Неточные совпадения
Только в
Северном Жуке, в шуточном фельетоне о певце Драбанти, спавшем с голоса, было кстати сказано несколько презрительных слов о книге Кознышева, показывавших, что книга эта уже давно осуждена всеми и предана
на всеобщее посмеяние.
Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как
на лугах ваш легкий след.
Но наше
северное лето,
Карикатура южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился
на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
Но Тарасу Бульбе не пришлись по душе такие слова, и навесил он еще ниже
на очи свои хмурые, исчерна-белые брови, подобные кустам, выросшим по высокому темени горы, которых верхушки вплоть занес иглистый
северный иней.
Я бы, может, теперь в экспедицию
на Северный полюс поехал, потому j’ai le vin mauvais, [я в пьяном виде нехорош (фр.).] и пить мне противно, а кроме вина ничего больше не остается.
— Я с
северной стороны над балконом большую маркизу [Маркиза — здесь: навес из какой-либо плотной ткани над балконом для защиты от солнца и дождя.] приделал, — промолвил Николай Петрович, — теперь и обедать можно
на воздухе.
— Общество, построенное
на таких культурно различных единицах, не может быть прочным. Десять миллионов негров
Северной Америки, рано или поздно, дадут себя знать.
— Все ездиют, дураки,
северный полюс ищут, а
на кой черт он нужен, полюс? — угрюмо негодовал Меркулов.
— Замечательный акустический феномен, — сообщил Климу какой-то очень любезный и женоподобный человек с красивыми глазами. Самгин не верил, что пушка может отзываться
на «музыку небесных сфер», но, настроенный благодушно, соблазнился и пошел слушать пушку. Ничего не услыхав в ее холодной дыре, он почувствовал себя очень глупо и решил не подчиняться голосу народа, восхвалявшему Орину Федосову, сказительницу древних былин
Северного края.
Утром уже
на другой день, 11-го марта, мы вошли в бухту Пио-Квинто
северным входом и стали за островком того же имени, защищающим рейд.
Попугай вертелся под ногами, и кто-то из нас, может быть я, наступил
на него: он затрепетал крыльями и, хромая, спотыкаясь, поспешно скрылся от
северных варваров в угол.
Народ, непохожий
на наш,
северный: все смуглые лица да резкие, подвижные черты.
Нет, тонкими ароматами этой удивительной почвы, питающей
северные деревья и цветы рядом с тропическими,
на каждом клочке земли в несколько сажен, и не отравляющей воздуха никаким ядовитым дыханием жаркого пояса.
«Или они под паром, эти поля, — думал я, глядя
на пустые, большие пространства, — здешняя почва так же ли нуждается в отдыхе, как и наши
северные нивы, или это нерадение, лень?» Некого было спросить; с нами ехал К. И. Лосев, хороший агроном и практический хозяин, много лет заведывавший большим имением в России, но знания его останавливались
на пшенице, клевере и далее не шли.
Раза три в год Финский залив и покрывающее его серое небо нарядятся в голубой цвет и млеют, любуясь друг другом, и
северный человек, едучи из Петербурга в Петергоф, не насмотрится
на редкое «чудо», ликует в непривычном зное, и все заликует: дерево, цветок и животное.
Военные суда мало становятся здесь
на якорь, а купеческие хотя и останавливаются, но, чуть подует ветер с юга, они уходят
на северную сторону, а от
северных ветров прячутся здесь.
В перспективе не теплее: в Шанхае бывают морозы, несмотря
на то что он лежит под 31 градусом
северной широты.
Норд-остовый пассат. — Острова Зеленого Мыса. — С.-Яго и Порто-Прайя. —
Северный тропик. — Тропическая зима. — Штилевая полоса. — Экватор. — Южный тропик и зюйд-остовый пассат. — Летучие рыбы и акулы. — Опять штили. — Масленица. — Образ жизни
на фрегате. — Купанье. — Море и небо.
Но, обойдя остров с
северной и восточной сторон, мы видели только огромный утес и белую кайму буруна, набегающего со всех сторон
на берег.
Безыменная скала, у которой мы стали
на якорь, защищает нас только от
северных, но отнюдь не от южных ветров.
Мы не заметили, как
северный, гнавший нас до Мадеры ветер слился с пассатом, и когда мы убедились, что этот ветер не случайность, а настоящий пассат и что мы уже его не потеряем, то адмирал решил остановиться
на островах Зеленого Мыса, в пятистах верстах от африканского материка, и именно
на о. С.-Яго, в Порто-Прайя, чтобы пополнить свежие припасы. Порт очень удобен для якорной стоянки. Здесь застали мы два американские корвета да одну шкуну, отправляющиеся в Японию же, к эскадре коммодора Перри.
Полюбовавшись
на скалистый угрюмый утес, составляющий
северную оконечность острова, мы пустились далее и вышли в Тихий океан. Тихий!
Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа от
северного холода, пробежали мимо берегов Европы, как в первый раз пал
на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с берега благоуханием цветов.
Небо и море серые. А ведь это уж испанское небо! Мы были в 30-х градусах ‹
северной› широты. Мы так были заняты, что и не заметили, как миновали Францию, а теперь огибали Испанию и Португалию. Я, от нечего делать, любил уноситься мысленно
на берега, мимо которых мы шли и которых не видали.
Завтра снимаемся с якоря и идем
на неделю в Нагасаки, а потом, мимо корейского берега, к Сахалину и далее, в наши владения. Теперь рано туда: там еще льды. Здесь даже,
на южном корейском берегу, под 34-м градусом ‹
северной› широты, так холодно, как у нас в это время в Петербурге, тогда как в этой же широте
на западе,
на Мадере например, в январе прошлого года было жарко.
На то восток.
Погуляв по
северной стороне островка, где есть две красивые, как два озера, бухты, обсаженные деревьями, мы воротились в село. Охотники наши застрелили дорогой три или четыре птицы. В селе
на берегу разостланы были циновки;
на них сидели два старика, бывшие уже у нас, и пригласили сесть и нас. Почти все жители села сбежались смотреть
на редких гостей.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить
на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились — в саду не в саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших
северных знакомцев было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
— Да, место точно прекрасное, — сказал Беттельгейм, — надо еще осмотреть залив Мельвиль да один пункт
на северной стороне — это рай.
Теперь перенесемся в Восточный океан, в двадцатые градусы
северной широты, к другой «опасной» минуте, пережитой у Ликейских островов, о которой я ничего не сказал в свое время. Я не упоминаю об урагане, встреченном нами в Китайском море, у группы островов Баши, когда у нас зашаталась грот-мачта, грозя рухнуть и положить
на бок фрегат. Об этом я подробно писал.
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚
северной широты: жарко до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься от жара и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа, и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной, глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу
на другой диван, ища прохлады. «Вы то
на правый, то
на левый галс ложитесь!» — говорил он.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах в двух от Корейского полуострова; в 36˚ ‹
северной› широты.
На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные берега, кое-где покрытые скудной травой и деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся в тесную кучу, как
на Гамильтоне. Кое-где по берегу бродят жители.
На море много лодок, должно быть рыбацкие.
22 января Л. А. Попов, штурманский офицер, за утренним чаем сказал: «Поздравляю: сегодня в восьмом часу мы пересекли
Северный тропик». — «А я ночью озяб», — заметил я. «Как так?» — «Так, взял да и озяб: видно, кто-нибудь из нас охладел, или я, или тропики. Я лежал легко одетый под самым люком, а «ночной зефир струил эфир» прямо
на меня».
Корейский берег, да и только. Опись продолжается, мы уж в 39˚ ‹
северной› широты; могли бы быть дальше, но ветра двое сутки были противные и качали нас по-пустому
на одном месте. Берега скрывались в тумане. Вчера вдруг показались опять.
Катюша с Марьей Павловной, обе в сапогах и полушубках, обвязанные платками, вышли
на двор из помещения этапа и направились к торговкам, которые, сидя за ветром у
северной стены палей, одна перед другой предлагали свои товары: свежий ситный, пирог, рыбу, лапшу, кашу, печенку, говядину, яйца, молоко; у одной был даже жареный поросенок.
В ожидании выхода старца мамаша сидела
на стуле, подле кресел дочери, а в двух шагах от нее стоял старик монах, не из здешнего монастыря, а захожий из одной дальней
северной малоизвестной обители.
Северной границей его распространения в бассейне Уссури можно считать реку Иман и
на берегу моря реку Амагу (мыс Арка).
На Такеме фазанов нет вовсе, несмотря
на то что китайцы возделывают землю здесь более 10 лет. Это объясняется тем, что между реками Санхобе и Такемой лежит пустынная область, без пашен и огородов. По-видимому, Такема в Зауссурийском крае является
северной границей распространения обыкновенной белобокой сороки, столь обычной для Ольгинского района и быстро сокращающейся в числе по мере продвижения
на север по побережью моря.
Уже
на реке Кусуне (немного
севернее) его совсем нет.
С последней будет перевал
на реку Сваин, впадающую в море
севернее реки Кузнецова.
С правой стороны
на значительном протяжении тянется высокий, террасообразный берег, похожий
на плоскогорье и известный у китайцев под названием Лао-бей-лаза [Лао-бей-ла-цзы — старая
северная скала.].
От старика Люрла я узнал, что в прибрежном районе Кусун будет самой южной рекой, по которой можно перевалить
на Бикин, а самой
северной — река Един (мыс Гладкий).
Дальше Бикин становится очень извилистым и образует длинные слепые рукава. Из притоков его нижнего течения замечательны: справа — Чжаньжигоуза (прямая долина) и Улема, а слева — ключ Хаккэ и реки Митахеза (по-китайски Мутагоуза — дровяная долина) и Буйдихеза (большая
северная река). Первая — длиной 45 км, с перевалом
на Тайцзибери (левый приток Имана), вторая немного длиннее и многоводнее, но плавание по ней сопряжено с большими трудностями вследствие множества порогов и буреломных завалов.
Залив Рында находится под 44° 41' с. ш. и 136° 31' в. д. от Гринвича и состоит из двух заливов:
северного, именуемого Джигитом, и южного — Пластун. Оба они открыты со стороны моря и потому во время непогоды не всегда дают судам защиту. Наибольшая глубина их равна 25–28 м. Горный хребет, разделяющий оба упомянутых залива, состоит из кварцевого порфира и порфирита с включением вулканического стекла. Чем ближе к морю, тем горы становятся ниже и
на самом берегу представляются холмами высотой от 400 до 580 м.
Если смотреть
на мыс Бринера с
северного берега бухты Тютихе, то кажется, что столбы эти стоят
на песчаном перешейке.
Залив Ольги закрыт с трех сторон; он имеет 3 км в длину, столько же в ширину и в глубину около 25 м. Зимой он замерзает
на 3 месяца только с
северной стороны. Северо-восточная часть залива образует еще особую бухту, называемую местными жителями Тихою пристанью. Эта бухта соединяется с большим заливом узким проходом и замерзает
на более продолжительное время. Тихая пристань (глубиною посредине 10–12 м, длиною с километр и шириною 500 м) постепенно заполняется наносами речки Ольги.
Из его слов удалось узнать, что по торной тропе можно выйти
на реку Тадушу, которая впадает в море значительно
севернее залива Ольги, а та тропа,
на которой мы стояли, идет сперва по речке Чау-сун [Чао-су — черная сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит
на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
Область распространения диких свиней в Уссурийском крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба.
Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда идет через Сихотэ-Алинь
на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и
на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
Еще ниже слева будет река Дабейца («большой
северный приток») с перевалом
на реку Нэйкуля (приток Арму).
Любопытно то, что окраска его
на юге черная, а чем
севернее, тем больше приближается к светло-бурой.
Гора Тудинза представляет собой массив, круто падающий в долину реки Лефу и изрезанный глубокими падями с
северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться
на землю. Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки стояли еще одетые в свой наряд, поблекший и полузасохший.