Неточные совпадения
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого
мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия в
общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
Я спрашиваю об
общем проявлении Бога для всего
мира со всеми этими туманными пятнами.
Она нашла это утешение в том, что ей, благодаря этому знакомству, открылся совершенно новый
мир, не имеющий ничего
общего с её прошедшим,
мир возвышенный, прекрасный, с высоты которого можно было спокойно смотреть на это прошедшее.
Он не только не любил семейной жизни, но в семье, и в особенности в муже, по тому
общему взгляду холостого
мира, в котором он жил, он представлял себе нечто чуждое, враждебное, а всего более — смешное.
Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала, доставшегося мне случайно. Хотя я переменил все собственные имена, но те, о которых в нем говорится, вероятно себя узнают, и, может быть, они найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека, уже не имеющего отныне ничего
общего с здешним
миром: мы почти всегда извиняем то, что понимаем.
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то
общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь
мира сего и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
— А ведь согласитесь, Самгин, что такие пр-рямолинейные люди, как наш
общий знакомый Поярков, обучаются и обучают именно вражде к
миру культурному, а? — спросил Тагильский, выливая в стакан Клима остатки вина и глядя в лицо его с улыбочкой вызывающей.
О будущей жизни он тоже никогда не думал, в глубине души нося то унаследованное им от предков твердое, спокойное убеждение,
общее всем земледельцам, что как в
мире животных и растений ничто не кончается, а постоянно переделывается от одной формы в другую — навоз в зерно, зерно в курицу, головастик в лягушку, червяк в бабочку, желудь в дуб, так и человек не уничтожается, но только изменяется.
В пределах нашего падшего феноменального
мира всегда остается невозможность примирить противоположность между
общим и частным.
Экстаз, который считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на субъект и объект, есть приобщение не к
общему и объективированному
миру, а к первореальности духовного
мира.
Такова
общая атмосфера европейской жизни. Она тяжелее и невыносимее там, где современное западное состояние наибольше развито, там, где оно вернее своим началам, где оно богаче, образованнее, то есть промышленнее. И вот отчего где-нибудь в Италии или Испании не так невыносимо удушливо жить, как в Англии и во Франции… И вот отчего горная, бедная сельская Швейцария — единственный клочок Европы, в который можно удалиться с
миром.
С людьми самыми симпатичными как раз здесь договоришься до таких противуречий, где уж ничего нет
общего и где убедить невозможно. В этой упрямой упорности и непроизвольном непонимании так и стучишь головой о предел
мира завершенного.
Перед собеседниками воочию восстановлялся прежний, тихий Малиновец, где всем было хорошо, всего довольно и все были связаны
общим желанием
мира и любви.
Я могу сказать, что у меня был опыт изначальной свободы, и, в связи с ней, и творческой новизны, и зла, был острый опыт о личности и ее конфликте с
миром общего,
миром объективации, опыт выхода из власти
общего, был опыт человечности и сострадания, был опыт о человеке, который есть единственный предмет философии.
Мне смешно, когда коммунисты или национал-социалисты с гордостью говорят, что они создают новый
мир коллективности, основанный на господстве общества над личностью, коллективно-общего над индивидуальным.
Апокалиптические пророчества условны, а не фатальны, и человечество, вступив на путь христианского «
общего дела», может избежать разрушения
мира, Страшного суда и вечного осуждения.
Но если христианское человечество соединится для
общего братского дела победы над смертью и всеобщего воскресения, то оно может избежать фатального конца
мира, явления антихриста, страшного суда и ада.
Но за всеми этими различаемыми течениями скрыта
общая русская православная религиозность, выработавшая тип русского человека с его недовольством этим
миром, с его душевной мягкостью, с его нелюбовью к могуществу этого
мира, с его устремленностью к
миру иному, к концу, к Царству Божьему.
Для обличения
мира невидимых вещей нужна активность всей человеческой природы,
общее ее напряжение, а не активность одного лишь интеллекта, как то мы находим в знании
мира видимого.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения
общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего
мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Гораздо полезнее их были те, которые внесли в
общее сознание несколько скрывавшихся прежде или не совсем ясных фактов из жизни или из
мира искусства как воспроизведения жизни.
Следовательно, художник должен — или в полной неприкосновенности сохранить свой простой, младенчески непосредственный взгляд на весь
мир, или (так как это совершенно невозможно в жизни) спасаться от односторонности возможным расширением своего взгляда, посредством усвоения себе тех
общих понятий, которые выработаны людьми рассуждающими.
Теперь Ромашов один. Плавно и упруго, едва касаясь ногами земли, приближается он к заветной черте. Голова его дерзко закинута назад и гордым вызовом обращена влево. Во всем теле у него такое ощущение легкости и свободы, точно он получил неожиданную способность летать. И, сознавая себя предметом
общего восхищения, прекрасным центром всего
мира, он говорит сам себе в каком-то радужном, восторженном сне...
И между тем там, за этими толстыми железными затворами, в этих каменных стенах, куда не проникает ни один звук, ни один луч веселого божьего
мира, есть также своего рода жизнь; там также установляются своеобразные отношения, заводятся сильные и слабые, образуется свое
общее мнение, свой суд — посильнее и подействительнее суда смотрительского.
Следовательно, все это, что ни существует, оправдывается и исторически, и физиологически, и этнографически… tout va pour le mieux dans le meilleur des mondes, [все идет к лучшему в этом лучшем из
миров (франц.).] как удостоверяет наш
общий приятель, доктор Панглосс.
И в самом деле, из этого города даже дороги дальше никуда нет, как будто здесь конец
миру. Куда ни взглянете вы окрест — лес, луга да степь; степь, лес и луга; где-где вьется прихотливым извивом проселок, и бойко проскачет по нем телега, запряженная маленькою резвою лошадкой, и опять все затихнет, все потонет в
общем однообразии…
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием о бессилии), но они ни в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и с деятельностью, и с задачами дня, можешь сказать:"Ну, слава богу! я покончил свой день в
мире!"Такую помощь может оказать только «дружба», с ее предупредительным вниманием, с обильным запасом
общих воспоминаний из далекого и близкого прошлого; одним словом, с тем несложным арсеналом теплого участия, который не дает обильной духовной пищи, но несомненно действует ублажающим образом.
Я мог бы привести здесь примеры изумительнейшей выносливости, но воздерживаюсь от этого, зная, что частные случаи очень мало доказывают.
Общее настроение общества и масс — вот главное, что меня занимает, и это главное свидетельствует вполне убедительно, что мелочи управляют и будут управлять
миром до тех пор, пока человеческое сознание не вступит в свои права и не научится различать терзающие мелочи от баттенберговских.
Известно давно, что у всех арестантов в
мире и во все века бывало два непобедимых влечения. Первое: войти во что бы то ни стало в сношение с соседями, друзьями по несчастью; и второе — оставить на стенах тюрьмы память о своем заключении. И Александров, послушный
общему закону, тщательно вырезал перочинным ножичком на деревянной стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость — достояние истории».
Ждал его он поголовно,
Чтоб идти беспрекословно
Порешить вконец боярство,
Порешить совсем и царство,
Сделать
общими именья
И предать навеки мщенью
Церкви, браки и семейство —
Мира старого злодейство!
В сущности, все три сестры имели одно
общее семейное сходство; все они, если можно так выразиться, были как бы не от
мира сего: Муза воздыхала о звуках, и не о тех, которые раздавались в ее игре и игре других, а о каких-то неведомых, далеких и когда-то ею слышанных.
Напоминание было лишне. Девушка слушала с затаенным дыханием, и в ее воображении, под влиянием этого выразительного грудного голоса, рисовалась картина: на таких же широких полях, в темноте, перед рассветом, стоят кучки людей и ждут чего-то. Она еще не знает чего, но чувствует, что ждут они какой-то правды, которая не имеет ничего
общего с
миром ее мечтаний…
Перебирал, одну за другой, все отрасли своего хозяйства: лес, скотный двор, хлеб, луга и проч., и на каждой созидал узорчатое здание фантастических притеснений, сопровождаемых самыми сложными расчетами, куда входили и штрафы, и ростовщичество, и
общие бедствия, и приобретение ценных бумаг — словом сказать, целый запутанный
мир праздных помещичьих идеалов.
Еще одна жертва нужды в богатейшей стране
мира…» Во всяком случае, заметка вызовет
общую сенсацию, и редакция будет довольна.
С искажением этих стремлений в массе совпадает водворение многих нелепых понятий о
мире и человеке; эти понятия, в свою очередь, мешали
общему благу.
Было в церкви ещё много хорошего. Кроме
мира, тишины и ласкового сумрака, Евсею нравилось пение. Когда он пел не по нотам, то крепко закрывал глаза и, сливая свой голос с
общей волной голосов так, чтобы его не было слышно, приятно прятал куда-то всего себя, точно сладко засыпал. И в этом полусонном состоянии ему всегда казалось, что он уплывает из жизни, приближается к другой, ласковой и мирной.
Он никогда не жаловался ни на что ни себе, ни людям, а, огорченный чем-нибудь, только уходил к
общей нашей матери-природе, которая всегда умеет в меру успокоить оскорбленное эстетическое чувство или восстановить разрушенный
мир с самим собой.
— В
общем, если хотите, мало ж!.. Так что самый съезд членов лиги
мира […съезд членов лиги
мира. — Лига
мира и свободы, ставившая своей целью пропаганду идей политической свободы и пацифизма, была основана в 1867 году. В работе лиги принимали участие М.А.Бакунин, Жюль Валлес, И.Беккер и другие видные представители социалистического движения. В ноябре 1867 года сотрудничать в органе лиги был приглашен Карл Маркс.] в Женеве вышел какой-то странный… — проговорил он.
Сравните литературу сороковых годов, не делавшую шага без
общих принципов, с литературой нынешнею, занимающеюся вытаскиванием бирюлек; сравните Менандра прежнего, оглашавшего стены"Британии"восторженными кликами о служении высшим интересам искусства и правды, и Менандра нынешнего, с тою же восторженностью возвещающего
миру о виденном в Екатеринославле северном сиянии… Какая непроглядная пропасть лежит между этими сопоставлениями!
Общий интерес придавал этому оторванному от родной земли уголку крестьянского
мира совершенно своеобразную физиономию: они принесли сюда свою великую крестьянскую заботу, от которой давно «ослобонились» мастеровые и разный другой сброд, какой набирается на сплав.
Все пело, плясало, говорило, хохотало — и в самом разгаре, в чаду шумного
общего веселья, те же сильные руки завертывали меня в шубу и стремительно уносили из волшебного сказочного
мира…
— С тобою в провожатые я не пошлю своих упреков. Я виноват во всем. Я думал, если я соединю в одном гнезде два горя, два духа, у которых
общего так мало с
миром, как у меня и у тебя, то наконец они поймут друг друга. Я, сирота седой, хотел ожить, глядясь в твои глаза, Мария, и как урод обезобразил зеркало своим лицом. Не ожил я, и ты завяла. Ты хочешь умереть, а я хочу тебе дать жизнь. Хотела бы ты жить с ним? с тем… кого любила?
Он чувствовал, что он для них род какого-то редкого зверя, творенья особенного, чужого, случайно перенесенного в
мир, не имеющий с ним ничего
общего.
Красота формы, состоящая в единстве идеи и образа,
общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от идеи прекрасного, как объекта искусства, как предмета нашей радостной любви в действительном
мире.
Итак, должно сказать, что новое понятие о сущности прекрасного, будучи выводом из таких
общих воззрений на отношения действительного
мира к воображаемому, которые совершенно различны от господствовавших прежде в науке, приводя к эстетической системе, также существенно различающейся от систем, господствовавших в последнее время, и само существенно различно от прежних понятий о сущности прекрасного.
Живопись с нашей настоящей точки зрения мы должны разделить на изображение отдельных фигур и групп, живопись, изображающую внешний
мир, и живопись, изображающую фигуры и группы среди ландшафта, или, выражаясь
общее, среди обстановки.
Помнится, где-то у Шекспира говорится о «белом голубе в стае черных воронов»; подобное впечатление произвела на меня вошедшая девушка: между окружавшим ее
миром и ею было слишком мало
общего; казалось, она сама втайне недоумевала и дивилась, каким образом она попала сюда.
Мир открытий и изобретений, в глазах Митрофанов, есть
мир подробностей, существующий an sich und fur sich в себе и для себя. и не имеющий внутренней связи с
общим строем жизни.
Оно дает Полиции священные права Римской Ценсуры; оно предписывает ей не только устрашать злодейство, но и способствовать благонравию народа, питать в сердцах любовь к добру
общему, чувство жалости к несчастному — сие первое движение существ нравственных, слабых в уединении и сильных только взаимным между собою вспоможением; оно предписывает ей утверждать
мир в семействах, основанный на добродетели супругов, на любви родительской и неограниченном повиновении детей [См.: «Зерцало Благочиния».] — ибо
мир в семействах есть
мир во граде, по словам древнего Философа.
Добиваешься прочной любви, прочной славы, прочного богатства… глядишь… смерть, болезнь, пожар, потоп, война,
мир, соперник, перемена
общего мнения — и все труды пропали!.. а забвенье? — забвенье равно неумолимо к минутам и столетиям.