— Бах! — стреляло высыхающее дерево, и, вздрогнув, о. Василий отрывал глаза от белых страниц. И тогда видел он и голые стены, и запушенные окна, и серый глаз ночи, и идиота, застывшего с ножницами в руках. Мелькало все, как видение — и снова перед опущенными глазами развертывался
непостижимый мир чудесного, мир любви, мир кроткой жалости и прекрасной жертвы.
Неточные совпадения
История образования русской государственности, величайшей в
мире государственности, столь
непостижимая в жизни безгосударственного русского народа, может быть понята из этой тайны.
Весь
мир олицетворен: каждая река, каждый лес, каждый пригорок — являются вместилищем высших сил, и самые боги являются между людьми, принимают участие в их действиях, помогают им, противятся, смешиваются с ними, иногда сами поражаются их героями, полубогами, и над всем этим тяжко властвует
непостижимая, неотразимая, грозная сила судьбы…
Сие
непостижимое существо Божие, оно есть, как Он вне первоначального шара
мира (Вечности) есть и в Нем самом сокровен пребывает, есть совсем непознаваемо и неисследимо.
Господь Иисус есть Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен
миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового бытия, воистину мирочеловек, — само относительное, причем божество и человечество, таинственным и для ума
непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и делает понятной, насколько можно здесь говорить о понятности, всю чудовищную для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
В этом онтологическая сущность сотворения
мира в Начале, причем само это отделение потенциальности от актуальности, связанное с творческим оплодотворением ничто, есть
непостижимая тайна Божественного всемогущества.
Под тем ничто, из которого Бог создал
мир, надо разуметь «несказанную и
непостижимую, неприступную для всех умов светлость божественной благости» (ineffabilem et incomprehensibilem divinae bonitatis inaccessibilem claritatem) [Ib., 19.].
Мысль о творении
мира непостижимым и свободным актом Бога встречает в Беме сознательного философского и религиозного противника.
Бог творит
мир, — в Абсолютном сверхъединстве
непостижимым образом возникает относительное и множественное, космическое εν και παν.
Происходит что-то совершенно
непостижимое. Человек стоит перед «чертою». Кто-то запретил ему переступать черту. Человек свергнул того, кто запрещает, и стер черту. Казалось бы, перед человеком свободно открылся
мир во всем разнообразии его возможностей. Человек может идти, куда хочет. Но не так для героев Достоевского. Переступили черту — и стоят. Им за чертою-то, может быть, делать нечего. Однако они стоят, смотрят назад и не отрывают глаз от линии бывшей черты.
Для каждого из нас и для всего
мира наступает катастрофа, скачок через бездну,
непостижимый выход из времени, в самом времени совершающийся.
Я замолчал. Тут был какой-то совсем особенный нравственный
мир, настолько чуждый и
непостижимый, что разговор иссякал: темные, слепые силы не отойдут от раз обреченного, и самый высокий подвиг не несет в себе оправдания.
Конечно, мало; но он видел в глазах ее красоту душевную, пламенную любовь к нему, что-то
непостижимое, неразгаданное, может быть, свое прошедшее в
мире ином, доземельном, может быть, свое будущее, свое второе я, с которым он составит одно в той обители, которых сын божий назначил многие в дому отца своего.
— Ежели бы Его не было, — сказал он тихо, — мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? — вдруг сказал он с восторженною строгостью и властью в голосе. — Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь
мир предположили существование такого
непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… — Он остановился и долго молчал.
Непостижимый ужас был в этом немом и грозном натиске, — ужас и страшная сила, будто весь чуждый, непонятный и злой
мир безмолвно и бешено ломился в тонкие двери.