— Попа-то Мирона не скоро возьмешь, — смеялся Арефа. — Он сам кого бы не освежевал. Вон какой он проворнящий поп… Как-то по зиме он вез на своей кобыле бревно из монастырского лесу, ну, кобыла и завязла в снегу, а поп Мирон вместе с бревном ее выволок. Этакого-то зверя не скоро возьмешь. Да и Герасим с ним тоже
охулки на руку не положит, даром што иноческий чин хочет принять. Два медведя, одним словом.
— Уж и вор… Просто себя не забывает,
охулки на руку не кладет около хозяйского добра… Да где их взять таких-то, которые бы его соблюдали? Таких, Максимушка, нет, и, по-моему, задать ему нагоняй как следствуст, пугнуть хорошенько, он на время и приостановится…
Неточные совпадения
Встречались, конечно, и другие, которые в этом смысле
не клали охулки на руку, но опять-таки они делали это умненько, с толком (такой образ действия в старину назывался «благоразумной экономией»), а
не без пути, как Савельцев.
Мы тоже с матушкой
на свою
руку охулки не положим»…
— Бог весть!
не узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти волка поймати; а Пожарский
не из простых воевод: хитер и
на руку охулки не положит. Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву, что тогда с нами будет? Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех, так нам обоим жутко придется. А как будем при Хоткевиче, то, какова ни мера, плохо пришло — в Польшу уедем и если
не здесь, так там будем в чести.
Да и Гаврюшка с Стрельниковым (уж
на что верные люди!)
не клали охулки на руку, особливо с тех пор, как Гаврюшка женился
на Прокоповой мамзели, а Иуда Стрельников вступил с нею в секретную любовную связь.
Прочие гости тоже
не положили охулки на руку.
Коли знает, бывало, что начальство про дела его сведать может, — за правду горой, и мужика в обиду
не даст; а коль можно втихомолку попользоваться —
на руку охулки не положит.
Антип Антипыч. (Один. Мигает глазом). Экий вор мужик-то! Тонкая бестия. Ведь каким Лазарем прикинется! Вишь ты, Сенька виноват. А уж что, брат, толковать: просто
на старости блажь пришла. Что ж, мы с нашим удовольствием! Ничего, можно-с! Только, Парамон Ферапонтыч, насчет приданого-то, кто кого обманет — дело темное-с! Мы тоже с матушкой-то
на свою
руку охулки не положим… (Уходит).
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех
на уме, что, ежели складочные деньги попадут к Орошину,
охулки на руку он
не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и
не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех
не поставит зажилить чужую копейку.
— Ничего. Полегоньку стали расторговываться, — отвечает Марко Данилыч, разрезывая окорочо́к белоснежного московского поросенка. — Сушь почти всю продали, цены подходящие, двинулась и коренная.
На нее цены так себе. Икра будет дорога. Орошин почти всю скупил, а он
охулки нá
руку не положит, такую цену заворотит, что
на Масленице по всей России ешь блины без икры. Бедовый!..
Не один год вырубал он десятин по сотне и сплавлял лес
на пристани свою и нижегородскую; к тому ж и Корней Евстигнеич, будучи
на Унже,
не клал охулки на руку, а все-таки Никифор Захарыч, распродавши дачи по участкам, выручил денег больше, чем заплатил Марко Данилыч при покупке леса.
Небось! В них
не будет недостатка. Первый Низовьев уже весь охвачен старческим безумием. Она
не положит охулки на руку. Если его парижская любовница — графиня — стоила ему два миллиона франков, то
на нее уйдут все его
не проданные еще лесные угодья, покрывающие десятки тысяч десятин по Волге, Унже, Ветлуге, Каме!
Между тем, в ожидании свадьбы Кульковского,
на которой и цыгане должны были действовать в числе трехсот разноплеменных гостей (надобно пояснить себе, что происшествия, нами рассказанные с начала романа, случились в течение двух-трех недель), товарищ Мариулы коновалил, торговал лошадьми, вставлял им зубы, слепых делал зрячими, старых молодыми и, где удавалось,
не клал охулки на руку.
— Я буду работать этим кинжалом в отряде пана Владислава, если он пожертвует его мне, — зыкнул Волк, — и
не положу охулки на руку.