Неточные совпадения
Стародум(приметя всех смятение). Что
это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю
место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно
от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а
это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать:
от сих
мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
— И будучи я приведен
от тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол,
это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и
места другого, кроме как у чертовой матери, для нас не нашли?
— Ну, про
это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает
место члена
от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только делать там нечего — что ж, Долли,
это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, — он вам докажет, что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить в пользу восьми тысяч.
Это было одно из тех
мест, которых теперь, всех размеров,
от 1000 до 50 000 в год жалованья, стало больше, чем прежде было теплых взяточных
мест;
это было
место члена
от комиссии соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно — железных дорог и банковых учреждений.
Теперь Алексей Александрович намерен был требовать: во-первых, чтобы составлена была новая комиссия, которой поручено бы было исследовать на
месте состояние инородцев; во-вторых, если окажется, что положение инородцев действительно таково, каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных, то чтобы была назначена еще другая новая ученая комиссия для исследования причин
этого безотрадного положения инородцев с точек зрения: а) политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д) материальной и е) религиозной; в-третьих, чтобы были затребованы
от враждебного министерства сведения о тех мерах, которые были в последнее десятилетие приняты
этим министерством для предотвращения тех невыгодных условий, в которых ныне находятся инородцы, и в-четвертых, наконец, чтобы было потребовано
от министерства объяснение о том, почему оно, как видно из доставленных в комитет сведений за №№ 17015 и 18308,
от 5 декабря 1863 года и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и органического закона, т…, ст. 18, и примечание в статье 36.
Левин уже давно сделал замечание, что, когда с людьми бывает неловко
от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо
от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, что
это случится и с братом. И, действительно, кротости брата Николая хватило не надолго. Он с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые больные
места.
Одно время, читая Шопенгауера, он подставил на
место его воли — любовь, и
эта новая философия дня на два, пока он не отстранился
от нее, утешала его; но она точно так же завалилась, когда он потом из жизни взглянул на нее, и оказалась кисейною, негреющею одеждой.
— Вот оно, из послания Апостола Иакова, — сказал Алексей Александрович, с некоторым упреком обращаясь к Лидии Ивановне, очевидно как о деле, о котором они не раз уже говорили. — Сколько вреда сделало ложное толкование
этого места! Ничто так не отталкивает
от веры, как
это толкование. «У меня нет дел, я не могу верить», тогда как
это нигде не сказано. А сказано обратное.
― Нет! ― закричал он своим пискливым голосом, который поднялся теперь еще нотой выше обыкновенного, и, схватив своими большими пальцами ее за руку так сильно, что красные следы остались на ней
от браслета, который он прижал, насильно посадил ее на
место. ― Подлость? Если вы хотите употребить
это слово, то подлость ―
это. бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!
―
Это Яшвин, ― отвечал Туровцыну Вронский и присел на освободившееся подле них
место. Выпив предложенный бокал, он спросил бутылку. Под влиянием ли клубного впечатления или выпитого вина Левин разговорился с Вронским о лучшей породе скота и был очень рад, что не чувствует никакой враждебности к
этому человеку. Он даже сказал ему между прочим, что слышал
от жены, что она встретила его у княгини Марьи Борисовны.
Место это давало
от семи до десяти тысяч в год, и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казенного
места. Оно зависело
от двух министерств,
от одной дамы и
от двух Евреев, и всех
этих людей, хотя они были уже подготовлены, Степану Аркадьичу нужно было видеть в Петербурге. Кроме того, Степан Аркадьич обещал сестре Анне добиться
от Каренина решительного ответа о разводе. И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал в Петербург.
Одна мысль
эта так раздражала Алексея Александровича, что, только представив себе
это, он замычал
от внутренней боли и приподнялся и переменил
место в карете и долго после того, нахмуренный, завертывал свои зябкие и костлявые ноги пушистым пледом.
Это было у
места, потому что Фемистоклюс укусил за ухо Алкида, и Алкид, зажмурив глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом, но, почувствовав, что за
это легко можно было лишиться блюда, привел рот в прежнее положение и начал со слезами грызть баранью кость,
от которой у него обе щеки лоснились жиром.
— Вот смотрите, в
этом месте уже начинаются его земли, — говорил Платонов, указывая на поля. — Вы увидите тотчас отличье
от других. Кучер, здесь возьмешь дорогу налево. Видите ли
этот молодник-лес?
Это — сеяный. У другого в пятнадцать лет не поднялся <бы> так, а у него в восемь вырос. Смотрите, вот лес и кончился. Начались уже хлеба; а через пятьдесят десятин опять будет лес, тоже сеяный, а там опять. Смотрите на хлеба, во сколько раз они гуще, чем у другого.
— Нет, Платон Михайлович, — сказал Хлобуев, вздохнувши и сжавши крепко его руку, — не гожусь я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит
от прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды мне! Что разорять казну! И без того теперь завелось много служащих ради доходных
мест. Храни бог, чтобы из-за меня, из-за доставки мне жалованья прибавлены были подати на бедное сословие: и без того ему трудно при
этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович, бог с ним.
Во дни веселий и желаний
Я был
от балов без ума:
Верней нет
места для признаний
И для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то… не то, избави Боже!
Я
это потому пишу,
Что уж давно я не грешу.
Я выделывал ногами самые забавные штуки: то, подражая лошади, бежал маленькой рысцой, гордо поднимая ноги, то топотал ими на
месте, как баран, который сердится на собаку, при
этом хохотал
от души и нисколько не заботился о том, какое впечатление произвожу на зрителей, Сонечка тоже не переставала смеяться: она смеялась тому, что мы кружились, взявшись рука за руку, хохотала, глядя на какого-то старого барина, который, медленно поднимая ноги, перешагнул через платок, показывая вид, что ему было очень трудно
это сделать, и помирала со смеху, когда я вспрыгивал чуть не до потолка, чтобы показать свою ловкость.
Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в
это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того
места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает
от меня.
Долго бессмысленно смотрел я в книгу диалогов, но
от слез, набиравшихся мне в глаза при мысли о предстоящей разлуке, не мог читать; когда же пришло время говорить их Карлу Иванычу, который, зажмурившись, слушал меня (
это был дурной признак), именно на том
месте, где один говорит: «Wo kommen Sie her?», [Откуда вы идете? (нем.)] а другой отвечает: «Ich komme vom Kaffe-Hause», [Я иду из кофейни (нем.).] — я не мог более удерживать слез и
от рыданий не мог произнести: «Haben Sie die Zeitung nicht gelesen?» [Вы не читали газеты? (нем.)]
Чрез три дни после
этого они были уже недалеко
от места, бывшего предметом их поездки.
— Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, — бормотал Порфирий Петрович, похаживая взад и вперед около стола, но как-то без всякой цели, как бы кидаясь то к окну, то к бюро, то опять к столу, то избегая подозрительного взгляда Раскольникова, то вдруг сам останавливаясь на
месте и глядя на него прямо в упор. Чрезвычайно странною казалась при
этом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик, катавшийся в разные стороны и тотчас отскакивавший
от всех стен и углов.
Действительно, все было приготовлено на славу: стол был накрыт даже довольно чисто, посуда, вилки, ножи, рюмки, стаканы, чашки, все
это, конечно, было сборное, разнофасонное и разнокалиберное,
от разных жильцов, но все было к известному часу на своем
месте, и Амалия Ивановна, чувствуя, что отлично исполнила дело, встретила возвратившихся даже с некоторою гордостию, вся разодетая, в чепце с новыми траурными лентами и в черном платье.
Там, в самом углу, внизу, в одном
месте были разодраны отставшие
от стены обои: тотчас же начал он все запихивать в
эту дыру, под бумагу: «Вошло!
Наконец, пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и во всяком случае удобнее, а главное —
от здешних
мест дальше. И удивился он вдруг: как
это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных
местах, а
этого не мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал
это. Решительно надо было спешить!
—
Это откуда? — крикнул он ей через комнату. Она стояла все на том же
месте, в трех шагах
от стола.
—
Это по делу о взыскании с них денег, сстудента, — заторопился письмоводитель, отрываясь
от бумаги. — Вот-с! — и он перекинул Раскольникову тетрадь, указав в ней
место, — прочтите!
Немая и мягонькая, точно кошка, жена писателя вечерами непрерывно разливала чай. Каждый год она была беременна, и раньше
это отталкивало Клима
от нее, возбуждая в нем чувство брезгливости; он был согласен с Лидией, которая резко сказала, что в беременных женщинах есть что-то грязное. Но теперь, после того как он увидел ее голые колени и лицо, пьяное
от радости,
эта женщина, однообразно ласково улыбавшаяся всем, будила любопытство, в котором уже не было
места брезгливости.
Практика судебного оратора достаточно хорошо научила Клима Ивановича Самгина обходить опасные
места, удаляясь
от них в сторону. Он был достаточно начитан для того, чтоб легко наполнять любой термин именно тем содержанием, которого требует день и минута. И, наконец, он твердо знал, что люди всегда безграмотнее тех мыслей и фраз, которыми они оперируют, — он знал
это потому, что весьма часто сам чувствовал себя таким.
— Карено, герой трилогии Гамсуна, анархист, ницшеанец, последователь идей Ибсена, очень легко отказался
от всего
этого ради
места в стортинге. И, знаете, тут не столько идеи, как примеры… Франция, батенька, Франция, где властвуют правоведы, юристы…
— Учеными доказано, что бог зависит
от климата,
от погоды. Где климаты ровные, там и бог добрый, а в жарких, в холодных
местах — бог жестокий.
Это надо понять. Сегодня об
этом поучения не будет.
Самгин, видя, что
этот человек прочно занял его
место, — ушел; для того, чтоб покинуть собрание, он — как ему казалось — всегда находил момент, который должен был вызвать в людях сожаление: вот уходит
от нас человек, не сказавший главного, что он знает.
Самгин задумался о человеке, который слепнет в
этом городе, вероятно, чужом ему, как иностранцу, представил себя на его
месте и сжался, точно
от холода.
Самгин не впервые сидел в
этом храме московского кулинарного искусства, ему нравилось бывать здесь, вслушиваться в разноголосый говор солидных людей, ему казалось, что, хмельные
от сытости, они, вероятно, здесь более откровенны, чем где-либо в другом
месте.
Это был высокий старик в шапке волос, курчавых, точно овчина, грязно-серая борода обросла его лицо
от глаз до шеи, сизая шишка носа едва заметна на лице, рта совсем не видно, а на
месте глаз тускло светятся осколки мутных стекол.
Анфиса. Правда! (Читает.) «Кажется,
этого довольно. Больше я ждать не могу. Из любви к вам я решаюсь избавить вас
от неволи; теперь все зависит
от вас. Если хотите, чтоб мы оба были счастливы, сегодня, когда стемнеет и ваши улягутся спать, что произойдет, вероятно, не позже девятого часа, выходите в сад. В переулке, сзади вашего сада, я буду ожидать вас с коляской. Забор вашего сада, который выходит в переулок, в одном
месте плох…»
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum [видимость (лат.).] неизбежных приличий, лишь бы отделаться
от них. Обломов хлопотал, конечно, только об
этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы
этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево
местами отстало.
— Я кланялся
от тебя Бичурину, — заговорил Андрей опять, — ведь он влюблен в тебя, так авось утешится хоть
этим немного, что пшеница его не поспеет на
место в срок.
Она вздрогнула и онемела на
месте. Потом машинально опустилась в кресло и, наклонив голову, не поднимая глаз, сидела в мучительном положении. Ей хотелось бы быть в
это время за сто верст
от того
места.
Способный
от природы мальчик в три года прошел латынскую грамматику и синтаксис и начал было разбирать Корнелия Непота, но отец решил, что довольно и того, что он знал, что уж и
эти познания дают ему огромное преимущество над старым поколением и что, наконец, дальнейшие занятия могут, пожалуй, повредить службе в присутственных
местах.
— Dieu sait! [Бог его знает! (фр.)] — отвечал другой, и все разошлись по
местам. Но Обломов потерялся
от этого ничтожного разговора.
Если Ольге приходилось иногда раздумываться над Обломовым, над своей любовью к нему, если
от этой любви оставалось праздное время и праздное
место в сердце, если вопросы ее не все находили полный и всегда готовый ответ в его голове и воля его молчала на призыв ее воли, и на ее бодрость и трепетанье жизни он отвечал только неподвижно-страстным взглядом, — она впадала в тягостную задумчивость: что-то холодное, как змея, вползало в сердце, отрезвляло ее
от мечты, и теплый, сказочный мир любви превращался в какой-то осенний день, когда все предметы кажутся в сером цвете.
— Приезжает ко мне старушка в состоянии самой трогательной и острой горести: во-первых, настает Рождество; во-вторых, из дому пишут, что дом на сих же днях поступает в продажу; и в-третьих, она встретила своего должника под руку с дамой и погналась за ними, и даже схватила его за рукав, и взывала к содействию публики, крича со слезами: «Боже мой, он мне должен!» Но
это повело только к тому, что ее
от должника с его дамою отвлекли, а привлекли к ответственности за нарушение тишины и порядка в людном
месте.
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный, воротился домой
от проклятого
места. А между тем
эта дичь леса манила его к себе, в таинственную темноту, к обрыву, с которого вид был хорош на Волгу и оба ее берега.
Райский поверял наблюдением над ним все, что слышал
от Веры — и все оправдывалось, подтверждалось — и анализ Райского, так услужливо разоблачавший ему всякие загадочные или прикрытые лоском и краской стороны, должен был уступить
место естественному влечению к
этой простой, открытой личности, где не было почти никакого «лоска» и никакой «краски».
А она, отворотясь
от этого сухого взгляда, обойдет сзади стула и вдруг нагнется к нему и близко взглянет ему в лицо, положит на плечо руки или нежно щипнет его за ухо — и вдруг остановится на
месте, оцепенеет, смотрит в сторону глубоко-задумчиво, или в землю, точно перемогает себя, или — может быть — вспоминает лучшие дни, Райского-юношу, потом вздохнет, очнется — и опять к нему…
Райскому стало легче уже
от одного намерения переменить
место и обстановку. Что-то постороннее Вере, как облако, стало между ним и ею. Давно бы так, и
это глупейшее состояние кончилось бы!
— Помилуй, Леонтий; ты ничего не делаешь для своего времени, ты пятишься, как рак. Оставим римлян и греков — они сделали свое. Будем же делать и мы, чтоб разбудить
это (он указал вокруг на спящие улицы, сады и дома). Будем превращать
эти обширные кладбища в жилые
места, встряхивать спящие умы
от застоя!
— Мы не договорились до главного — и, когда договоримся, тогда я не отскочу
от вашей ласки и не убегу из
этих мест… Я бы не бежал
от этой Веры,
от вас. Но вы навязываете мне другую… Если у меня ее нет: что мне делать — решайте, говорите, Вера!
Он перебирал каждый ее шаг, как судебный следователь, и то дрожал
от радости, то впадал в уныние и выходил из омута
этого анализа ни безнадежнее, ни увереннее, чем был прежде, а все с той же мучительной неизвестностью, как купающийся человек, который, думая, что нырнул далеко, выплывает опять на прежнем
месте.