьями
падала пена. От езды у Нины раскраснелось
лицо, и волосы, выбившиеся на висках из-под шляпы, откинулись назад длинными тонкими завитками.
Дуня откинула волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по
лицу ее, быстрым движением
передала старухе ребенка и, зарыдав еще громче,
упала отцу в ноги.
Дело было
перед последним моим экзаменом Я сел на порожке и читаю; вдруг, вижу я, за куртиной дядя стоит в своем белом парусинном халате на коленях и жарко молится: поднимет к небу руки, плачет,
упаде! в траву
лицом и опять молится, молится без конца Я очень любил дядю и очень ему верил и верю.
Позволив Gigot дохнуть
перед своим
лицом, княгиня говорила ему: «умник», и, дав ему поцеловать свою руку, отпускала его укладывать князей, с которыми и сам он должен был ложиться
спать в одно время.
Часов в двенадцать дня Елена ходила по небольшому залу на своей даче. Она была в совершенно распущенной блузе; прекрасные волосы ее все были сбиты, глаза горели каким-то лихорадочным огнем, хорошенькие ноздри ее раздувались, губы были пересохшие.
Перед ней сидела Елизавета Петровна с сконфуженным и оторопевшим
лицом; дочь вчера из парка приехала как сумасшедшая, не
спала целую ночь; потом все утро плакала, рыдала, так что Елизавета Петровна нашла нужным войти к ней в комнату.
Вот священник берет жениха и невесту за руки, чтоб обвести вокруг налоя… они идут… поровнялись с царскими вратами… остановились… вот начинают доканчивать круг… свет от лампады, висящей
перед Спасителем,
падает прямо на
лицо невесты…
Перед могилой Раиса вдруг зарыдала и
упала лицом на землю; однако скоро оправилась.
Она схватила его за руку и повлекла в комнату, где хрустальная лампада горела
перед образами, и луч ее сливался с лучом заходящего солнца на золотых окладах, усыпанных жемчугом и каменьями; —
перед иконой богоматери
упала Ольга на колени, спина и плечи ее отделяемы были бледнеющим светом зари от темных стен; а красноватый блеск дрожащей лампады озарял ее
лицо, вдохновенное, прекрасное, слишком прекрасное для чувств, которые бунтовали в груди ее...
Второй сын Яков, кругленький и румяный, был похож
лицом на мать. Он много и даже как будто с удовольствием плакал, а
перед тем, как пролить слёзы, пыхтел, надувая щёки, и тыкал кулаками в глаза свои. Он был труслив, много и жадно ел и, отяжелев от еды, или
спал или жаловался...
Но старик закрыл
лицо руками и
упал ниц
перед царем.
Юлия сначала с презрением улыбалась; потом в
лице ее появились какие-то кислые гримасы, и при последних словах Перепетуи Петровны она решительно не в состоянии была себя выдержать и, проговоря: «Сама дура!», — вышла в угольную,
упала на кресла и принялась рыдать, выгибаясь всем телом. Павел бросился к жене и стал даже
перед нею на колени, но она толкнула его так сильно, что он едва устоял на месте. Перепетуя Петровна, стоя в дверях, продолжала кричать...
Семенов открыл отяжелевшие веки, и в сизом тумане душной камеры
перед ним обрисовалось красное
лицо с горящими глазами. Кто-то сидел на нарах, обнявшись с пьяной простоволосой арестанткой, которая покачивалась и, нагло ухмыляясь по временам, заводила пьяную песню. Большинство арестантов
спало, но в центре камеры шла попойка. Увидев все это, Семенов тотчас же опять сомкнул глаза, и двоившееся сознание затуманилось. «Это был только сон», — думалось ему во сне об этой картине из действительности.
Но — и опять ужас
нападал на него: сказка воплощалась
перед ним в
лица и формы.
Наконец сновидения сделались его жизнию, и с этого времени вся жизнь его приняла странный оборот: он, можно сказать,
спал наяву и бодрствовал во сне. Если бы его кто-нибудь видел сидящим безмолвно
перед пустым столом или шедшим по улице, то, верно бы, принял его за лунатика или разрушенного крепкими напитками; взгляд его был вовсе без всякого значения, природная рассеянность, наконец, развилась и властительно изгоняла на
лице его все чувства, все движения. Он оживлялся только при наступлении ночи.
Я повернул лодку и сразу почувствовал, что ее колыхнуло сильнее, приподняло и в бока ударила торопливая, тревожная зыбь… Бежавший
перед тучею охлажденный ветер задул между горами, точно в трубе. От высокого берега донесся протяжный гул, в
лицо нам
попадала мелкая пыль водяных брызгов, между берегом и глазом неслась тонкая пелена, смывавшая очертания скал и ущелий…
Борис затихал. Но в самую последнюю минуту он вдруг быстро поднялся и сел на кровати; и в его широко раскрывшихся глазах показался безумный ужас. И когда он опять
упал на подушки и, глубоко вздохнув, вытянулся всем телом, точно он хотел потянуться
перед крепким длинным сном, — это выражение ужаса еще долго не сходило с его
лица.
А в два часа, когда от безделья он лег
спать, его разбудил женский визг, и
перед испуганными глазами встало окровавленное и страшное
лицо Марьи. Она задыхалась, рвала на себе уже разорванное мужем платье и бессмысленно кружилась по хате, тыкаясь в углы. Крику у нее уже не было, а только дикий визг, в котором трудно было разобрать слова.
После одной из таких поездок Степан, воротившись со степи, вышел со двора и пошел походить по берегу. В голове у него по обыкновению стоял туман, не было ни одной мысли, а в груди страшная тоска. Ночь была хорошая, тихая. Тонкие ароматы носились по воздуху и нежно заигрывали с его
лицом. Вспомнил Степан деревню, которая темнела за рекой,
перед его глазами. Вспомнил избу, огород, свою лошадь, скамью, на которой он
спал с своей Марьей и был так доволен… Ему стало невыразимо больно…
И вдруг взгляд её
упал на странную фигурку, стоявшую
перед окном, Это был мальчик лет двенадцати, смуглый, черноволосый, с лукаво бегающим во все стороны взором. Он смотрел во все глаза на Тасю и смеялся. Что-то неприятное и отталкивающее было в его
лице. Видя, что сидевшая на подоконнике девочка обратила на него внимание, он запустил руку в карман и, вытащив оттуда что-то серое и маленькое, посадил к себе на плечо. Тася увидела, что это был совсем ручной серенький мышонок.
Он
упал в кресло, подавленный своим бессилием
перед очарованием этого
лица и голоса.
Поутру следующего дня Тони прислала просить ее к себе, и все для нее объяснилось. Лорин был изуродован мятежниками в роковую ночь на 11-е января, на его
лице остался глубокий шрам, трех пальцев на одной руке недоставало. Володя
пал под вилою злодея, но
пал с честью, со славой, сохранив знамя полку. Все это рассказала Тони бедной своей подруге. Что чувствовала Лиза, услышав ужасную весть, можно себе вообразить! Но ей было теперь не до себя. Как
передать эту громовую, убийственную весть отцу?
Была глубокая ночь. Вдруг сквозь сон ему почудилось, что кто-то крадется к тому месту нар, где он
спал. Он старается проснуться. Вот кто-то уже около него. Ему слышно дыхание наклонившегося над ним человека. Он открывает глаза.
Перед ним стоит его новый товарищ и как-то блаженно улыбается. Огарок сальной свечки, который он держит в руках, освещает его исхудалое
лицо снизу.
В эту минуту в комнату вбежал Бернгард. Его черные волосы были в беспорядке и еще более оттеняли мертвенную бледность его
лица. Он
упал на колени
перед постелью любимой девушки и неотводно устремил на нее свой взгляд.
C трепетом святого восторга он схватил чертежи свои и изорвал их в мелкие лоскуты, потом, рыдая,
пал перед иконою божьей матери. Долго лежал он на полу, и, когда поднялся,
лицо его, казалось, просияло. Он обнимал своего молодого друга, целовал с нежностью сына, как человек, пришедший домой из дальнего, трудного путешествия. Перелом был силен, но он совершен. Голос веры сделал то, чего не могла сделать ни грозная власть князей, ни сила дружбы, ни убеждения рассудка.
Перед тем как ложиться
спать, я вышел в коридор, чтобы напиться воды. Когда я вернулся, мой сожитель стоял среди номера и испуганно глядел на меня.
Лицо его было бледно-серо, и на лбу блестел пот.
Ни одного живого существа не было в этой стороне, да и в доме все было тихо, как бы все обитатели его
спали мертвым сном. Вскоре началось тихое движение. Служители шепотом
передавали один другому весть, по-видимому приятную; улыбка показалась на всех
лицах, доселе мрачных: иные плакали, но видно было, что слезы их лились от радости.
— А
передать, — продолжала она, — недолго принять на душу грех смертный: и ты и я пропадем навеки. Теперь поставь снадобье на полку, а завтра возьмешь его с бережью, помолясь богу. Чай, вы у меня отведаете хлеба-соли да переночуете? Мороз так и воротит
лицо — долго ли до греха?
попадешь и под снежную пелену.
Мамон отвечал, что таинственное
лицо, которого он назвать не знает, читает в мыслях его, и
пал издали в ноги
перед грозным существом.
Княгиня Зоя, между тем, не
спала. Предстоящее унижение
перед Александриной леденило ей кровь и лишь восставшее в ее памяти виденное сегодня утром
лицо бесповоротно решившегося на самоубийство сына придавало ей силы.
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг
напали на него. Сильнее всех
напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Адраксин. Степан Степанович был в мундире, и от мундира ли или от других причин, Пьер увидал
перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившеюся старческою злобой на
лице, закричал на Пьера.
— Ну пускай
спит, — сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она
спит. Но Наташа не
спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного
лица прямо смотрела
перед собою. Всю эту ночь Наташа не
спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшею и подходившею к ней.
Во втором часу ночи Костылев прощается и, поправляя свои шекспировские воротники, уходит домой. Пейзажист остается ночевать у жанриста.
Перед тем, как ложиться
спать, Егор Саввич берет свечу и пробирается в кухню напиться воды. В узеньком, темном коридорчике, на сундуке сидит Катя и, сложив на коленях руки, глядит вверх. По ее бледному, замученному
лицу плавает блаженная улыбка, глаза блестят…