Неточные совпадения
— Ах, ужаснее всего мне эти соболезнованья! — вскрикнула Кити, вдруг рассердившись. Она повернулась
на стуле, покраснела и быстро зашевелила пальцами, сжимая то тою, то другою рукой пряжку пояса, которую она держала. Долли знала эту манеру сестры перехватывать руками, когда она приходила в горячность; она знала, как Кити способна была в минуту горячности забыться и
наговорить много лишнего и неприятного, и Долли хотела успокоить ее; но было уже поздно.
Он чувствовал сам, что, кроме этого шального господина, женатого
на Кити Щербацкой, который à propos de bottes [ни с того, ни с сего] с бешеною злобой
наговорил ему кучу ни к чему нейдущих глупостей, каждый дворянин, с которым он знакомился, делался его сторонником.
— Я думаю то же, — сказал Грушницкий. — Он любит отшучиваться. Я раз ему таких вещей
наговорил, что другой бы меня изрубил
на месте, а Печорин все обратил в смешную сторону. Я, разумеется, его не вызвал, потому что это было его дело; да не хотел и связываться…
Петр Петрович Лужин, например, самый, можно сказать, солиднейший из всех жильцов, не явился, а между тем еще вчера же вечером Катерина Ивановна уже успела
наговорить всем
на свете, то есть Амалии Ивановне, Полечке, Соне и полячку, что это благороднейший, великодушнейший человек, с огромнейшими связями и с состоянием, бывший друг ее первого мужа, принятый в доме ее отца и который обещал употребить все средства, чтобы выхлопотать ей значительный пенсион.
— Ну, я
наговорил… достаточно.
На полгода, а? — спросил он, громко хлопнув крышкой часов. — Слушатель вы… идеальный! Это вы — прячетесь в молчании или — это от презрения?
О себе он
наговорил чепухи, а
на вопрос о революции строго ответил, что об этом не говорят с женщиной в постели, и ему показалось, что ответ этот еще выше поднял его в глазах Бланш.
— Помилуй! Ты послушай, что он тут
наговорил: «живи я где-то
на горе, поезжай в Египет или в Америку…»
— Зачем же ты
наговариваешь на меня? — отвечал Обломов. — Я вовсе не страстно люблю музыку…
— То-то отстал! Какой пример для молодых женщин и девиц? А ведь ей давно за сорок! Ходит в розовом, бантики да ленточки… Как не пожурить! Видите ли, — обратился он к Райскому, — что я страшен только для порока, а вы боитесь меня! Кто это вам
наговорил на меня страхи!
Уж у Уленьки не раз скалились зубы
на его фигуру и рассеянность, но товарищи, особенно Райский, так много
наговорили ей хорошего о нем, что она ограничивалась только своим насмешливым наблюдением, а когда не хватало терпения, то уходила в другую комнату разразиться смехом.
— Ты послушай только: она тебе
наговорит! — приговаривала бабушка, вслушавшись и убирая счеты. — Точно дитя: что
на уме, то и
на языке!
Ты что-то ей
наговорил — должно быть,
на смех поднял, — а она поняла по-своему и припутала и тебя!
«Что он ей там
наговорил?» — думала я всю ночь — и со страху не спала, не знала, как показаться к вам
на глаза.
— И все! А тут бог знает что
наговорили… и про нее, и про вас! Не пощадили даже и Татьяну Марковну, эту почтенную, можно сказать, святую!.. Какие есть
на свете ядовитые языки!.. Этот отвратительный Тычков…
— Знаю: коли не о свадьбе, так известно о чем. Да не
на таковских напал. Мы его в бараний рог согнем. В мешке в церковь привезу, за виски вокруг налоя обведу, да еще рад будет. Ну, да нечего с тобой много говорить, и так лишнее
наговорила: девушкам не следует этого знать, это материно дело. А девушка должна слушаться, она еще ничего не понимает. Так будешь с ним говорить, как я тебе велю?
Два — три молодые человека, да один не молодой человек из его бывших профессоров, его приятели давно
наговорили остальным, будто бы есть
на свете какой-то Фирхов, и живет в Берлине, и какой-то Клод Бернар, и живет в Париже, и еще какие-то такие же, которых не упомнишь, которые тоже живут в разных городах, и что будто бы эти Фирхов, Клод Бернар и еще кто-то — будто бы они светила медицинской науки.
— Ну, Вера, хорошо. Глаза не заплаканы. Видно, поняла, что мать говорит правду, а то все
на дыбы подымалась, — Верочка сделала нетерпеливое движение, — ну, хорошо, не стану говорить, не расстраивайся. А я вчера так и заснула у тебя в комнате, может,
наговорила чего лишнего. Я вчера не в своем виде была. Ты не верь тому, что я с пьяных-то глаз
наговорила, — слышишь? не верь.
— Все-таки… Вернее надо узнать. Иной с три короба тебе
наговорит: капитал да капитал, а
на поверку выйдет пшик.
— Мне бы, главное, зятьев всех в бараний рог согнуть, а в первую голову проклятого писаря. Он меня подвел с духовной… и ведь как подвел, пес! Вот так же, как ты, все
наговаривал: «тятенька… тятенька»… Вот тебе и тятенька!.. И как они меня ловко
на обе ноги обули!.. Чисто обделали — все равно, как яичко облупили.
— Послушайте, Келлер, я бы
на вашем месте лучше не признавался в этом без особой нужды, — начал было князь, — а впрочем, ведь вы, может быть, нарочно
на себя
наговариваете?
— Да они и сами не умели рассказать и не поняли; только всех напугал. Пришел к Ивану Федоровичу, — того не было; потребовал Лизавету Прокофьевну. Сначала места просил у ней,
на службу поступить, а потом стал
на нас жаловаться,
на меня,
на мужа,
на тебя особенно… много чего
наговорил.
Вошел наконец Лебедев, только что воротившийся, и, заметив двадцатипятирублевую в руках Келлера, поморщился. Но Келлер, очутившийся при деньгах, уже спешил вон и немедленно стушевался. Лебедев тотчас же начал
на него
наговаривать.
— Они всё думают, что я еще болен, — продолжал Рогожин князю, — а я, ни слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон, да и еду; отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он родителю покойному
на меня
наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один. Попутал грех.
— То-то, уговор
на берегу. Другое тебе слово скажу: напрасно ты приехал. Я так мекаю, что матушка повернула Феню
на свою руку… Бабы это умеют делать: тихими словами как примется
наговаривать да как слезами учнет донимать — хуже обуха.
— И чего ты привязался к Мутяшке, —
наговаривал Ганька. — Вон по Свистунье, сказывают, какое золото, по Суходойке тоже…
На одну смывку с вашгерда по десяти золотников собирают. Это
на Свистунье, а
на Суходойке опять самородки… Ледянка тоже в славу входит…
— Он, значит, Кишкин,
на веревку привязал ее, Оксюху-то, да и волокет, как овцу… А Мина Клейменый идет за ней да сзади ее подталкивает: «Ищи, слышь, Оксюха…» То-то идолы!.. Ну, подвели ее к болотине, а Шишка и скомандовал: «Ползи, Оксюха!» То-то колдуны проклятые! Оксюха, известно, дура: поползла, Шишка веревку держит, а Мина заговор
наговаривает… И нашла бы ведь Оксюха-то, кабы он не захохотал. Учуяла Оксюха золотую свинью было совсем, а он как грянет, как захохочет…
Матушка Маремьяна отвела Таисью в сторону и принялась ей быстро
наговаривать что-то, вероятно, очень интересное, потому что Таисья в первый момент даже отшатнулась от нее, а потом в такт рассказа грустно покачивала головой. Они проговорили так вплоть до того, как подошел плот, и расстроенная Таисья чуть не забыла дожидавшейся ее
на берегу Нюрочки.
— Не ладно ты говоришь, Кирилл, — ответила Аглаида, качая головой. — Не пойму я тебя што-то… Лишнее
на себя
наговариваешь. Не сужу я тебя, а к слову сказала…
Какой же итог всего этого болтания? Я думаю одно, что я очень рад перебросить тебе словечко, — а твое дело отыскивать меня в этой галиматье. Я совершенно тот же бестолковый, неисправимый человек, с тою только разницею, что
на плечах десятка два с лишком лет больше. Может быть, у наших увидишь отъезжающих, которые везут мою рукопись, ты можешь их допросить обо мне, а уж я, кажется, довольно тебе о себе же
наговорил.
Все глаза
на этом бале были устремлены
на ослепительную красавицу Бахареву; император прошел с нею полонез,
наговорил любезностей ее старушке-матери, не умевшей ничего ответить государю от робости, и
на другой день прислал молодой красавице великолепный букет в еще более великолепном порт-букете.
— Я этого более не буду делать, — отвечал, поднимаясь и берясь за шляпу, Розанов. — Но я тоже хотел бы заплатить вам, Лизавета Егоровна, за вашу откровенность откровенностью же. Вы мне
наговорили много о моем эгоизме и равнодушии к ближним; позвольте же и мне указать вам
на маленькое пятнышко в вашей гуманности, пятнышко, которое тоже очень давно заставляет меня сомневаться в этой гуманности.
А то есть еще и такие, что придет к этой самой Сонечке Мармеладовой,
наговорит ей турусы
на колесах, распишет всякие ужасы, залезет к ней в душу, пока не доведет до слез, и сейчас же сам расплачется и начнет утешать, обнимать, по голове погладит, поцелует сначала в щеку, потом в губы, ну, и известно что!
Обожатель ее m-r Leon, — мне тогда уже было 18 лет, и я была очень хорошенькая девушка, — вздумал не ограничиваться maman, а делать и мне куры; я с ужасом, разумеется, отвергла его искания; тогда он начал
наговаривать на меня и бранить меня и даже один раз осмелился ударить меня линейкой; я пошла и пожаловалась матери, но та меня же обвинила и приказывала мне безусловно повиноваться m-r Леону и быть ему покорной.
— Послушай, — начал он, — зачем ты
наговариваешь на себя? Если ты мне не скажешь причины тому, я сейчас же тебя из острога выпущу и от всякого дела освобожу.
— Позвольте, Наталья Николаевна, — продолжал он с достоинством, — соглашаюсь, что я виноват, но только в том, что уехал
на другой день после нашего знакомства, так что вы, при некоторой мнительности, которую я замечаю в вашем характере, уже успели изменить обо мне ваше мнение, тем более что тому способствовали обстоятельства. Не уезжал бы я — вы бы меня узнали лучше, да и Алеша не ветреничал бы под моим надзором. Сегодня же вы услышите, что я
наговорю ему.
Старику приносил вести о литературном мире, о литераторах, которыми он вдруг, неизвестно почему, начал чрезвычайно интересоваться; даже начал читать критические статьи Б., про которого я много
наговорил ему и которого он почти не понимал, но хвалил до восторга и горько жаловался
на врагов его, писавших в «Северном трутне».
Наговаривали на воду, сыпали в пищу порошок из какого-то корня.
— И я говорю, что мерзавец, да ведь когда зависишь… Что, если он банкиру
на меня
наговорит? — ведь, пожалуй, и там… Тут двадцать пять рублей улыбнутся, а там и целых пятьдесят. Останусь я у тебя
на шее, да, кроме того, и делать нечего будет… С утра до вечера все буду думать… Думать да думать, одна да одна… ах, не дай бог!
«Не смей, братец, больше
на себя этого врать: это ты как через Койсу плыл, так ты от холодной воды да от страху в уме немножко помешался, и я, — говорит, — очень за тебя рад, что это все неправда, что ты
наговорил на себя. Теперь офицером будешь; это, брат, помилуй бог как хорошо».
Может быть, я бросился бы догонять его и
наговорил бы ему еще грубостей, но в это время тот самый лакей, который присутствовал при моей истории с Колпиковым, подал мне шинель, и я тотчас же успокоился, притворяясь только перед Дмитрием рассерженным настолько, насколько это было необходимо, чтоб мгновенное успокоение не показалось странным.
На другой день мы с Дубковым встретились у Володи, не поминали об этой истории, но остались
на «вы», и смотреть друг другу в глаза стало нам еще труднее.
Кроме того, что ей теперь вся выгода за вас выйти, потому что ведь все-таки она себя оскандалила, кроме того, я ей про «ладью»
наговорил: я именно увидел, что «ладьей»-то
на нее и подействуешь, стало быть, вот какого она калибра девица.
— А так, что поймает меня в каком-нибудь обществе;
наговорит мне, может быть, любезностей, от которых трудно будет отвертеться, или, наоборот, затеет со мною ссору и
наговорит мне таких дерзостей, что я должен буду вызвать его
на дуэль.
— Так, бабуся, так! — сказал он. — От них-то все зло и пошло
на Руси! Они-то и боярина оговорили! Не верь им, государь, не верь им! Песьи у них морды
на сбруе, песий и брех
на языке! Господин мой верно служил тебе, а это Вяземский с Хомяком
наговорили на него. Вот и бабуся правду сказала, что таких сыроядцов и не видано
на Руси!
По крайней мере майор с удалением А-ва перестал преследовать М., арестанта,
на которого А-в беспрерывно ему
наговаривал, и вот за что: М. во время прибытия А-ва в острог был один.
— Ишь,
наговорил!
На трех возах не вывезешь.
Я удивленно взглянул в лицо ему — оно казалось задумчивым и добрым. Мне было неловко, совестно: отправляя меня
на исповедь, хозяева
наговорили о ней страхов и ужасов, убедив каяться честно во всех прегрешениях моих.
— Да что же такое, отец Савелий, я валяю и опрокидываю? Ведь этак круглым числом можно
на человека невесть что
наговорить.
Тогда он
наговорил на меня генералу Клюгенау, сказал, что я не велю аварцам давать дров солдатам.
Ученые люди собираются в общества (таких обществ много, более 100), собираются
на конгрессы (такие были недавно в Париже и Лондоне, теперь будет в Риме), читают речи, обедают, говорят спичи, издают журналы, посвященные этой цели, и во всех доказывается, что напряжение народов, принужденных содержать миллионы войск, дошло до крайних пределов и что это вооружение противоречит всем целям, свойствам, желаниям всех народов, но что если много исписать бумаги и
наговорить слов, то можно согласовать всех людей и сделать, чтобы у них не было противоположных интересов, и тогда войны не будет.
— Мне княгиня Волчанская обещала инспекторское место выхлопотать, а тут вдруг болтают. Это мне повредить может. А все из зависти. Тоже и директор распустил гимназию: гимназисты, которые
на квартирах живут, курят, пьют, ухаживают за гимназистками. Да и здешние такие есть. Сам распустил, а вот меня притесняет. Ему, может быть,
наговорили про меня. А там и дальше пойдут
наговаривать. До княгини дойдет.