— Ах, не делайте этого! Пожалейте себя… Вы такой… славный!.. Есть в вас что-то особенное, — что? Не знаю! Но это чувствуется… И мне кажется, вам будет ужасно трудно жить… Я уверена, что вы не пойдете
обычным путем людей вашего круга… нет! Вам не может быть приятна жизнь, целиком посвященная погоне за рублем… о, нет! Я знаю, — вам хочется чего-то иного… да?
А между тем ночь бежала и убегала своим
обычным путем, и мир начинал пробуждаться. Жизнь тихо, неслышно, но неуклонно прокрадывалась на маленький дворик. Сначала темная крышка, плотно надвинувшаяся сверху, стала будто приподыматься. Дыхание утра легко развеяло сумрачную серую тьму ночи… Небо засинело, стало прозрачнее, взгляд молодого человека уходил все дальше и дальше ввысь. Мир сверху раздвигался, маня синим простором.
Неточные совпадения
Вечером я подсчитал броды. На протяжении 15 км мы сделали 32 брода, не считая сплошного хода по ущелью. Ночью небо опять затянуло тучами, а перед рассветом пошел мелкий и частый дождь. Утром мы встали раньше
обычного, поели немного, напились чаю и тронулись в
путь. Первые 6 км мы шли больше по воде, чем по суше.
Слово «картун», вероятно «гао-ли-тунь», означает «корейский поселок». Рассказывают, что здесь в протоках раньше добывали много жемчуга. По другому толкованию «картун» означает «ворота». Действительно, на западе за Картуном долина опять суживается. С левой стороны к реке подходят горы Хынхуто [Хен-ху-дао —
обычный тигровый
путь.], а справа длинный отрог Вамбалазы.
— В чем же тут для вас вопрос? — проговорил он. — Предоставьте этой девице — весьма, как мне кажется, нервно-духовной субстанции — идти нашим
обычным религиозным
путем.
В этих внутренних собеседованиях с самим собою, как ни запутано было их содержание, замечалось даже что-то похожее на пробуждение совести. Но представлялся вопрос: пойдет ли Иудушка дальше по этому
пути, или же пустомыслие и тут сослужит ему
обычную службу и представит новую лазейку, благодаря которой он, как и всегда, успеет выйти сухим из воды?
Крестит дрожащими перстами
Мечтой взволнованную грудь
И молча скорыми шагами
Обычный продолжает
путь. //..........
Он радушно протянул мне руку с своим
обычным восклицанием: «А!», но не останавливаясь на дороге и продолжая довольно спешным шагом
путь.
— Девку выкрали! — спокойно промолвит прохожий и пойдет своим
путем, не думая больше о встрече. Дело
обычное. Кто в лесах за Волгой свадеб уходом не видывал?..
Пускай лентяи и рабы
Идут
путем обычным,
Я должен быть своей судьбы
Царем единоличным...
Такие переломы относятся к числу так называемых самородных переломов: у мальчика, как впоследствии оказалось, была центральная костномозговая саркома; она разъела изнутри кость и уничтожила ее
обычную твердость; достаточно было первого сильного движения, чтобы случился перелом; тот же самый перелом сам собою сделался бы у больного или в клинике, или на возвратном
пути домой.
А этот
обычный прием оценки жизни
путем бухгалтерского подведения баланса ее радостей и горестей, — как он возмущает Ницше!
Я пошел его проводить. На площадке лестницы — жили мы на шестом этаже — вдруг мы нечаянно разговорились. Я обыкновенно страшно всех стеснялся, поэтому всегда казался, должно быть, гораздо серее, чем был взаправду. А тут вино смыло
обычную мою стесненность. Мы много и хорошо говорили, — о поэзии, о душевных своих переживаниях, о
путях жизни. Он со смеющимся удивлением слушал меня...
Наш поезд двинулся. В студеных солдатских вагонах не слышно было
обычных песен, все жались друг к другу в своих холодных шинелях, с мрачными, посинелыми лицами. А мимо двигавшегося поезда мелькали огромные кубы дров; на запасных
путях стояли ряды вагонов-теплушек; но их теперь по закону тоже не полагалось давать.
Едем обратно тем же
путем, в том же допотопном ковчеге. Но уже не слышно
обычных шуток. Все утомлены, всем хочется спать. Я одна, кажется, не могу забыться ни на мгновенье. В розовом сиянии чудится будущее! Как опьяняюще действует на юное существо первый успех.
Был кругом обыкновенный российский большой вокзал. Толкались
обычные носильщики, кондуктора, ремонтные рабочие, телеграфисты. Но не видно было
обычных тупо-деловых, усталых лиц. Повсюду звучал радостный, оживленный говор, читались газеты и воззвания, все лица были обвеяны вольным воздухом свободы и борьбы. И были перед нами не одиночные люди, не кучки «совращенных с
пути», встречающих кругом темную вражду. Сама стихия шевелилась и вздымалась, полная великой творческой силы.
Но, приметив синий мундир, стал в тупик и, проворчав Густаву свое
обычное: «Teppe омикуст» [Доброе утро.], спешил обогнать постояльца, который не только не кивнул ему, но, казалось, так ужасно на него посмотрел, как бы хотел его съесть. Густаву было не до привета людей, чуждых ему: одна в мире занимала его мысли и сердце. Он прошел уже более половины
пути до Гельмета, как вдруг кто-то назвал его по имени.