Неточные совпадения
Попробовали было заикнуться о
Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал,
думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «Черт знает что такое!» И все согласились в том, что как с быком ни биться, а все молока от него не добиться.
— Я
думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы, хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет
Наполеона, вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.
«Кто вы такой, г. президент? — пишет он в одной статье, говоря о
Наполеоне, — скажите — мужчина, женщина, гермафродит, зверь или рыба?» И мы все еще
думали, что такой журнал может держаться?
Наполеон вздрогнул,
подумал и сказал мне: «Ты напомнил мне о третьем сердце, которое меня любит; благодарю тебя, друг мой!» Тут же сел и написал то письмо к Жозефине, с которым назавтра же был отправлен Констан.
Наполеон был поражен, он
подумал и сказал своей свите: «Я люблю гордость этого ребенка!
— Ну, вот, честное слово, я об этом
думаю, особенно когда засыпаю, — засмеялся князь, — только я не
Наполеона, а всё австрийцев разбиваю.
«Ах, скверно!»
подумал Калугин, испытывая какое-то неприятное чувство, и ему тоже пришло предчувствие, т. е. мысль очень обыкновенная — мысль о смерти. Но Калугин был не штабс-капитан Михайлов, он был самолюбив и одарен деревянными нервами, то, что называют, храбр, одним словом. — Он не поддался первому чувству и стал ободрять себя. Вспомнил про одного адъютанта, кажется,
Наполеона, который, передав приказание, марш-марш, с окровавленной головой подскакал к
Наполеону.
— Итак, вы
думаете, господин студент, что
Наполеон играет теперь на выдержку?
— Конечно, батюшка-с, конечно; только — не взыщите на мою простоту — мне сдается, что и Наполеон-та не затеял бы к нам идти, если б не
думал, что его примут с хлебом да с солью.
— Но неужели вы
думаете, что это могло случиться, когда бы нашим войском командовал сам
Наполеон?
— Я
думаю, что вы больше похожи на
Наполеона, дядюшка.
— Этот Германн, — продолжал Томский, — лицо истинно романтическое: у него профиль
Наполеона, а душа Мефистофеля. Я
думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства. Как вы побледнели!..
Так
думал не один я; были люди постарше и поопытнее меня, разумевшие, казалось, военные и политические дела, которые говорили, что у
Наполеона закружилась голова, что он затеял дело невозможное, что это мечта, гасконада.
Всего менее
думали о
Наполеоне я и Шушерин; мы
думали о будущем его бенефисе, обещанном ему в исходе декабря, и о том, как бы мне к тому времени приехать в Москву.
Глуховцев. Не знаю. Так, какая-нибудь. Нет, положительно красота. И
подумать, что отсюда смотрели Грозный,
Наполеон…
Глядя в глаза
Наполеону, князь Андрей
думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих…
Только гипноз заставляет
думать, что
Наполеон говорил глубокомысленные вещи.
Англия, вынужденная обстоятельствами заключить с Францией невыгодный мир в Амиене, теперь не
думала выполнять его условия: англичане по-прежнему занимали мыс Доброй Надежды, Мальту и Александрию; английские журналы подсмеивались над первым консулом, а государство готовилось к войне. После того, как
Наполеон велел арестовать всех англичан во Франции и Голландии, Англия объявила ему войну.
Австрийцы имели свои понятия о войне, считали выработанными военные правила непреложными, а на русских смотрели, как на недозрелых еще для высших военных соображений, почему, например, хвалили Кутузова, как полководца, но находили нужным руководить его действиями; с другой стороны, сам император Александр
думал, что, воюя такое продолжительное время с
Наполеоном, австрийцы лучше русских могли изучить образ войны с ним, и, считая себя в этой кампании только союзником Австрии, находил более приличным, чтобы главными деятелями в ней были австрийский генералы.
Факты говорят очевидно, что ни
Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не
думали тогда о заманиваиьи
Наполеона, а
думали о противном.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза
Наполеону, князь Андрей
думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще бòльшем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда
Наполеон спросил его, как же
думают русские, победят они Бонапарта, или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
— И вы
думаете, что
Наполеон успеет переправить армию? — спросил Борис, улыбаясь.
— Ах, ну что́ это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис… да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы
думаете о Булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только
Наполеон переправится через канал? Я
думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Русская армия,
думая, что
Наполеон возьмет вправо за Днепр, чтò было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному.
Кутузов придумывал даже движение Наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов; но одного, чего он не мог предвидеть, это того, чтò совершилось, того безумного, судорожного метания войска
Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, — метания, которое сделало возможным то, о чем всё-таки не смел еще тогда
думать Кутузов: совершенное истребление французов.
Так это случилось под Красным, где
думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого
Наполеона с 16-ю тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтоб избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, чтò все
думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже
Наполеон не мог сказать ничего против этой, всеми сознаваемой истины.
— Подкрепления? — сказал
Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов, и глядя на красивого мальчика-адъютанта с длинными завитыми, черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления!»
подумал Наполеон. «Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, не укрепленное крыло русских!»
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву,
думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу.
Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить
Наполеона.
Если вся деятельность исторических лиц служит выражением воли масс, как то и
думают некоторые, то биографии
Наполеонов, Екатерин, со всеми подробностями придворной сплетни, служат выражением жизни народов, чтò есть очевидная бессмыслица; если же только одна сторона деятельности исторического лица служит выражением жизни народов, как то и
думают другие мнимые философы-историки, то для того, чтобы определить, какая сторона деятельности исторического лица выражает жизнь народа, нужно знать прежде, в чем состоит жизнь народа.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть!»
думал он. «Да, я пойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом?»
думал Пьер. «Впрочем всё равно. Не я, а Рука Провидения казнит тебя… скажу я (
думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая
Наполеона). — Ну чтò ж, берите, казните меня», говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и
думает только о том, как бы ему итти дальше, хотя как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Был уже 2-й час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но вместо того, чтобы действовать, он
думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие, будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти
Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки, произвели неожиданное впечатление на
Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он
думал).
— Просит подкрепления? — с гневным жестом проговорил
Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделал два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. — Надо дать резервы, — сказал он, слегка разводя руками. — Кого послать туда, как вы
думаете? — обратился он к Бертье, к этому oison que j’ai fait aigle, [гусенку, которого я сделал орлом,] как он впоследствии называл его.
«Отец тоже строил в Лысых Горах и
думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел
Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы, и вся его жизнь.
— Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, с тою же насмешливою, уверенною улыбкой продолжал
Наполеон. — Чего я не могу понять, — сказал он, — это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не
подумал о том, что я могу сделать то же? — с вопросом обратился он к Балашеву, и очевидно это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить
Наполеона, что он
думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно, что он под Красным остановил движенье, потому что, узнав о присутствии
Наполеона, он совершенно потерялся, что можно предполагать, что он находится в заговоре с
Наполеоном, что он подкуплен им, [Записка Вильсона] и т. д., и т. д.
Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов, и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать
Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие
Наполеона, и он сам,
думали иначе.