Неточные совпадения
Чичиков постарался объяснить, что его соболезнование совсем
не такого рода, как капитанское, и что он
не пустыми словами, а делом готов доказать его и,
не откладывая дела далее, без всяких обиняков, тут же изъявил готовность принять на себя обязанность платить подати за всех крестьян, умерших такими
несчастными случаями. Предложение,
казалось, совершенно изумило Плюшкина. Он, вытаращив глаза, долго смотрел на него и наконец спросил...
Тщеславие в горести выражается желанием
казаться или огорченным, или
несчастным, или твердым; и эти низкие желания, в которых мы
не признаемся, но которые почти никогда — даже в самой сильной печали —
не оставляют нас, лишают ее силы, достоинства и искренности.
Дождь шуршал листвою все сильнее, настойчивей, но,
не побеждая тишины, она чувствовалась за его однотонным шорохом. Самгин почувствовал, что впечатления последних месяцев отрывают его от себя с силою, которой он
не может сопротивляться. Хорошо это или плохо? Иногда ему
казалось, что — плохо. Гапон, бесспорно,
несчастная жертва подчинения действительности, опьянения ею. А вот царь — вне действительности и, наверное, тоже несчастен…
Марина посмотрела на него, улыбаясь, хотела что-то сказать, но вошли Безбедов и Турчанинов; Безбедов — в дворянском мундире и брюках, в туфлях на босых ногах, — ему удалось причесать лохматые волосы почти гладко, и он
казался менее нелепым — осанистым, серьезным; Турчанинов, в поддевке и резиновых галошах, стал ниже ростом, тоньше, лицо у него было
несчастное. Шаркая галошами, он говорил,
не очень уверенно...
И он вспомнил свое вчерашнее намерение всё сказать ее мужу, покаяться перед ним и выразить готовность на всякое удовлетворение. Но нынче утром это
показалось ему
не так легко, как вчера. «И потом зачем делать
несчастным человека, если он
не знает? Если он спросит, да, я скажу ему. Но нарочно итти говорить ему? Нет, это ненужно».
Ведь очевидно, что мальчик этот
не какой-то особенный злодей, а самый обыкновенный — это видят все — человек, и что стал он тем, что есть, только потому, что находился в таких условиях, которые порождают таких людей. И потому,
кажется, ясно, что, для того чтобы
не было таких мальчиков, нужно постараться уничтожить те условия, при которых образуются такие
несчастные существа.
Он за что-то провинился на службе, его выключили, я
не умею вам это рассказать, и теперь он с своим семейством, с
несчастным семейством больных детей и жены, сумасшедшей
кажется, впал в страшную нищету.
— Лучше быть
несчастным, но знать, чем счастливым и жить… в дураках. Вы,
кажется, нисколько
не верите, что с вами соперничают и… с той стороны?
…Последняя могила Пушкина!
Кажется, если бы при мне должна была случиться
несчастная его история и если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России, хотя
не всем его стихам поклоняюсь; ты догадываешься, про что я хочу сказать; он минутно забывал свое назначение и все это после нашей разлуки…
Между тем как нас правительство
не хочет предать каждого своей судьбе и с некоторыми почестями пред другими
несчастными (как их здесь довольно справедливо называют)
кажется намерено сделать более
несчастными.
— Здравствуйте, моя дорогая! — сказала она немножко в нос, слабым, бледным голосом, с расстановкой, как говорят на сцене героини, умирающие от любви и от чахотки. — Присядьте здесь… Я рада вас видеть… Только
не сердитесь, — я почти умираю от мигрени и от моего
несчастного сердца. Извините, что говорю с трудом.
Кажется, я перепела и утомила голос…
«Я должен быть
не сын моей матери и моего отца,
не брат Володи, а
несчастный сирота, подкидыш, взятый из милости», — говорю я сам себе, и нелепая мысль эта
не только доставляет мне какое-то грустное утешение, но даже
кажется совершенно правдоподобною.
— Нелли, — сказал я, — вот ты теперь больна, расстроена, а я должен тебя оставить одну, взволнованную и в слезах. Друг мой! Прости меня и узнай, что тут есть тоже одно любимое и непрощенное существо,
несчастное, оскорбленное и покинутое. Она ждет меня. Да и меня самого влечет теперь после твоего рассказа так, что я,
кажется,
не перенесу, если
не увижу ее сейчас, сию минуту…
И ей
казалось, что сам Христос, которого она всегда любила смутной любовью — сложным чувством, где страх был тесно связан с надеждой и умиление с печалью, — Христос теперь стал ближе к ней и был уже иным — выше и виднее для нее, радостнее и светлее лицом, — точно он, в самом деле, воскресал для жизни, омытый и оживленный горячею кровью, которую люди щедро пролили во имя его, целомудренно
не возглашая имени
несчастного друга людей.
Тут ему
казалось, что чуть ли
не он один виноват, и он делался от этого еще
несчастнее.
— Все, что произошло сегодня! И причина… мне тоже известна! Вы поступили, как благородный человек; но какое
несчастное стечение обстоятельств! Недаром мне
не нравилась эта поездка в Соден… недаром! (Фрау Леноре ничего подобного
не говорила в самый день поездки, но теперь ей
казалось, что уже тогда она «все» предчувствовала.) Я и пришла к вам, как к благородному человеку, как к другу, хотя я увидала вас в первый раз пять дней тому назад… Но ведь я вдова, одинокая… Моя дочь…
— У меня
не было в жизни скандалов, — имел наглость сказать Тулузов, так что Екатерина Петровна
не удержалась и презрительно засмеялась при этом. — Но главное, — продолжал он, — какой мы предлог изберем для нашего разъезда? Если бы произошло это тотчас же за последним
несчастным случаем, так это
показалось бы понятным, но теперь, по прошествии месяца…
Ведь это только с непривычки
кажется, что без судов минуты нельзя прожить; я же, напротив того, позволяю себе думать, что ежели люди перестанут судиться, то это отнюдь
не сделает их
несчастными.
Есть в Сибири, и почти всегда
не переводится, несколько лиц, которые,
кажется, назначением жизни своей поставляют себе — братский уход за «
несчастными», сострадание и соболезнование о них, точно о родных детях, совершенно бескорыстное, святое.
Несчастный, опьяненный властью губернатор, которому
казалось, что он
не мог поступать иначе, загибая пальцы, считал удары и,
не переставая, курил папироски, для закуривания которых несколько услужливых людей всякий раз торопились поднести ему зажженную спичку.
— Давала, родной, давала.
Не бере-ет! Вот история… Четвертной билет давала,
не берет… Куд-да тебе! Так на меня вызверился, что я уж
не знала, где стою. Заладил в одну душу: «Вон да вон!» Что ж мы теперь делать будем, сироты мы
несчастные! Батюшка родимый, хотя бы ты нам чем помог, усовестил бы его, утробу ненасытную. Век бы,
кажется, была тебе благодарна.
Я начинаю себя презирать; да, хуже всего, непонятнее всего, что у меня совесть покойна; я нанесла страшный удар человеку, которого вся жизнь посвящена мне, которого я люблю; и я сознаю себя только
несчастной; мне
кажется, было бы легче, если б я поняла себя преступной, — о, тогда бы я бросилась к его ногам, я обвила бы моими руками его колени, я раскаянием своим загладила бы все: раскаяние выводит все пятна на душе; он так нежен, он
не мог бы противиться, он меня бы простил, и мы, выстрадавши друг друга, были бы еще счастливее.
Пустобайка. Очень просто: нарядятся
не в свою одежу и говорят… разные слова, кому какое приятно… Кричат, суетятся, будто что-то делают… будто сердятся… Ну, обманывают друг дружку. Один представляется — я, дескать, честный, другой — а я умный… или там — я-де
несчастный… Кому что
кажется подходящим… он то и представляет…
Уродливая фигура земского, его отчаянный вид, всклоченная рыжая борода, растрепанные волосы — одним словом, вся наружность его
казалась столь забавною казакам, что они, умирая со смеху,
не слишком торопились исполнять приказание своего начальника. Один добрый Алексей сжалился над
несчастным ярыжкою.
Литвинов посмотрел на Потугина, и ему
показалось, что он никогда еще
не встречал человека более одинокого, более заброшенного…более
несчастного. Он
не робел на этот раз,
не чинился; весь понурый и бледный, с головою на груди и руками на коленях, он сидел неподвижно и только усмехался унылой усмешкой. Жалко стало Литвинову этого бедного, желчного чудака.
Положение ее, в самом деле, было некрасивое: после
несчастной истории с Николя Оглоблиным она просто боялась
показаться на божий свет из опасения, что все об этом знают, и вместе с тем она очень хорошо понимала, что в целой Москве, между всеми ее знакомыми, одна только княгиня все ей простит, что бы про нее ни услышала, и
не даст, наконец, ей умереть с голоду, чего г-жа Петицкая тоже опасалась, так как последнее время прожилась окончательно.
— Я и
не понимаю после этого ничего!.. — произнес князь. — А вот еще один вопрос, — присовокупил он, помолчав немного. — Я буду с вами говорить вполне откровенно: Миклаков этот — человек очень умный, очень честный; но он в жизни перенес много неудач и потому,
кажется, имеет
несчастную привычку к вину… Как он теперь — предается этому или нет?
— Да, точно поют! Но это совсем
не похоронный напев… напротив… мне
кажется… — Рославлев
не мог кончить: невольный трепет пробежал по всем его членам. Так, он
не ошибается… до его слуха долетели звуки и слова,
не оставляющие никакого сомнения… — Боже мой! — вскричал он, — это венчальный обряд… на кладбище… в полночь!.. Итак, Шурлов говорил правду…
Несчастная! что она делает!..
Так начиналась молитва, а дальше настолько безумное и неповторяемое, чего
не воспринимали ни память, ни слух, обороняясь, как от кошмара, стараясь
не понимать страшного смысла произносимых слов. Сжавшись в боязливый комок, накрывала голову подушкой
несчастная девочка и тихо дрожала,
не смея повернуться лицом к спасительной,
казалось, стене; а в просвете между подушками зеленоватым сумерком безумно светилась комната, и что-то белое, кланяясь, громко говорило страшные слова.
— О да! о да! мне
кажется, что этого
не будет; вы это верно угадали, — подхватила с полной достоинства улыбкой Ида. — А ведь смотрите: я даже
не красавица, Истомин, и что из вас я сделала?.. Смешно подумать, право, что я, я, Ида Норк, теперь для вас, должно быть, первая красавица на свете? что я сильней всех этих умниц и красавиц, которые сделали вас таким, как вы теперь… обезоруженным,
несчастным человеком, рабом своих страстей.
Улыбка
показалась на устах урядника, когда он заметил опаленные волосы и брови
несчастного пленника, который,
не спуская с него глаз и перестав кричать,
казалось, старался на лице казака прочесть свой приговор.
И он ходил взад и вперед скорыми шагами, сжав крестом руки, — и,
казалось, забыл, что
не сказал имени коварного злодея… и,
казалось,
не замечал в лице
несчастной девушки страх неизвестности и ожидания… он был весь погребен сам в себе, в могиле, откуда также никто
не выходит… в живой могиле, где также есть червь, грызущий вечно и вечно ненасытный.
Помню только, как во сне, что я уже выиграл,
кажется, тысяч шестнадцать флоринов; вдруг, тремя
несчастными ударами, спустил из них двенадцать; потом двинул последние четыре тысячи на «passe» (но уж почти ничего
не ощущал при этом; я только ждал, как-то механически, без мысли) — и опять выиграл; затем выиграл еще четыре раза сряду.
Савелий думал: жить молодым людям вместе действительно было невозможно; совет графа расстаться на несколько времени
казался ему весьма благоразумным. Неужели же Эльчанинов такой гнусный человек, что бросит и оставит совершенно эту бедную женщину в ее
несчастном положении? Он ветрен, но
не подл, — решил Савелий и проговорил...
— Он
не лжет, я люблю того человека и ненавижу вас! — вскричала она почти безумным голосом, и в ту же минуту раздался сильный удар пощечины. Анна Павловна, как пласт, упала на пол. Мановский вскочил и, приподняв свою громадную ногу, хотел,
кажется, сразу придавить ее; но Савелий успел
несчастную жертву схватить и вытащить из гостиной. Она почти
не дышала.
Впоследствии
несчастный Ильин,
не дождавшись чина действительного статского советника, сделал предложение, получил отказ, помешался окончательно и,
кажется, скоро умер.
Пока прикручивали Петра, в дверях кабака послышался страшный шум; в то же время на пороге
показалось несколько мужиков, державших Антона; ухватив старика кто за что успел, они тащили его по полу с такою яростью, что даже
не замечали, как голова
несчастного, висевшая набок, стукалась оземь.
— Ты очень счастлив; твоя душа в день рождества была — как ясли для святого младенца, который пришел на землю, чтоб пострадать за
несчастных. Христос озарил для тебя тьму, которою окутывало твое воображение — пусторечие темных людей. Пугало было
не Селиван, а вы сами, — ваша к нему подозрительность, которая никому
не позволяла видеть его добрую совесть. Лицо его
казалось вам темным, потому что око ваше было темно. Наблюди это для того, чтобы в другой раз
не быть таким же слепым.
Когда в своих столкновениях с нею я пытался определить, что она за человек, то моя психология
не шла дальше таких определений, как взбалмошная, несерьезная,
несчастный характер, бабья логика — и для меня,
казалось, этого было совершенно достаточно.
В первый раз народ
не хотел уже внимать словам ее,
не хотел умолкнуть; с изнурением телесных сил и самая душа его ослабела;
казалось, что все погасло в ней и только одно чувство глада терзало
несчастных.
Вихорев. Я вам только одно могу на это сказать, что вы меня делаете
несчастным человеком. (Встает.) Извините, что я вас обеспокоил. У вас, вероятно, есть кто-нибудь на примете, иначе я
не могу предположить, чтобы вы, любя свою дочь и желая ей счастия, отказали мне. И мне
кажется, если б вы меня покороче узнали… но таков уж, видно, русский человек — ему только бы поставить на своем; из одного упрямства он
не подорожит счастьем дочери…
Когда
несчастный человек, в ответ на заслуженный упрек, взглянет своими глубокими виноватыми глазами, болезненно улыбнется и покорно подставит голову, то,
кажется, у самой справедливости
не хватит духа поднять на него руку.
Чувствовалась близость того
несчастного, ничем
не предотвратимого времени, когда поля становятся темны, земля грязна и холодна, когда плакучая ива
кажется еще печальнее и по стволу ее ползут слезы, и лишь одни журавли уходят от общей беды, да и те, точно боясь оскорбить унылую природу выражением своего счастья, оглашают поднебесье грустной, тоскливой песней.
Ивану Демьянычу было так же душно, как и мне. Он ерошил свои перья, оттопыривал крылья и громко выкрикивал фразы, выученные им у моего предшественника Поспелова и Поликарпа. Чтобы занять чем-нибудь свой послеобеденный досуг, я сел перед клеткой и стал наблюдать за движениями попугая, старательно искавшего и
не находившего выхода из тех мук, которые причиняли ему духота и насекомые, обитавшие в его перьях… Бедняжка
казался очень
несчастным…
— Они все уехали за границу, и я очень счастлив, что мог устроить там ее сына. Этого нельзя было
не сделать после того, что тогда случилось… Какой ужас!
Несчастная, вы знаете, она в ту же ночь сожгла все свои волюмы и разбила вдребезги терракотовую ручку, от которой, впрочем,
кажется, уцелел на память один пальчик, или, лучше сказать, шиш. Вообще пренеприятное происшествие, но зато оно служит прекрасным доказательством одной великой истины.
С
несчастного дня, когда случилось это происшествие, я
не видал более ни княгини, ни ее дочери. Я
не мог решиться идти поздравить ее с Новым годом, а только послал узнать о здоровье молодой княжны, но и то большою нерешительностью, чтоб
не приняли этого в другую сторону. Визиты же „кондолеансы“ мне
казались совершенно неуместными. Положение было преглупое: вдруг перестать посещать знакомый дом выходило грубостью, явиться туда — тоже
казалось некстати.
В особенности удивлялся он слепоте тех ложных ученых, которые
не сознают, что человеческий ум
не может проникнуть в эти тайны. — Потому-то, — говорил он, — все эти люди, воображающие, что смеют толковать о них, далеко
не сходятся в своих основных мнениях, и когда послушаешь их всех вместе, то
кажется, что находишься среди сумасшедших. И действительно, какие отличительные признаки
несчастных, одержимых безумием? Они боятся того, в чем нет ничего страшного, и
не страшатся того, что действительно опасно.
Но мнению опытных дам и московских зубных врачей, зубная боль бывает трех сортов: ревматическая, нервная и костоедная; но взгляните вы на физиономию
несчастного Дыбкина, и вам ясно станет, что его боль
не подходит ни к одному из этих сортов.
Кажется, сам чёрт с чертенятами засел в его зуб и работает там когтями, зубами и рогами. У бедняги лопается голова, сверлит в ухе, зеленеет в глазах, царапает в носу. Он держится обеими руками за правую щеку, бегает из угла в угол и орет благим матом…
Этот громадный муравейник людей, производящих колоссальную работу, делал впечатление чего-то сильного, могучего и в то же время страшного. Чувствовалось, что здесь, в этой кипучей деятельности, страшно напрягаются силы в борьбе за существование, и горе слабому — колесо жизни раздавит его, и,
казалось, никому
не будет до этого дела. Торжествуй, крепкий и сильный, и погибай, слабый и
несчастный…
В атмосфере буйно-радостной и напряженно-страдающей жизни, которою трепещет «Война и мир», Борис вызывает прямо недоумение: для чего это замораживание бьющих в душе ключей жизни, для чего эта мертвая карьера? Каким-то недоразумением
кажется это, каким-то непонятным безумием. Как в восьмидесятых годах Толстой писал в дневнике: «Все устраиваются, — когда же начнут жить? Все
не для того, чтобы жить, а для того, что так люди.
Несчастные. И нет жизни».