Неточные совпадения
Он был как будто один в целом мире; он
на цыпочках убегал от няни, осматривал всех, кто где спит; остановится и осмотрит пристально, как кто
очнется, плюнет и промычит что-то во сне; потом с замирающим сердцем взбегал
на галерею, обегал по скрипучим доскам кругом, лазил
на голубятню, забирался в глушь сада, слушал, как жужжит жук, и далеко следил глазами его
полет в воздухе; прислушивался, как кто-то все стрекочет в траве, искал и ловил нарушителей этой тишины; поймает стрекозу, оторвет ей крылья и смотрит, что из нее будет, или проткнет сквозь нее соломинку и следит, как она летает с этим прибавлением; с наслаждением, боясь дохнуть, наблюдает за пауком, как он сосет кровь пойманной мухи, как бедная жертва бьется и жужжит у него в лапах.
Когда я
очнулся, он уже сидел подле меня
на другом стуле, с которого тоже, вероятно, сбросил лохмотья
на пол, и пристально в меня всматривался.
Было ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она стояла у самой двери.
Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь страхи. В то же время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться у дверей, а потому, лежа у самого порога
на полу, чутко ждала моего возвращения и приподнялась
на мой первый стук.
Набежало множество тёмных людей без лиц. «Пожар!» — кричали они в один голос, опрокинувшись
на землю, помяв все кусты, цепляясь друг за друга, хватая Кожемякина горячими руками за лицо, за грудь, и помчались куда-то тесной толпою, так быстро, что остановилось сердце. Кожемякин закричал, вырываясь из крепких объятий горбатого Сени, вырвался, упал, ударясь головой, и —
очнулся сидя, опираясь о
пол руками, весь облепленный мухами, мокрый и задыхающийся.
В первый раз я
очнулся в дымной сакле. Я лежал
на полу на бурке и не мог пошевелиться — все болело. Седой черкес с ястребиным носом держал передо мной посудину и поил меня чем-то кислым, необыкновенно вкусным. Другой, помоложе, весь заросший волосами, что-то мне говорил. Я видел, что он шевелит губами, ласково смотрит
на меня, но я ничего не понимал и опять заснул или потерял сознание — сам не знаю.
Я плакал, ревел, как маленькое дитя, валялся по
полу, рвал
на себе волосы и едва не изорвал своих книг и тетрадей, и, конечно, только огорчение матери и кроткие увещания отца спасли меня от глупых, безумных поступков;
на другой день я как будто
очнулся, а
на третий мог уже заниматься и читать вслух моих любимых стихотворцев со вниманием и удовольствием;
на четвертый день я совершенно успокоился, и тогда только прояснилось лицо моего наставника.
Я не знаю, сколько времени я лежал без сознания. Когда я
очнулся, я не помнил ничего. То, что я лежал
на полу, то, что я видел сквозь какой-то странный сизый туман потолок, то, что я чувствовал, что в груди у меня есть что-то, мешающее мне двинуться и сказать слово, — все это не удивило меня. Казалось, что все это так и нужно для какого-то дела, которое нужно сделать и которого я никак не мог вспомнить.
Но все та же фантазия подхватила
на своем игривом
полете и старушку, и любопытных прохожих, и смеющуюся девочку, и мужичков, которые тут же вечеряют
на своих барках, запрудивших Фонтанку (положим, в это время по ней проходил наш герой), заткала шаловливо всех и все в свою канву, как мух в паутину, и с новым приобретением чудак уже вошел к себе в отрадную норку, уже сел за обед, уже давно отобедал и
очнулся только тогда, когда задумчивая и вечно печальная Матрена, которая ему прислуживает, уже все прибрала со стола и подала ему трубку,
очнулся и с удивлением вспомнил, что он уже совсем пообедал, решительно проглядев, как это сделалось.
Кто-то постучал снаружи в окно, над самой головой студента, который вздрогнул от неожиданности. Степан поднялся с
полу. Он долго стоял
на одном месте, чмокал губами и, точно жалея расстаться с дремотою, лениво чесал грудь и голову. Потом, сразу
очнувшись, он подошел к окну, прильнул к нему лицом и крикнул в темноту...
Очнулась я
на холодном
полу под окном.
Около самого Петербурга я словно
очнулась… Меня поразило серое, точно хмурящееся небо,
на котором скупо светило северное солнце, и воздух без аромата роз и азалий, и чахлые деревья, и голые
поля с пожелтевшею травою…
Ляхов
очнулся и поднялся
на ноги, бледный и дрожащий. Андрей Иванович сидел, свесив окровавленную голову, ерзал руками по
полу и старался вскочить.
— Все уныло копошатся в постылой жизни, и себе противны, и друг другу. Время назрело, и предтеч было много. Придет пророк с могучим словом и крикнет
на весь мир: «Люди!
Очнитесь же, оглянитесь кругом! Ведь жизнь-то хороша!» Как и Иезекииль
на мертвое
поле: «Кости сухия! Слушайте слово господне!»
Та продолжала метаться
на траве и рыдать. Наконец, Василий догадался, стал пригоршнями носить воду и
поливать на голову и грудь бедной девушки. Она
очнулась.
Спутник опять прикоснулся к голове царя, опять он потерял сознание и когда
очнулся, то увидал себя в небольшой комнате — это был пост, — где
на полу лежал труп человека с седеющей редкой бородой, горбатым носом и очень выпуклыми, закрытыми веками глазами, руки у него были раскинуты, ноги босые, с толстым, грязным большим пальцем, ступни под прямым углом торчали кверху.
Вот нахмурил царь брови черные
И навел
на него очи зоркие,
Словно ястреб взглянул с высоты небес
На младого голубя сизокрылого, —
Да не поднял глаз молодой боец.
Вот об землю царь стукнул палкою,
И дубовый
пол на полчетверти
Он железным пробил оконечником —
Да не вздрогнул и тут молодой боец.
Вот промолвил царь слово грозное, —
И
очнулся тогда добрый молодец.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он
очнулся на перевязочном пункте Бородинского
поля.
Долго ли, коротко ли он был в этом положении, царь не мог сообразить, но когда он
очнулся, он увидал себя в открытом
поле на широком рубеже.