Неточные совпадения
― Вы
называете жестокостью то, что муж предоставляет жене
свободу, давая ей честный кров имени только под условием соблюдения приличий. Это жестокость?
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям
называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на
свободу.
Но то, что
называют благодатью, действует внутри человеческой
свободы, как ее просветление.
То, что теологи
называют благодатью, сопоставляя ее с человеческой
свободой, есть действие в человеке божественной
свободы.
Затем он полез через забор, открыл кадушку и стал передавать им сотовый мед. Пчелы вились кругом него, садились ему на плечи и забивались в бороду. Паначев разговаривал с ними,
называл их ласкательными именами, вынимал из бороды и пускал на
свободу. Через несколько минут он возвратился, и мы пошли дальше.
Были у них другие женщины, которые
называли себя свободными, но они продавали наслаждение своею красотою, они продавали свою
свободу.
Меня
называют философом
свободы.
Меня не без основания
называли философом
свободы.
Прошу тебя, милая Annette, уведомить меня, что сделалось с бедной Рылеевой.
Назови ее тетушкой Кондратьевой.Я не говорю об Алексее, ибо уверен, что вы все для него сделаете, что можно, и что скоро, получив
свободу, будет фельдъегерем и за мной приедет.
Эта
свобода, в соединении с адским равнодушием мужей (представь себе, некоторые из них так-таки прямо и
называют своих жен «езжалыми бабами»!), делает их общество настолько пикантным, что поневоле забываешь столицу и ее увлечения…
В другой раз я в качестве молодого демократа пустился в его присутствии рассуждать о
свободе (он в тот день был, как я это
называл, «добрый»; тогда с ним можно было говорить о чем угодно).
Пять лет провела она в этом скучном сне, как она
называла замужество без любви, и вдруг явились
свобода и любовь.
Папа, считавший всегда
свободу и равенство необходимым условием в семейных отношениях, надеялся, что его любимица Любочка и добрая молодая жена сойдутся искренно и дружески; но Авдотья Васильевна жертвовала собой и считала необходимым оказывать настоящей хозяйке дома, как она
называла Любочку, неприличное уважение, больно оскорблявшее папа.
Второе: архивариус земского суда откопал в старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий
назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на
свободе, а что его, старика, в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде в город у него пировали и пьянствовали.
Он
назвал их про себя вылизанными, их блеск не нравился ему, не нравились лица, улыбки, слова, но
свобода и ловкость их движений, их уменье говорить обо всем, их красивые костюмы — все это возбуждало в нем смесь зависти и уважения к ним.
— Англия! — вскричал француз. — Да что такое Англия? И можно ли
назвать европейским государством этот ничтожный остров, населенный торгашами? Этот христианской Алжир, который скоро не будет иметь никакого сообщения с Европою. Нет, милостивый государь! Англия не в Европе: она в Азии; но и там владычество ее скоро прекратится. Индия ждет своего освободителя, и при первом появлении французских орлов на берегах Гангеса раздастся крик
свободы на всем Индийском полуострове.
— Что ж! по-моему, это толкование «
свободы» правильное, и я думаю, что его приличнее
назвать даже «содействием»… Со своей стороны, я готов доложить господину исправнику…
Право, если бы не было свободной и гордой Англии, «этого алмаза, оправленного в серебро морей», как
называет ее Шекспир, если б Швейцария, как Петр, убоявшись кесаря, отреклась от своего начала, если б Пиэмонт, эта уцелевшая ветка Италии, это последнее убежище
свободы, загнанной за Альпы и не перешедшей Апеннины, если б и они увлеклись примером соседей, если б и эти три страны заразились мертвящим духом, веющим из Парижа и Вены, — можно было бы подумать, что консерваторам уже удалось довести старый мир до конечного разложения, что во Франции и Германии уже наступили времена варварства.
Правда, нравственная воля называется у Канта «практическим разумом», для которого установляется свой особый канон, причем этот «разум» постулирует основные религиозные истины: бытие Бога,
свободу воли и личное бессмертие, но каким бы именем мы ни
называли веру, ее существо от этого не изменится: ЕСИ произносит только она, постулаты же лишь постулируют, но сами по себе бессильны утверждать бытие Божие, это составляет, конечно, дело веры.
Каренин говорит ей: «Вы
называете жестокостью то, что муж предоставляет жене
свободу, давши ей честный кров имени только под условием соблюдения приличий. Это жестокость?
Николай Ростов возвратился с войны домой и встречается с Соней. «Он поцеловал ее руку и
назвал ее вы — Соня, Но глаза их, встретившись, сказали друг другу ты и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании. Он своим взглядом благодарил ее за предложение
свободы».
Да ведь вы и сами не знаете, к чему вам всем ваша «постылая
свобода», как
называл ее Онегин?
Мне особенно близок дуализм Канта, кантовское различение царства
свободы и царства природы, кантовское учение о
свободе умопостигаемого характера и кантовские волюнтаризм, взгляд на мир явлений, как отличный от того подлинного мира, который он неудачно
назвал миром вещей в себе.
В человеке есть то, что
называют тварным ничто и что и есть несотворенное в нем, т. е.
свобода.
И пробуждается жажда онтологической правдивости и реальности, прорыва к чистоте и
свободе суждений, к тому, что я
назвал бы оригинальной и девственной совестью.
То, что
называют «тварным ничто», и есть как раз то, что в твари не сотворено, ее
свобода.
Любовью ль то,
свободой называя, —
Как серафим в блестящем одеянье,
Передо мной стоит…
То, что
называли «жестокостью» Достоевского, связано с его отношением к
свободе.
Первое время, сидя взаперти, в этой золотой клетке, как она
называла усадьбу, княгиня страстно желала
свободы, жизни, а это желание могло исполниться по смерти мужа.
Токвиль и Милль, которых нельзя
назвать врагами демократии, с большим беспокойством говорят об опасностях, которые несет с собой демократия, об опасностях для
свободы человека, для индивидуальности человека.
Контрреволюцией
назовут всякое обеспечение
свободы и права, всякое закрепление завоеваний революции в новом правопорядке.
В первые дни русской революции контрреволюционными
называли притаившиеся силы старого режима и от них ждали угрозы делу
свободы.
Только пойми, кто ты, и как, с одной стороны, ничтожно то, что ты ошибочно
называешь собою, признавая себя в своем теле, как необъятно велико то, что ты сознаешь истинно собою, — твое духовное существо, — только пойми это и начни каждый час своей жизни жить не для внешних целей, а для исполнения того истинного назначения твоей жизни, которое открыто тебе и мудростью всего мира, и учением Христа, и твоим собственным сознанием, начни жить, полагая цель и благо твоей жизни в том, чтобы с каждым днем всё больше и больше освобождать дух свой от обманов плоти, всё больше и больше совершенствоваться в любви, что в сущности одно и то же; только начни делать это — и с первого часа, дня ты почувствуешь, какое новое и радостное чувство сознания полной
свободы и блага всё больше и больше будет вливаться в твою душу и — что больше всего поразит тебя — как те самые внешние условия, которыми ты так был озабочен и которые всё-таки так далеки были от твоих желаний, — как эти условия сами собой (оставляя тебя в твоем внешнем положении или выводя из него) перестанут быть препятствиями и будут только всё большими и большими радостями твоей жизни.
Силы жизни природы лежат вне нас и не сознаваемы нами, и мы
называем эти силы тяготением, инерцией, электричеством, животною силой и т. д.; но сила жизни человека сознаваема нами, и мы
называем ее
свободой.
Точно так же в истории, то, чтò известно нам, мы
называем законами необходимости; то, чтò неизвестно, —
свободой.
Свобода для истории есть только выражение неизвестного остатка от того, чтò мы знаем о законах жизни человека.