Неточные совпадения
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний
человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости
немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский
человек?
В воскресенье получил я, любезный друг Николай, твои листки от 16-го числа. Пожалуйста, никогда не извиняйся, что не писал. Ты
человек занятый и общественными и частными делами, то есть своими, — следовательно, время у тебя на счету. Вот я, например, ровно ничего не делаю и тут не успеваю с моей перепиской. Впрочем, на это свои причины и все одни и те же. Продолжается
немощное мое положение. Марьино с самого нашего приезда без солнца, все дожди и сырость. Разлюбило меня солнышко, а его-то я и ищу!..
Если
человек беззащитен, если у него нет средств бороться ни за, ни против
немощной плоти, то ему остается только безусловно отдаться на волю гнетущей необходимости, в какой бы форме она ни представлялась.
Так и теперь он стоял и каждому подходящему «оделял» большой пирог, а у кого знал в доме
немощных — тому два и более «на недужную порцию». И вот в числе разных подходящих подошел к Головану и Фотей,
человек новый, но как будто удививший Голована. Увидав Фотея, Голован словно что-то вспомнил и спросил...
— Пухнет вся, матушка, ноги стали что бревна, — возразила Ираида. — По моему замечанью, до весны вряд ли она и протянет… А что хорошего больную послать да
немощную?.. От благодетелей остуда, да и ей невмоготу… За псалтырем-то день-ночь стоять и здоровый с непривычки как раз свалится… Как возможно, нездоровых читалок в такие
люди посылать?..
Но помни, Дунюшка, слово, сказанное в Писании: «Безумное Божие мудрее
людей, и
немощное Божие сильнее человеков».
Так вот и остался я бобыль бобылем, в тоске, слова не с кем сказать, а я
человек старый и
немощный, вот скоро семьдесят лет исполнится, а ведь и в Божьем Писании сказано: «Что больше того, один труд и болезнь».
Религия Достоевского во всяком случае — именно такой лазарет. Лазарет для усталых, богадельня для
немощных. Бог этой религии — только костыль, за который хватается безнадежно увечный
человек. Хватается, пытается подняться и опереться, но костыль то и дело ломается. А кругом — мрачная, унылая пустыня, и царит над нею холодное «безгласие косности».
— Извините, сударыня, одышка меня взяла, лесенка ваша высока,
человек старый,
немощный. Что угодно спросить?
Теперь пора бы и перестать, но слезы все навертываются. Пускай себе! А когда, придя домой, увидел я тишайшую Инну Ивановну, своими дрожащими руками вытиравшую Пете носишко, вспомнил ее Павлушу — не вытерпел я и зарыдал как ребенок. Стал на колени перед нею (в присутствии бонны, которая, впрочем, тоже плакала) и стал целовать ее
немощные старческие руки… ох, как нуждаюсь я в прощении со стороны всех честных
людей, которых столько оскорблял! Да, поплакали мы все основательно, основательно.
Нас было семь
человек, восьмой наш хозяин, тогда уже весьма престарелый архиепископ, больной и
немощный.