Неточные совпадения
Дабы предупредить эти эмиграции, которые, уменьшая число жителей крепости, способствовали гарнизону долее в ней держаться, отдан был строгой приказ не пропускать их сквозь нашу передовую цепь: и эти несчастные должны были оставаться на нейтральной
земле, среди наших и
неприятельских аванпостов, под открытым небом, без куска хлеба и, при первом аванпостном деле, между двух перекрестных огней.
Перед ними открылось обширное поле, усыпанное французскими и нашими стрелками; густые облака дыма стлались по
земле; вдали, на возвышенных местах, двигались
неприятельские колонны. Пули летали по всем направлениям, жужжали, как пчелы, и не прошло полминуты, одна пробила навылет фуражку Рославлева, другая оторвала часть воротника Блесткиной шинели.
Вокруг ее шли, потупив глаза в
землю — с горестию, но без стыда — люди житые и воины чужеземные; кровь запеклась на их оружии; обломанные щиты, обрубленные шлемы показывали следы бесчисленных ударов
неприятельских.
Разнося питье и патроны, заряжая ружья, помогая перевязывать раны, юноша томился непрерывной мукой страха за участь раненого друга, ехать к ней сейчас нечего было и думать: пули тучами носились над полем; тяжелые снаряды
неприятельских гаубиц то и дело ложились здесь и там, вырывая воронками
землю, осыпая дождем осколков все пространство, отделяющее два
неприятельских отряда один от другого.
Подходя все ближе и ближе к
неприятельским траншеям, Милица наклонялась все чаще над распростертыми на
земле фигурами. Пробитые штыками тела, оторванные руки и ноги, разорванные на части снарядами, — все это заставляло содрогаться на каждом шагу Милицу. A мысль в разгоряченной от лихорадочного жара голове твердила монотонно, выстукивая каким-то назойливым молотом все одно и то же...
Оба, Игорь и Милица, ползли теперь между ними, почти не отделяясь от
земли. Там, далеко впереди, маячившая стрельчатая колокольня костела, казалось, медленно, чуть заметно, но неустанно плыла навстречу к ним. И белые домики селения плыли заодно с ней. Постепенно стали намечаться копошившиеся на единственной улице селения люди, потом задвигались и более крупные фигуры. То были лошади
неприятельского отряда, засевшего там.
И в ту же секунду отпрянула назад, подавив в себе крик испуга, готовый уже, было, сорваться с ее губ. Пятеро
неприятельских солдат-австрийцев сидели и лежали посреди сарая вокруг небольшого ручного фонаря, поставленного перед ними на
земле, На них были синие мундиры и высокие кепи на головах. Их исхудалые, обветренные и покрасневшие от холода лица казались озлобленными, сердитыми. Сурово смотрели усталые, запавшие глубоко в орбитах глаза.
— Ло-жи-ись! — пронеслось по окопу, и едва только люди успели принять команду, как тяжелый снаряд
неприятельской гаубицы снова пролетел над их головами и грохнулся позади окопа, роя воронкой
землю и сыпля градом осколков, разлетающихся во все стороны.
— Так понял меня? Надо проползти по
земле до самой деревни, забраться в первую же свободную от
неприятельского постоя хату, расспросить обо всем крестьян, разумеется, в том случае только, если будет видно, что они на нашей стороне и, возможно больше выведав о неприятеле, тем же путем возвратиться сюда. Понял меня? — коротко и веско бросал Любавин.
Мы уже хотели идти в палатку ложиться спать, как вдруг над нами просвистело ядро и недалеко ударилось в
землю. Так странно было, — этот тихий спящий лагерь, наш разговор, и вдруг ядро
неприятельское, которое, бог знает откуда, влетело в середину наших палаток, — так странно, что я долго не мог дать себе отчета, что это такое. Наш солдатик Андреев, ходивший на часах по батарее, подвинулся ко мне.
Что сталось с ним, когда он, сидя на двухколесной латышской тележке, подъехал к повороту в
землю неприятельскую и взглянул назад на дорогу, которая вела в места, для него столь драгоценные?