Неточные совпадения
Господам, разумеется, это не пристало, и они от этого сейчас в
сторону; да и где им с этим
татарином сечься, он бы, поганый, их всех перебил. А у моего ремонтера тогда уже и денег-то не очень густо было, потому он в Пензе опять в карты проигрался, а лошадь ему, я вижу, хочется. Вот я его сзади дернул за рукав, да и говорю: так и так, мол, лишнего сулить не надо, а что хан требует, то дайте, а я с Савакиреем сяду потягаться
на мировую. Он было не хотел, но я упросил, говорю...
— После того как
татары от наших мисанеров избавились, опять прошел без мала год, и опять была зима, и мы перегнали косяки тюбеньковать
на сторону поюжнее, к Каспию, и тут вдруг одного дня перед вечером пригонили к нам два человека, ежели только можно их за человеков считать.
Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар упал
на него с другой
стороны, и опять с этой, и опять с той.
— Тише, князь, это я! — произнес Перстень, усмехаясь. — Вот так точно подполз я и к
татарам; все высмотрел, теперь знаю их стан не хуже своего куреня. Коли дозволишь, князь, я возьму десяток молодцов, пугну табун да переполошу татарву; а ты тем часом, коли рассудишь, ударь
на них с двух
сторон, да с добрым криком; так будь я
татарин, коли мы их половины не перережем! Это я так говорю, только для почину; ночное дело мастера боится; а взойдет солнышко, так уж тебе указывать, князь, а нам только слушаться!
Шакир шагал
стороной, без шапки, в тюбетейке одной, она взмокла, лоснилась под дождём, и по смуглому лицу
татарина текли струи воды. Иногда он, подняв руки к лицу, наклонял голову, мокрые ладони блестели и дрожали; ничего не видя перед собою, Шакир оступался в лужи, и это вызывало у людей, провожавших гроб, неприятные усмешки. Кожемякин видел, что горожане смотрят
на татарина косо, и слышал сзади себя осуждающее ворчание...
В том месте, где Черная речка впадала в Желтую и черная вода, похожая
на чернила, пачкала желтую и боролась с ней, в
стороне от дороги стоял духан
татарина Кербалая с русским флагом
на крыше и с вывеской, написанной мелом: «Приятный духан»; около него был небольшой садик, обнесенный плетнем, где стояли столы и скамьи и среди жалкого колючего кустарника возвышался один-единственный кипарис, красивый и темный.
Абрам не сказал ничего. Но через несколько дней он как-то встретился мне
на улице. С ним рядом шел незнакомый
татарин, длинный, как жердь, и тощий, как скелет. Поравнявшись со мной, Абрам под влиянием какой-то внезапной мысли вдруг шагнул в
сторону и очутился передо мной.
Между тем имя Степана, хотя ни мы, ни Козловский ничего не говорили о нем, было
на всех устах. В слободе об этом сначала говорили шепотом, в виде догадок, потом с уверенностью. Теперь даже дети
на улицах играли в войну, причем одна
сторона представляла
татар, другая якутов под предводительством Степана… А по улусам, у камельков, в долгие вечера о белоглазом русском уже складывалась чуткая, протяжная былина, олонхо…
Борьба, видимо, обострялась. Обоюдное ожесточение росло. Прежде
татары воровали, но убийств не было. Теперь они шли уже
на все, и при перестрелках бывали раненые с той и другой
стороны. Был и еще один косвенный результат наслежной войны: кражи в самой слободе значительно участились.
Бойцы, выстроившись в две стены, одна против другой,
на порядочном расстоянии, долго стояли в бездействии, и только одни мальчишки выскакивали с обеих
сторон на нейтральную середину и бились между собою, подстрекаемые насмешками или похвалами взрослых; наконец, вышел вперед известный боец Абдулка, и сейчас явился перед ним также известный боец Никита;
татарин полетел с ног и вместо него вырос другой.
Поели
татары блины, пришла татарка в рубахе такой же, как и девка, и в штанах; голова платком покрыта. Унесла масло, блины, подала лоханку хорошую и кувшин с узким носком. Стали мыть руки
татары, потом сложили руки, сели
на коленки, подули
на все
стороны и молитвы прочли. Поговорили по-своему. Потом один из гостей-татар повернулся к Жилину, стал говорить по-русски.
По
сторонам сидели еще двое татар-приказчиков; один что-то записывал в толстую засаленную книгу, другой клал
на счетах.
Ниже Сурского устья верст
на двести по обе
стороны Волги сплошь чужеродцы живут, они не русеют: черемисы, чуваши,
татары.
Татарин очнулся и пошел будить товарищей, чтобы плыть
на ту
сторону.
Ранее этого, в феврале 1751 года, стали поговаривать
на Украине о беспокойствах со
стороны татар.
— Ни первых, ни вторых, пустомеля! Твои слова как
татары в сражении: рассыпаются в
стороны так, что наш рейтар [Рейтар — кавалерист. Полки рейтар были учреждены в России со второй четверти XVII в. и просуществовали до военной реформы Петра I. В рейтарах служили мелкие дворяне; личный состав рейтарских полков
на одну треть состоял из иностранцев.] не знает, которого и как настигнуть. Думает уловить под палаш одного, а попадается другой. Без обиняков, скорее, к делу.
Дрожа, с напряжением подбирая русские слова, которых он знал немного, и заикаясь,
татарин заговорил о том, что не приведи бог захворать
на чужой
стороне, умереть и быть зарытым в холодной ржавой земле, что если бы жена приехала к нему хотя
на один день и даже
на один час, то за такое счастье он согласился бы принять какие угодно муки и благодарил бы бога. Лучше один день счастья, чем ничего.