Неточные совпадения
Он меня
трусом назвал, Алеша! Le mot de l’ènigme, [Отгадка в том (фр.).] что я
трус!
Из-за Гекубы?
Что он Гекубе, что она ему,
Что плачет он об ней?..
А я… презренный, малодушный раб, —
Я
трус! Кто
назовет меня негодным?
Кто скажет мне: ты лжешь?
А я обиду перенес бы… Да!
Я голубь мужеством: во мне нет желчи,
И мне обида не горька…
Николай Всеволодович, может быть, отнесся бы к Л—ну свысока, даже
назвал бы его вечно храбрящимся
трусом, петушком, — правда, не стал бы высказываться вслух.
По чувствуемой мысли дуэта можно было понять, что тщетно злым и настойчивым басом укорял хитрый хан Амалат-Бека,
называл его изменников,
трусом, грозил кораном; Амалат-Бек, тенор, с ужасом отрицался от того, что ему советовал хан, и умолял не возлагать на него подобной миссии.
— Коли я уж начал говорить, так буду, как македонский солдат, вещи
называть своим именем, а там что будет, не мое дело; я стар, однако
трусом меня никто не
назовет, да и я, из трусости, не
назову неблагородного поступка — благородным.
— Да, — сказал я: — мне кажется, что в каждой опасности есть выбор, и выбор, сделанный под влиянием, например, чувства долга, есть храбрость, а выбор, сделанный под влиянием низкого чувства, — трусость: поэтому человека, который из тщеславия, или из любопытства, или из алчности рискует жизнию, нельзя
назвать храбрым, и, наоборот, человека, который под влиянием честного чувства семейной обязанности или просто убеждения откажется от опасности, нельзя
назвать трусом.
Если он пойдет за нею, он погубит себя; если он откажется, его
назовут трусом и сам он будет презирать себя.
Что-то случилось неведомое и таинственное, вырывающее из человека его волю, — мы это
называем паникой, — и храбрый вдруг стал
трусом.
Забоюсь, — так кто же будет лечить меня от испуга, где же взять ангела, как Соню?» Подросток пишет про себя: «Валялась на постели какая-то соломинка, а не человек, — и не по болезни только!» Иван Карамазов жалуется Алеше на черта: «Он меня
трусом назвал!
— Ну, и что же? Сам ты этого не понимал? Конечно, понимал. Ты для этого достаточно разумен. Почему же ты все-таки пошел? Стыдился товарищей, боялся, что
назовут трусом? Вспомни, что сказал по этому поводу Роберт Пиль: „Быть
трусом — позорно; но еще позорнее выказывать храбрость только из боязни, что тебя
назовут трусом“.
Василько говорит, что сам теперь видит, не дело затеял, да уж нельзя отступаться: товарищи
назовут трусом.
— Через пять дней я окончательно выписываюсь из лазарета. Могут в Литве начаться военные действия, стыдно мне в это время не быть при полку. Пожалуй, еще
трусом назовут, а я скорее готов всадить себе пулю в лоб, чем заслужить такое позорное название. Со мною выписываются десять солдат. С этим отрядом делаю крюку верст пятьдесят, может быть, и более от маршрута нашего. Хоть бы пришлось опять под суд, как Бог свят, я это исполню. Мы завертываем уж, конечно, не к пану Стабровскому, а… отгадаете ли куда?
Это значит: и завтра и послезавтра не пойду, и все узнают, почему я не пошел, остался с девкою, запил, и
назовут меня предателем,
трусом, негодяем.