Неточные совпадения
И хотя очевидно, что материализм столь грубый не мог продолжительное время питать общество, но в качестве новинки он нравился и даже
опьянял.
— Из-за голубей потерял, — говорил он, облокотясь на стол, запустив пальцы в растрепанные волосы, отчего голова стала уродливо огромной, а лицо — меньше. — Хорошая женщина, надо сказать, но, знаете, у нее — эти общественные инстинкты и все такое, а меня это не
опьяняет…
— Да! Великое безумно, как бог. Великое
опьяняет. Разумно — что? Настоящее, да?
В словах ее он чувствовал столько пьяного счастья, что они
опьяняли и его, возбуждая желание обнять и целовать невидимое ее тело.
Клим понял, что Варавка не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно взглянул на мать, но не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину. Пришел Ржига, за ним — адвокат, почти до полуночи они и мать прекрасно играли, музыка
опьянила Клима умилением, еще не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь с матерью, он поцеловал руку ее, то, повинуясь силе какого-то нового чувства к ней, прошептал...
Густой запах цветов
опьянял, и Климу казалось, что, кружась по дорожке сада, он куда-то уходит от себя.
«Глупо. Но вспоминать — не значит выдумывать. Книга — реальность, ею можно убить муху, ее можно швырнуть в голову автора. Она способна
опьянять, как вино и женщина».
В тесной комнатке, ничем не отличавшейся от прежней, знакомой Климу, он провел у нее часа четыре. Целовала она как будто жарче, голоднее, чем раньше, но ласки ее не могли
опьянить Клима настолько, чтоб он забыл о том, что хотел узнать. И, пользуясь моментом ее усталости, он, издали подходя к желаемому, спросил ее о том, что никогда не интересовало его...
Зачем она встретилась именно со мной, неустоявшимся тогда? Она могла быть счастливой, она была достойна счастья. Печальное прошедшее ушло, новая жизнь любви, гармонии была так возможна для нее! Бедная, бедная Р.! Виноват ли я, что это облако любви, так непреодолимо набежавшее на меня, дохнуло так горячо,
опьянило, увлекло и разнеслось потом?
Характерно, что меня никогда не
опьяняло вино.
Аристократическая обстановка богатого барского дома совсем
опьянила увлекающуюся натуру Прозорова, тем более что для сравнения с ней вставало собственное полунищенское существование.
— Я? Я не воровка, врешь! — крикнула она всею грудью, и все перед нею закружилось в вихре ее возмущения,
опьяняя сердце горечью обиды. Она рванула чемодан, и он открылся.
Я курил много; табак,
опьяняя, притуплял беспокойные мысли, тревожные чувства. Водка, к счастью моему, возбуждала у меня отвращение своим запахом и вкусом, а Павел пил охотно и, напившись, жалобно плакал...
Насмешки нимало не задевали кровельщика, его скуластое лицо становилось сонным, он говорил, точно в бреду, сладкие слова текли пьяным потоком и заметно
опьяняли женщин. Наконец какая-нибудь постарше говорила удивленно подругам...
Она притянула к себе Сашу и принялась расстегивать его блузу. Саша отбивался, цепляясь за ее руки. Лицо его делалось испуганным, и, подобный испугу, стыд охватил его. И от этого он словно вдруг ослабел. Людмила сдвинула брови и решительно раздевала его. Сняла пояс, кое-как стащила блузу. Саша отбивался все отчаяннее. Они возились, кружились по горнице, натыкались на столы и стулья. Пряное благоухание веяло от Людмилы,
опьяняло Сашу и обессиливало его.
Жужжали пчелы, звук этот вливался в грудь, в голову и,
опьяняя, вызывал неожиданные мысли.
— Вы кружитесь, как сор на перекрестке ветреным днём, вас это кружение
опьяняет, а я стою в стороне и вижу…
Опьяняла вся обстановка: шум голосов, пение, табачный дым.
Чрезмерное количество выпитого сегодня вина не
опьянило Андрея Ильича, но действие его выразилось р необычайном подъеме энергии, в нетерпеливой и болезненной жажде движения… Сильный озноб потрясал его тело, зубы так сильно стучали, что приходилось крепко стискивать челюсти, мысль работала быстро, ярко и беспорядочно, как в горячке. Андрей Ильич, незаметно для самого себя, то разговаривал вслух, то стонал, то громко и отрывисто смеялся, между тем как вальцы его сами собой крепко сжимались в кулаки.
Разрастаясь да разрастаясь, этот шум постепенно
опьянил самих земцев.
Музыка, рассказ о театре, смех и говор празднично одетой толпы людей, весеннее небо, пропитанное солнцем, —
опьяняло Климкова. Он смотрел на Якова, с удивлением думая...
Смеялся и Саша: и его
опьянила погоня.
Солёненький — её любимое ласкательное словечко, она произносила его только в минуты исключительно сильного возбуждения, и оно всегда
опьяняло Якова до какого-то сладостного и нежного зверства. Так случилось и в эту минуту; он мял, щипал, целовал её и бормотал, задыхаясь...
Воображенью дать лишь стоит волю,
Оно меня на крыльях унесет,
Минутной верой мне наполнит душу,
Искусственной любовью
опьянит;
Красноречиво жгучие слова
Из уст польются; как актер на сцене,
Я непритворно в роль мою войду
И до развязки сам себе поверю.
Торопливо горят звёзды, чтобы до восхода солнца показать всю красоту свою;
опьяняет, ласкает тебя любовь и сон, и сквозь душу твою жарко проходит светлый луч надежды: где-то есть прекрасный бог!
— Нет, это невозможно! — проговорил он, как бы в отчаянии. — Последняя его вещь истомила меня,
опьянила! Но я боюсь, что вы останетесь к ней равнодушны. Чтоб она увлекла вас, надо ее смаковать, медленно выжимать сок из каждой строчки, пить… Надо ее пить!
Я чувствовал себя лишним на этом празднике примирения, он становился все менее приятен, — пиво быстро
опьяняло людей, уже хорошо выпивших водки, они все более восторженно смотрели собачьими глазами в медное лицо хозяина, — оно и мне казалось в этот час необычным: зеленый глаз смотрел мягко, доверчиво и грустно.
В памяти Бурмистрова мигали жадные глаза горожан, все они смотрели па него снизу вверх, и было в них что-то подобное огонькам восковых свеч в церкви пред образом. Играло в груди человека долгожданное чувство, —
опьяняя, усиливало тоскливую жажду суеты, шума, движения людей…
Где умом возьмет, а где умом не возьмет, красой затуманит, черным глазом ум
опьянит, — краса силу ломит; и железное сердце, да пополам распаяется!
Его не спасти! Ему смерть суждена!
Влечёт его тёмная сила!
Дыханьем своим молодая весна,
Знать, разум его
опьянила!
Чудотворная сила жизни
опьяняет, как благороднейшее вино.
Перечитал я написанное вчера… Меня
опьянили яркое утро, запах леса, это радостное, молодое лицо; я смотрел вчера на Наташу и думал: так будет выглядеть она, когда полюбит. Тут была теперь не любовь, тут было нечто другое; но мне не хотелось об этом думать, мне только хотелось, чтоб подольше на меня смотрели так эти сиявшие счастьем глаза. Теперь мне досадно, и злость берет: к чему все это было? Я одного лишь хочу здесь, — отдохнуть, ни о чем не думать. А Наташа стоит передо мною, — верящая, ожидающая.
Токарев после всего вчерашнего чувствовал себя, как в похмелье. Что это произошло? И разговоры Сергея, и признания Варвары Васильевны, и припадок Сергея — все сплошь представлялось невероятно диким и больным кошмаром. И собственные его откровенности с Варварой Васильевной, — он как будто высказал их в каком-то опьянении, и было стыдно. Что могло его так
опьянить? Неожиданная откровенность Варвары Васильевны? Этот странный гул сада, который напрягал нервы и располагал к чему-то необычному, особенному?
Опьяняло душу это наслаждение быстрого, беструдного и слитного кружения, похожего на совместный полет в ритмически-колеблющихся, музыкальных пространствах.
Диалектика идеи у Достоевского
опьяняет, но в опьянении этом острота мысли не угасает, мысль достигает последней остроты.
Прошли снизу, тоже с кувшинами на головах, приземистый Стенька Верхотин и Таня Комкова. В их глазах был блеск той же самопричинной радости, которая
опьяняла Борьку. Стенька, не поворачивая головы, на ходу бросил ему...