Неточные совпадения
Утром 3 ноября мы съели последнюю юколу и пошли в путь с легкими котомками. Теперь единственная надежда осталась на охоту. Поэтому было решено, что Дерсу пойдет вперед, а мы, чтобы не пугать зверя, пойдем сзади в 300 шагах от него. Наш путь лежал по неизвестной нам речке, которая,
насколько это
можно было видеть с перевала, текла на запад.
— А вот как, Верочка. Теперь уж конец апреля. В начале июля кончатся мои работы по Академии, — их надо кончить, чтобы
можно было нам жить. Тогда ты и уйдешь из подвала. Только месяца три потерпи еще, даже меньше. Ты уйдешь. Я получу должность врача. Жалованье небольшое; но так и быть, буду иметь несколько практики, —
насколько будет необходимо, — и будем жить.
С какою степенью строгости исполняют они эту высокую решимость, зависит, конечно, оттого, как устраивается их домашняя жизнь: если не нужно для близких им, они так и не начинают заниматься практикою, то есть оставляют себя почти в нищете; но если заставляет семейная необходимость, то обзаводятся практикою настолько,
насколько нужно для семейства, то есть в очень небольшом размере, и лечат лишь людей, которые действительно больны и которых действительно
можно лечить при нынешнем еще жалком положении науки, тo есть больных, вовсе невыгодных.
«Я с вами примирился за ваши „Письма об изучении природы“; в них я понял (
насколько человеческому уму
можно понимать) немецкую философию — зачем же, вместо продолжения серьезного труда, вы пишете сказки?» Я отвечал ему несколькими дружескими строками — тем наши сношения и кончились.
Но солдат поставлен в лучшие санитарные условия, у него есть постель и место, где
можно в дурную погоду обсушиться, каторжный же поневоле должен гноить свое платье и обувь, так как, за неимением постели, спит на армяке и на всяких обносках, гниющих и своими испарениями портящих воздух, а обсушиться ему негде; зачастую он и спит в мокрой одежде, так что, пока каторжного не поставят в более человеческие условия, вопрос,
насколько одежда и обувь удовлетворяют в количественном отношении, будет открытым.
Егор Егорыч тоже считал себя виновным против Сусанны Николаевны; впрочем,
насколько он в этом отношении полагал себя виноватым, определить даже трудно, и
можно сказать лишь одно, что только его некогда геройское сердце могло еще выдерживать столь тяжелые и вместе с тем таимые муки.
— Говорите! — приказала она ему, и лицо ее приняло такое плутоватое выражение, по которому смело
можно было заключить, что она, кажется, сама догадалась, о чем беседовали Вибель и Аггей Никитич; но только последнего она хотела испытать,
насколько он будет с ней откровенен.
Насколько похозяйничали заводовладельцы и промышленники над чусовскими лесами,
можно проследить по течению этой реки шаг за шагом.
— Позвольте, позвольте! Выслушайте и судите сами. Заметьте, я на нее клеветать не желаю, я ее даже люблю,
насколько, то есть,
можно любить женщину; у ней во всем доме нет ни одной книги, кроме календаря, и читать она не может иначе как вслух — чувствует от этого упражнения испарину и жалуется потом, что у ней глаза пупом полезли… Словом, женщина она хорошая, и горничные у ней толстые. Зачем мне на нее клеветать?
Насколько это чувство
можно было анализировать в Мане, оно имело что-то очень много общего с отношениями некоторых молодых религиозных и несчастных в семье русских женщин к их духовным отцам; но, с другой стороны, это было что-то не то.
«sauvez les lettres», бросилась по ступеням в сад. Там, пробежав
насколько хватило сил, она упала совершенно обгоревшая, и несколько времени спустя на крики сестры прибежали люди и отнесли ее в спальню. Всякая медицинская помощь оказалась излишней, и бедняжка, протомясь четверо суток, спрашивала —
можно ли на кресте страдать более, чем она?»
По ее ласково смотревшим, встревоженным глазам
можно было читать, как по книге,
насколько сильно она любит этого больного, кашляющего человека; она, вероятно, тысячу раз уже слышала эти разговоры, но опять слушала их с таким вниманием, как будто все это ей приходилось слышать в первый раз.
Глуховцев. Сильнее нельзя любить. Видишь ли, настоящую любовь
можно узнать по тому,
насколько от нее человек становится лучше, и еще по тому, Оль-Оль,
насколько от нее в душе светлеет. А у меня так светло теперь, что я удивляюсь. Ведь ты знаешь, Олечка, как мучили меня всякие проклятые вопросы, а теперь ничего: только радость, только свет, только любовь. И петь хочется… как Блохину.
— Гм… Сразу ничто, мой друг, не делается. Надо было прежде дать вам срок, чтобы поглядеть,
насколько серьезна ваша решимость, потом попытать вашу скромность, удостовериться, умеете ли вы держать язык на привязи, — ну, экзамен оказался удачен, значит, теперь
можно поздравить.
Однако, наблюдая отдельные черты Ее почитания,
насколько оно выражается в богослужении,
можно сделать некоторые наведения по интересующему нас вопросу.
И если я поднимусь ввысь
насколько лишь
можно, то вижу я Тебя только как бесконечность.
То же
можно сказать и о попытках философского дедуцирования троицы у Шеллинга, Вл. Соловьева и особенно у Гегеля,
насколько здесь выражается естественное самосознание духа в логическом разрезе.
Можно справедливо сомневаться в том,
насколько трансцендентный лик Единого у Плотина соединим с всеобщим первоначалом, всему имманентным.
Насколько они исходят из равнодушия и душевной лени, с ними
можно не считаться: разумеется, покойнее и проще жить, не интересуясь предметами веры, даже истолковывая это свое равнодушие как превосходство.
Насколько гольды-мужчины удаляются от монгольского типа (среди них
можно нередко встретить овальные лица без выдающихся скул и с правильными прямыми носами), настолько женщины сохраняют его. Лица обеих женщин были типично монгольские, которые характеризуются плоским скуластым лицом, вдавленной переносицей и узкими глазными щелями с явно выраженной монгольской складкой век. Все гольдячки невысокого роста и имеют маленькие руки и ноги.
На шляпе были цветы и,
насколько это
можно видеть в фотографии, недешевые; улыбка на хорошеньком личике была гордая, надменная, но деланная.
Вопрос о том,
насколько была тесна связь жизни с писательским делом, — для меня первенствующий. Была ли эта жизнь захвачена своевременно нашей беллетристикой и театром? В чем сказывались, на мой взгляд, те «опоздания», какие выходили между жизнью и писательским делом? И в чем
можно видеть истинные заслуги русской интеллигенции, вместе с ее часто трагической судьбой и слабостями, недочетами, малодушием, изменами своему призванию?
Насколько мне
можно заботиться о себе для того, чтобы я мог, любя других, служить им?
По этой допущенной роскоши
можно судить,
насколько он «уважал» Аркадия Александровича Колесина или, лучше сказать,
насколько считал для себя выгодным иметь его в числе своих клиентов.
Только из этих радостных кликов, вырывавшихся из тысячей облегченных русских грудей,
можно было понять,
насколько тягость немецкого управления чувствовалась русским народом и
насколько вступление на престол русской царевны явилось истинно светлым праздником для этого народа.
Насколько оно было великолепно украшено для приема августейшей посетительницы,
можно судить уже потому, что один воздвигнутый в нем трон стоил около пятидесяти рублей.
Она повела головой так странно, что он усмехнулся. Тем временем он продолжал ее рассматривать,
насколько это
можно было на таком близком расстоянии. Во второй раз ему стало ее жаль, и смеяться он над ней не мог; но и серьезно с ней беседовать тоже затруднялся. Его трогала ее искренность, какой-то внутренний огонек, цельность… В себе самом ничего этого он не чувствовал, по крайней мере, в ту минуту.
Я получил и получаю много писем от незнакомых мне лиц, просящих меня объяснить в простых и ясных словах то, что я думаю о предмете написанного мною рассказа под заглавием «Крейцерова соната». Попытаюсь это сделать, т. е. в коротких словах выразить,
насколько это возможно, сущность того, что я хотел сказать в этом рассказе, и тех выводов, которые, по моему мнению,
можно сделать из него.
Насколько же счастливее будет тот трудящийся по учению Христа, которого цель будет состоять в том, чтобы сработать как
можно больше и получить как
можно меньше?