Неточные совпадения
На площади сосредоточиваются каменные здания, в которых помещаются общественные заведения, как-то: присутственные
места и всевозможные манежи — для обучения гимнастике, фехтованию и пехотному строю, для принятия пищи, для общих коленопреклонений и проч.
Во взаимных услугах они дошли наконец до
площади, где находились присутственные
места: большой трехэтажный каменный дом, весь белый, как мел, вероятно для изображения чистоты душ помещавшихся в нем должностей; прочие здания
на площади не отвечали огромностию каменному дому.
Не казнь страшна: пращур [Пращур — предок.] мой умер
на лобном
месте, [Лобное
место — возвышение
на Красной
площади, где иногда казнили государственных преступников.] отстаивая то, что почитал святынею своей совести; отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым.
Площадь опустела. Я все стоял
на одном
месте и не мог привести в порядок мысли, смущенные столь ужасными впечатлениями.
Захотелось выйти
на открытое
место,
на площадь, в поле, в пустоту и одиночество.
Он видел, что «общественное движение» возрастает; люди как будто готовились к парадному смотру, ждали, что скоро чей-то зычный голос позовет их
на Красную
площадь к монументу бронзовых героев Минина, Пожарского, позовет и с Лобного
места грозно спросит всех о символе веры. Все горячее спорили, все чаще ставился вопрос...
Самгин осторожно выглянул за угол; по
площади все еще метались трое людей, мальчик оторвался от старика и бежал к Александровскому училищу, а старик, стоя
на одном
месте, тыкал палкой в землю и что-то говорил, — тряслась борода.
А
место это широкое, река быстрая, барки проходят;
на той стороне лавки,
площадь, храм Божий златыми главами сияет.
Вечером я предложил в своей коляске
место французу, живущему в отели, и мы отправились далеко в поле, через С.-Мигель, оттуда заехали
на Эскольту, в наше вечернее собрание, а потом к губернаторскому дому
на музыку.
На площади, кругом сквера, стояли экипажи. В них сидели гуляющие. Здесь большею частью гуляют сидя. Я не последовал этому примеру, вышел из коляски и пошел бродить по
площади.
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами
на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого
места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились
на берег по
площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Грушенька жила в самом бойком
месте города, близ Соборной
площади, в доме купеческой вдовы Морозовой, у которой нанимала
на дворе небольшой деревянный флигель.
— И странно опять-таки, что вы так совсем уж забыли, в каком именно
месте бросили
на площади эту… ладонку.
Местами брусники было так много, что целые
площади казались как будто окрашенными в бордовый цвет. Подбирая ягоды, мы понемногу подвигались вперед и незаметно поднялись
на вершину, высота которой равнялась 1290 м. Здесь мы впервые ступили в снег, он был глубиной около 15 сантиметров.
Быстрыми шагами прошел я длинную «
площадь» кустов, взобрался
на холм и, вместо ожиданной знакомой равнины с дубовым леском направо и низенькой белой церковью в отдалении, увидал совершенно другие, мне неизвестные
места.
В день приезда Гарибальди в Лондон я его не видал, а видел море народа, реки народа, запруженные им улицы в несколько верст, наводненные
площади, везде, где был карниз, балкон, окно, выступили люди, и все это ждало в иных
местах шесть часов… Гарибальди приехал в половине третьего
на станцию Нейн-Эльмс и только в половине девятого подъехал к Стаффорд Гаузу, у подъезда которого ждал его дюк Сутерланд с женой.
На месте Угольной
площади,
на углу Малой Дмитровки, где торговали с возов овощами, дровами и самоварным углем, делавшим покупателей «арапами», — чудный сквер с ажурной решеткой.
Против окон парадных покоев,
на другом конце
площади, где теперь сквер, высилась в те времена каланча Тверской части. Беспокойное было это
место.
На Трубе у бутаря часто встречались два любителя его бергамотного табаку — Оливье и один из братьев Пеговых, ежедневно ходивший из своего богатого дома в Гнездниковском переулке за своим любимым бергамотным, и покупал он его всегда
на копейку, чтобы свеженький был. Там-то они и сговорились с Оливье, и Пегов купил у Попова весь его громадный пустырь почти в полторы десятины.
На месте будок и «Афонькина кабака» вырос
на земле Пегова «Эрмитаж Оливье», а непроездная
площадь и улицы были замощены.
Продолжением этого сада до Путинковского проезда была в те времена грязная Сенная
площадь,
на которую выходил ряд домов от Екатерининской больницы до Малой Дмитровки, а
на другом ее конце, рядом со Страстным монастырем, был большой дом С. П. Нарышкиной. В шестидесятых годах Нарышкина купила Сенную
площадь, рассадила
на ней сад и подарила его городу, который и назвал это
место Нарышкинским сквером.
После войны 1812 года, как только стали возвращаться в Москву москвичи и начали разыскивать свое разграбленное имущество, генерал-губернатор Растопчин издал приказ, в котором объявил, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет, и что всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только
месте, а именно
на площади против Сухаревской башни».
Против роскошного дворца Шереметевской больницы вырастали сотни палаток, раскинутых за ночь
на один только день. От рассвета до потемок колыхалось
на площади море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом
месте Садовой улицы. Толклось множество народа, и у всякого была своя цель.
В назначенный день я пошел к Прелину. Робко, с замирающим сердцем нашел я маленький домик
на Сенной
площади, с балконом и клумбами цветов. Прелин, в светлом летнем костюме и белой соломенной шляпе, возился около цветника. Он встретил меня радушно и просто, задержал немного в саду, показывая цветы, потом ввел в комнату. Здесь он взял мою книгу, разметил ее, показал, что уже пройдено, разделил пройденное
на части, разъяснил более трудные
места и указал, как мне догнать товарищей.
Среди селения большая
площадь,
на ней деревянная церковь и кругом по краю не лавки, как у нас в деревнях, а тюремные постройки, присутственные
места и квартиры чиновников.
В 1872 г.
на Каре, как писал г. Власов в своем отчете, при одной из казарм совсем не было отхожего
места, и преступники выводились для естественной надобности
на площадь, и это делалось не по желанию каждого из них, а в то время, когда собиралось несколько человек.
— Балчуговские сами по себе: ведь у них
площадь в пятьдесят квадратных верст.
На сто лет хватит… Жирно будет, ежели бы им еще и Кедровскую дачу захватить: там четыреста тысяч десятин… А какие
места: по Суходойке-реке, по Ипатихе, по Малиновке — везде золото. Все россыпи от Каленой горы пошли, значит, в ней жилы объявляются… Там еще казенные разведки были под Маяковой сланью,
на Филькиной гари,
на Колпаковом поле, у Кедрового ключика. Одним словом, Палестина необъятная…
Поднятые иконы несли все туляки, опоясанные через плечо белыми полотенцами. Вся
площадь глухо замерла.
Место для молебна было оцеплено лесообьездчиками и приехавшими с исправником казаками, которые гарцевали
на своих мохноногих лошадках и помахивали
на напиравшую толпу нагайками.
Недаром же в тот день, когда
на Бессарабской
площади казаки, мясоторговцы, мучники и рыбники избивали студентов, Симеон, едва узнав об этом, вскочил
на проезжавшего лихача и, стоя, точно полицеймейстер, в пролетке, помчался
на место драки, чтобы принять в ней участие.
Проезжая мимо базарной
площади в присутствие или мчась
на почтовых мимо сел и деревень к
месту производства следствия, мы столь же мало видели народ, как мало видит его и любой петербуржец, проезжающий мимо Сенной или Конной
площади.
Несчастные слонялись возле
места привычного труда и голодными глазами заглядывали внутрь; останавливались
на площадях — и по целым часам проделывали те движения, какие в определенное время дня были уже потребностью их организма: пилили и стругали воздух, невидимыми молотами побрякивали, бухали в невидимые болванки.
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал полковой командир в собрании подполковника Леха. Разорался
на него так, что
на соборной
площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит
на месте и качается, руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет
на него: «Когда разговариваете с полковым командиром, извольте руки
на заднице не держать!» И прислуга здесь же была.
На сем основании наиболее приличными
местами для наблюдения за первою признаются: улицы,
площади и публичные
места; последнюю же всего удобнее наблюдать в собственных квартирах обывателей, так как в них злая и порочная воля преимущественно находит себе убежище или в виде простого попустительства, или же, чаще всего, в виде прямого пособничества".
Здесь было довольно тихо. Луна стала совсем маленькой, и синяя ночь была довольно темна, хотя
на небе виднелись звезды, и большая, еще не застроенная
площадь около центрального парка смутно белела под серебристыми лучами… Далекие дома перемежались с пустырями и заборами, и только в одном
месте какой-то гордый человек вывел дом этажей в шестнадцать, высившийся черною громадой, весь обставленный еще лесами… Эта вавилонская башня резко рисовалась
на зареве от освещенного города…
Жандармский офицер жил
на видном
месте,
на площади, близ гимназии.
Росла, расширяя грудь до боли, выжимая слёзы, жалость, к ней примешивалась обида
на кого-то, — захотелось бежать в город, встать там
на площади —
на видном для всех
месте — и говорить мимо идущим...
Эти трое — первейшие забавники
на базаре: они ловили собак, навязывали им
на хвосты разбитые железные вёдра и смотрели, смеясь, как испуганное животное с громом и треском мечется по
площади, лая и визжа. В сырые дни натирали доски тротуара мылом, любуясь, как прохожий, ступив в натёртое
место, скользил и падал; связывали узелки и тюрички, наполняя их всякою дрянью, бросали
на дорогу, — их веселило, когда кто-нибудь поднимал потерянную покупку и пачкал ею руки и одежду.
— Порыв раскаяния в национальном стиле. Остается только выйти куда-нибудь
на Красную
площадь, подняться
на высокое
место лобное и оттуда раскланяться
на все четыре стороны: «Прости, народ православный».
Как бурное море, шумел и волновался народ
на городской
площади, бояре и простолюдины, именитые граждане и люди ратные — все теснились вокруг Лобного
места;
на всех лицах изображалось нетерпеливое ожидание.
Оборотясь к соборным храмам, он трижды сотворил крестное знамение, поклонился
на все четыре стороны, и по мановению руки его утихло все вокруг Лобного
места; мало-помалу молчание стало распространяться по всей
площади, шум отдалялся, глухой говор бесчисленного народа становился все тише… тише… и чрез несколько минут лишенный зрения мог бы подумать, что городская
площадь совершенно опустела.
Все спешили по домам, чтоб сносить свои имущества
на площадь, и не прошло получаса, как вокруг Лобного
места возвышались уже горы серебряных денег, сосудов и различных товаров: простой холст лежал подле куска дорогой парчи, мешок медной монеты — подле кошелька, наполненного золотыми деньгами.
Как вы, в самом деле, заставите меня верить, что в течение какого-нибудь получаса в одну комнату или в одно
место на площади приходят один за другим десять человек, именно те, кого нужно, именно в то время, как их тут нужно, встречают, кого им нужно, начинают ex abrupto разговор о том, что нужно, уходят и делают, что нужно, потом опять являются, когда их нужно.
По крайней мере, они учли, что безлюдная
площадь — это самое удобное
место для их свадеб, которые они и играли
на виду у всех.
Эту сторону
площади изменили эти два дома. Зато другая — с Малым и Большим театром и дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только владелец Шелапутин почти незаметно сделал в доме переделки по требованию М.В. Лентовского, снявшего под свой театр помещение закрывшегося Артистического кружка. Да вырос
на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Ему хотелось придти куда-нибудь к
месту, в угол, где было бы не так шумно, суетно и жарко. Наконец вышли
на маленькую
площадь, в тесный круг старых домов; было видно, что все они опираются друг
на друга плотно и крепко. Среди
площади стоял фонтан,
на земле лежали сырые тени, шум здесь был гуще, спокойнее.
Ваши широкие улицы походят
на площади; ваши
площади —
на какие-то незастроенные пустопорожние
места; ваши длинные, невысокие дома —
на фабрики…
Он приблизился к тому
месту, где перерезывалась улица бесконечною
площадью с едва видными
на другой стороне ее домами, которая глядела страшною пустынею.
Прежде ж
Чем Дмитриева мать, царица Марфа,
Свидетельствовать будет
на Москве,
Что сын ее до смерти закололся
И погребен, ты выедешь
на площадьИ с Лобного объявишь
места: сам-де,
Своими-де очами видел ты
Труп Дмитрия, — и крестным целованьем
То утвердишь. Меж тем я со владыкой
Велел везде Отрепьеву гласить
Анафему: в церквах, в монастырях,
На перекрестках всех, его с амвонов
Велел клясти! Быть может, вразумится
Чрез то народ.
Кисельников. Нет, Погуляев, бери их, береги их; Бог тебя не оставит; а нас гони, гони! Мы вам не компания, — вы люди честные. У нас есть
место, оно по нас. (Тестю.) Ну, бери товар, пойдем. Вы живите с Богом, как люди живут, а мы
на площадь торговать, божиться, душу свою проклинать, мошенничать. Ну, что смотришь! Бери товар! Пойдем, пойдем! (Сбирает свой товар.) Прощайте! Талан-доля, иди за мной… (Уходит.)
Колесница остановилась
на Великой
площади… Граждане обнимали воинов, слезы текли из глаз их. Марфа подала руку Михаилу с видом сердечного дружелюбия; он не мог идти: чиновники взнесли его
на железные ступени Вадимова
места. Посадница открыла тело убитого Мирослава…
На бледном лице его изображалось вечное спокойствие смерти… «Счастливый юноша!» — произнесла она тихим голосом и спешила внимать Храброму Михаилу. Ксения обливала слезами хладные уста своего друга, но сказала матери: «Будь покойна: я дочь твоя!»
Граждане летели
на Великую
площадь, и все глаза устремились
на Вадимово
место: Марфа и Ксения вели
на его железные ступени пустынника Феодосия.
Тут сердце Марфы наконец затрепетало: она спешила
на Великую
площадь, сама ударила в вечевой колокол, объявила гражданам о начале решительной битвы, стала
на Вадимовом
месте, устремила взор
на московскую дорогу и казалась неподвижною.