Неточные совпадения
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда в течение семи дней шесть градоначальниц вырывали друг у друга кормило правления, он с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной
партии к другой, причем так искусно заметал следы свои, что законная
власть ни минуты не сомневалась, что Козырь всегда оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
Он принадлежал к
партии народовольцев и был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать правительство так, чтобы оно само отказалось от
власти и призвало народ. С этой целью он ездил то в Петербург, то за границу, то в Киев, то в Одессу и везде имел успех. Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали, судили, продержали два года в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
И этими рабьими чувствами пользуются для своих целей и
власть и
партии.
Условливается это, конечно, отчасти старым знакомством, родственными отношениями, участием моим во всех ихних делах, наконец, установившеюся дружбой в такой мере, что ни один человек не приглянулся Полине без того, что б я не знал этого, и уж, конечно, она никогда не сделает такой
партии, которую бы я не опробовал; скажу даже больше: если б она, в отношении какого-нибудь человека, была ни то ни се, то и тут в моей
власти подлить масла на огонь — так?
Какая бы из этих
партий ни восторжествовала, для введения в жизнь своих порядков, так же как и для удержания
власти, она должна употребить не только все существующие средства насилия, но и придумать новые.
В крестьянской земле рабочая
партия мечтает о захвате
власти.
Мы видели, что Овэн мог обогатиться филантропией — и растратил свое состояние на бедных; мог сделаться другом и любимцем всех
партий — и ожесточил их все против себя; мог дойти до степеней известных — и вместо того потерял всякое уважение к себе в высшем обществе; мог получить в свою
власть целый край, отказавшись от одной из основных идей своих, — и не получил ничего, потому что прежде всего требовал от мексиканского правительства гарантий для свободы этой самой идеи.
Выяснить своими усилиями свое отношение к миру и держаться его, установить свое отношение к людям на основании вечного закона делания другому того, что хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе те дурные страсти, которые подчиняют нас
власти других людей, не быть ничьим господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать, ни ради страха, ни выгоды, не отступать от требований высшего закона своей совести, — всё это требует усилий; вообразить же себе, что установление известных порядков каким-то таинственным путем приведет всех людей, в том числе и меня, ко всякой справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий мысли, повторять то, что говорят все люди одной
партии, суетиться, спорить, лгать, притворяться, браниться, драться, — всё это делается само собой, для этого не нужно усилия.
И это социальное насилие над свободой совести совершается не только государством,
властью, внешней церковью, пользующейся органами государственной
власти, но и «общественным мнением», «общественным мнением» семьи, национальности, класса, сословия,
партии и пр.
Но парламентаризм с его господством
партий, стремящихся к
власти, применяет лживые средства для достижения целей во чтобы то ни стало и вместе с тем забывает эти цели и превращается в самоцель.
Плеханов восстает, главным образом, против идеи захвата
власти революционной социалистической
партией.
Диктатура пролетариата, т. е. диктатура коммунистической
партии, означает государственную
власть более сильную и деспотическую, чем в буржуазных государствах.
Коммунистическая
партия по своей структуре, по душевному складу своих адептов представляет что-то вроде атеистической секты, религиозной атеистической секты, захватывающей в свои руки
власть.
Советская
власть есть не только
власть коммунистической
партии, претендующей осуществить социальную правду, она есть также государство и имеет объективную природу всякого государства, она заинтересована в защите государства и в его экономическом развитии, без которого
власть может пасть.
— Какие там вопросы! Такая коммунистка, что просто замечательно. Сколько просветила темных людей! Я и сама темная была, как двенадцать часов осенью. А она мне раскрыла глаза, сагитировала, как помогать нашему государству. Другие, бывают, в
партию идут, чтобы пролезть, в глазах у них только одно выдвижение. А она вроде Ленина. Все так хорошо объясняет, — все поймешь: и о рабочей
власти, и о религии.
— А тогда что ж: мы, понимашь, вас зовем в колхозы не из своей головы, вас зовет советская
власть и
партия Векапе. Коли не идете, значит, вы против советской
власти. Ну, а уж этому не дивитесь: кто против советской
власти, тех она лишает голоса.
Этот-то Сестренцевич, имевший тоже при дворе свою, хотя небольшую,
партию, старался внушить государю поставить в делах католической церкви светскую
власть выше духовной, и иезуиты очень опасались, чтобы под этим влиянием государь не отказался от той защиты, которую он был, видимо, готов оказать его святейшеству папе, ордену мальтийских рыцарей и вообще христианству на Западе.
Тогда аббат Грубер и его
партия, в составе которой было, как мы знаем, не мало приближенных к государю лиц, начали стараться выставить митрополита до того забывшегося в упоении своей духовной
власти, что он осмеливался будто бы не подчиняться повелениям и указам императора.
Иезуитская
партия воспользовались такою резолюциею государя и начала осыпать митрополита укорами за то, что он своею податливостью допустил такое небывалое вмешательство светской
власти в дела, подлежащие исключительно ведению церкви.
Таким из всех был Алексей Григорьевич Разумовский. Искренно благочестивый, он, как малоросс, принадлежал к
партии автора «Камня Веры», сторонники которой были по большей части украинцы и белорусы. Призренный в младенчестве духовенством, возросший под крылом его в рядах придворных певчих, он взирал на него с чувством самой искренней и глубокой благодарности и был предан всем своим честным и любящим сердцем.
Власть гражданская сошлась с
властью духовною.
В России должно раздаться истинно свободное слово о том нравственном одичании и безобразии, до которого мы дошли, и слово это должно возвышаться над борьбой классов, групп и
партий, борьбой за интересы и за
власть, оно должно быть отражением Божественного Слова, на котором только и может быть обоснована святыня свободного слова и свободной мысли, ныне поруганная и раздавленная.
В воображении его революционная
партия везде торжествовала, правительственная
власть слабела и была вынуждена созвать собор.
Борьба
партий, парламенты, митинги, газеты, программы и платформы, агитации и демонстрации, борьба за
власть — все это не настоящая жизнь, не имеет отношения к содержанию и целям жизни, во всем этом трудно добраться до онтологического ядра.
Слова старца прозвучали как голос из иного мира, в котором нет «правых» и «левых», нет борьбы политических
партий за
власть и борьбы классов за свои материальные интересы.
То же самое и революционеры каких бы то ни было
партий, если они допускают убийство для достижения своих целей. Сколько бы ни говорили они о том, что, когда
власть будет в их руках, им не нужно будет употреблять тех средств насилия, которые они употребляют теперь, — поступки их столь же безнравственны и жестоки, как и действия правительств. И потому точно так же, как и злодейства правительств, производят такие страшные последствия: озлобления, озверения, развращения людей.
Люди этой
партии говорили и думали, что всё дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии, что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском, что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализирует 50 тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и
властью государя.