Неточные совпадения
Лошади подбежали к
вокзалу маленькой станции, Косарев, получив
на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая
на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие
на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них в шум
поезда вторгается лязгающий звук.
Самгин решил зайти к Гогиным, там должны все знать. Там было тесно, как
на вокзале пред отходом
поезда, он с трудом протискался сквозь толпу барышень, студентов из прихожей в зал, и его тотчас ударил по ушам тяжелый, точно в рупор кричавший голос...
Через несколько дней Клим Самгин подъезжал к Нижнему Новгороду. Версты за три до
вокзала поезд, туго набитый людями, покатился медленно, как будто машинист хотел, чтоб пассажиры лучше рассмотрели
на унылом поле, среди желтых лысин песка и грязнозеленых островов дерна, пестрое скопление новеньких, разнообразно вычурных построек.
Через несколько минут
поезд подошел к
вокзалу, явился старенький доктор, разрезал ботинок Крэйтона, нашел сложный перелом кости и утешил его, сказав, что знает в городе двух англичан: инженера и скупщика шерсти. Крэйтон вынул блокнот, написал две записки и попросил немедленно доставить их соотечественникам. Пришли санитары, перенесли его в приемный покой
на вокзале, и там он, брезгливо осматриваясь, с явным отвращением нюхая странно теплый, густой воздух, сказал Самгину...
Но, взглянув
на часы, он увидал, что теперь уже некогда, и надо торопиться, чтобы не опоздать к выходу партии. Второпях собравшись и послав с вещами швейцара и Тараса, мужа Федосьи, который ехал с ним, прямо
на вокзал, Нехлюдов взял первого попавшегося извозчика и поехал в острог. Арестантский
поезд шел за два часа до почтового,
на котором ехал Нехлюдов, и потому он совсем рассчитался в своих номерах, не намереваясь более возвращаться.
А Туркины? Иван Петрович не постарел, нисколько не изменился и по-прежнему все острит и рассказывает анекдоты; Вера Иосифовна читает гостям свои романы по-прежнему охотно, с сердечной простотой. А Котик играет
на рояле каждый день, часа по четыре. Она заметно постарела, похварывает и каждую осень уезжает с матерью в Крым. Провожая их
на вокзале, Иван Петрович, когда трогается
поезд, утирает слезы и кричит...
Наш полупустой
поезд остановился
на темной наружной платформе Ярославского
вокзала, и мы вышли
на площадь, миновав галдевших извозчиков, штурмовавших богатых пассажиров и не удостоивших нас своим вниманием.
На вокзал она пришла рано, еще не был готов ее
поезд, но в грязном, закопченном дымом зале третьего класса уже собралось много народа — холод согнал сюда путейских рабочих, пришли погреться извозчики и какие-то плохо одетые, бездомные люди.
Ромашов любил ходить
на вокзал по вечерам, к курьерскому
поезду, который останавливался здесь в последний раз перед прусской границей.
Позднее я узнал, что это один из ростовщиков популярного антрепренера М.В. Лентовского. Он держал для видимости довольно приличный винный погребок и гастрономический магазин, а
на самом деле был шулер и ростовщик. От одного из таких же типов, тоже шулера, я узнал, что брюнет до этого, имея кличку Пашки-Шалуна, был карманником у Рязанского
вокзала, а позднее работал по этим же делам в
поездах. Я об этом рассказал Н.И. Пастухову.
Но он спал, когда
поезд остановился
на довольно продолжительное время у небольшой станции. Невдалеке от
вокзала, среди вырубки, виднелись здания из свежесрубленного леса.
На платформе царствовало необычайное оживление: выгружали земледельческие машины и камень, слышалась беготня и громкие крики
на странном горловом жаргоне. Пассажиры-американцы с любопытством выглядывали в окна, находя, по-видимому, что эти люди суетятся гораздо больше, чем бы следовало при данных обстоятельствах.
Мы просидели
на горке до первого
поезда, отходившего в Петербург в восемь часов утра. Любочка заметно успокоилась, — вернее, она до того устала, что не могла даже горевать. Я проводил ее
на вокзал.
Трудный был этот год, год моей первой ученической работы.
На мне лежала обязанность вести хронику происшествий, — должен знать все, что случилось в городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного большого пожара или крушения
поезда. У меня везде были знакомства, свои люди, сообщавшие мне все, что случилось: сторожа
на вокзалах, писцы в полиции, обитатели трущоб. Всем, конечно, я платил. Целые дни
на выставке я проводил, потому что здесь узнаешь все городские новости.
…28 июня мы небольшой компанией ужинали у Лентовского в его большом садовом кабинете.
На турецком диване мертвецки спал трагик Анатолий Любский, напившийся с горя. В три часа с почтовым
поездом он должен был уехать в Курск
на гастроли, взял билет, да засиделся в буфете, и
поезд ушел без него. Он прямо с
вокзала приехал к Лентовскому, напился вдребезги и уснул
на диване.
А там шумный Ростов. В цирке суета — ведут лошадей
на вокзал, цирк едет в Воронеж. Аким Никитин сломал руку, меня с радостью принимают… Из Воронежа едем в Саратов
на зимний сезон. В Тамбове я случайно опаздываю
на поезд — ждать следующего дня — и опять новая жизнь!
— Только, говорит, нехорошо, что вы так удаляетесь от общества и производите впечатление замкнутого человека. Никак не поймешь, кто вы такой
на самом деле, и не знаешь, как с вами держаться. Ах, да! — вдруг хлопнул себя по лбу Свежевский. — Я вот болтаю, а самое важное позабыл вам сказать… Директор просил всех быть непременно завтра к двенадцатичасовому
поезду на вокзале.
Поезд ушел. Так мой друг меня и не видал, но его встреча с актерами сыграла свою роль: М. Н. Ермолова, наверное, никакого внимания не обратила бы
на маленького актера Сологуба, если бы не эти рассказы
на вокзале.
Я приехал
на вокзал к самому приходу
поезда.
На Александровский
вокзал через каждые десять минут приходили
поезда, сбитые как попало из товарных и разноклассных вагонов и даже цистерн, облепленных обезумевшими людьми, и по Тверской-Ямской бежали густой кашей, ехали в автобусах, ехали
на крышах трамваев, давили друг друга и попадали под колеса.
Флагов не было. По-ночному был темен, пуст и безжизнен
вокзал; пассажирские
поезда уже не ходили, а для того
поезда, который
на пути безмолвно ожидал этих пассажиров, не нужно было ни ярких огней, ни суеты. И вдруг Вернеру стало скучно. Не страшно, не тоскливо, — а скучно огромной, тягучей, томительной скукой, от которой хочется куда-то уйти, лечь, закрыть крепко глаза. Вернер потянулся и продолжительно зевнул. Потянулся и быстро, несколько раз подряд зевнул и Янсон.
Поговоривши, поехали
на вокзал. Саша угощал чаем, яблоками; а когда
поезд тронулся и он, улыбаясь, помахивал платком, то даже по ногам его видно было, что он очень болен и едва ли проживет долго.
На другой день, в воскресенье, он был в гимназической церкви и виделся там с директором и товарищами. Ему казалось, что все они были заняты только тем, что тщательно скрывали свое невежество и недовольство жизнью, и сам он, чтобы не выдать им своего беспокойства, приятно улыбался и говорил о пустяках. Потом он ходил
на вокзал и видел там, как пришел и ушел почтовый
поезд, и ему приятно было, что он один и что ему не нужно ни с кем разговаривать.
Он сел
на платформе
вокзала, глядя, как маневрировали
поезда, суетились разные чумазые люди — смазчики, составители, сцепщики, кондуктора товарных
поездов.
Потом он решил уехать обратно домой, но, когда пришёл
на вокзал, оказалось, что
поезд уже отправился.
Не любили его студенты за то, что он был совершенно равнодушен к их жизни, не понимал ее радостей и похож был
на человека, который сидит
на вокзале в ожидании
поезда, курит, разговаривает, иногда даже как будто увлекается, а сам не сводит глаз с часов.
Недавно рано утром меня разбудили к больному, куда-то в один из пригородов Петербурга. Ночью я долго не мог заснуть, мною овладело странное состояние: голова была тяжела и тупа, в глубине груди что-то нервно дрожало, и как будто все нервы тела превратились в туго натянутые струны; когда вдали раздавался свисток
поезда на вокзале или трещали обои, я болезненно вздрагивал, и сердце, словно оборвавшись, вдруг начинало быстро биться. Приняв бромистого натра, я, наконец, заснул; и вот через час меня разбудили.
— Слушайте, Митрыч! Теперь пять минут шестого,
поезд отходит без четверти шесть. Поедем
на извозчике
на вокзал. Вы меня познакомите с ним.
— Нет! Нет! Ни за что! Там ждут побои и муки, a здесь, кто знает, может быть, я встречу кого-нибудь, кто укажет мне дорогу
на вокзал. Упрошу посадить меня в
поезд и довезти до нашего города, где пансион. A оттуда к маме! К милой, дорогой маме, чтобы уж никогда не разлучаться с ней, никогда не огорчать ее дурными, злыми выходками… Никогда! Ты слышишь, Господи! — прошептали посиневшие от холода губы девочки, и она подняла исполненный мольбы взор к небу.
— Прощайте, господа, я пойду
на вокзал. Поеду с ночным
поездом: не стоит ждать до завтра!
— Опоздала. Пошла
на вокзал напиться, — ужасно хотелось лимонаду! Ничего нет
на станции, даже стакана воды не могла раздобыть. Вы ведь знаете, какая у нас везде бестолочь. Воротилась, —
поезд ушел. Как саранча, идем мы, и все кругом разрушаем, портим, загаживаем, и ничего не создаем.
Высунувшись наружу и глядя назад, я видел, как она, проводив глазами
поезд, прошлась по платформе мимо окна, где сидел телеграфист, поправила свои волосы и побежала в сад.
Вокзал уж не загораживал запада, поле было открыто, но солнце уже село, и дым черными клубами стлался по зеленой бархатной озими. Было грустно и в весеннем воздухе, и
на темневшем небе, и в вагоне.
На одной бойкой станции, где в ресторане
вокзала сновало множество всякого народа, и военного и штатского, в отдельном стойле,
на которые разделена была зала
на манер лондонской таверны, я, закусывая, снял свою сумку из красного сафьяна, положил ее рядом
на диване, заторопился, боясь не захватить
поезд, и забыл сумку. В ней был весь мой банковый фонд — больше тысячи франков — и все золотом.
Помню мучительную дорогу, тряску вагона, ночные бреды и поты; помню, как в Москве,
на Курском
вокзале, в ожидании
поезда, я сидел за буфетным столиком в зимней шубе в июньскую жару, и было мне холодно, и очень хотелось съесть кусок кровавого ростбифа с хреном, который я видел
на буфетной стойке. В Туле мама по телеграмме встретила меня
на вокзале. Мягкая постель, белые простыни, тишина. И
на две недели — бред и полусознание.
Война уже началась, я был призван врачом
на военную службу и заведовал дезинфекцией военно-санитарных
поездов на одном из московских
вокзалов.
В седьмом часу утра я услышал кругом шум и ходьбу. Это сажали в санитарный
поезд больных из гунчжулинских госпиталей. Я вышел
на платформу. В подходившей к
вокзалу новой партии больных я увидел своего приятеля с ампутированной рукой. Вместе с другими его отправляли в Харбин. Мы проговорили с ним часа полтора, пока стоял санитарный
поезд.
Приехала сюда, хотела
на здешнем
вокзале сдать
на поезд труп, — не принимают.
Шедшие с юга санитарные теплушечные
поезда останавливались в Мукдене, раненых выгружали, переносили в бараки, а назавтра снова тащили
на вокзал, грузили в теплушки и отправляли дальше
на север.
Приехал он в Москву с вечерним
поездом. Пока артельщик ходил за его багажом, он успел выпить в буфете две бутылки пива… От пива он стал очень добрым, так что, когда извозчик вез его с
вокзала на Пресню, он всё время бормотал...
— Будьте добры быть
на вокзале к тому времени, когда подадут
поезд.
Мы ждали
поезда на вокзале. Стояла толчея. Офицеры приходили, уходили, пили у столиков. Меж столов ходили солдаты, продавали китайские и японские безделушки.
Этот торжественный
поезд, везший, если верить рассказам пассажиров парохода, «недавнего претендента
на болгарский престол», проследовал через всю Одессу
на Куликово поле, где, невдалеке от
вокзала железной дороги, высились мрачные стены одесского тюремного замка.
Поезд еще не успел остановиться у Флорентийского
вокзала, медленно двигаясь у широкой платформы, как до слуха Николая Герасимовича Савина долетели слова, сказанные
на чистом русском языке...
Довольно красивое здание
вокзала всегда представляет пустыню: нет обычного
на железнодорожных станциях движения, не видно встречающих, сторожа, носильщики и лакеи при буфете апатично двигаются по платформе и
вокзалу даже при приближении пассажирского
поезда, прибывающего, впрочем, всего один раз в сутки, в ранний час утра.
В этот же вечер она довела до сведения княгини, что завтра с почтовым
поездом выезжает в Москву.
На другой день
на Николаевском
вокзале дворецким князя Василия был вручен ей пакет, в котором она нашла одиннадцать радужных бумажек. Посланный, видимо действуя по приказанию, выждал, пока она взяла билет и села в вагон, и удалился с платформы лишь тогда, когда
поезд тронулся.
Вернувшийся со станции дядя Михей, отвозивший Эразма Эразмовича Строева, сообщил, что по дороге они не нагнали Настасьи Лукьяновны и не застали ее
на станции. Последнее обстоятельство, впрочем, дядя Михей несколько объяснил тем, что к приезду их с гостем
на вокзал, только что ушел
поезд.
На другой день в четыре часа они прибыли в Берлин. Здесь им пришлось ждать отходящего
поезда на Торн и Александрово до половины двенадцатого ночи. Николай Герасимович со своими спутниками воспользовались этим временем, чтобы сходить в баню и хорошо пообедать в ресторане невдалеке от
вокзала.
Гиршфельд закрыл лицо руками и горько заплакал, заплакал чуть ли не в первый раз в жизни. Слезы облегчили его. Он тряхнул головой, успокоился и, казалось, примирился с совершившимся фактом. Спрятав письмо и заметку в бумажник, он почти спокойно принялся за чтение остальной корреспонденции. Окончив это занятие, он позвонил и приказал лакею приготовить чемодан к курьерскому
поезду Николаевской железной дороги, отвезти его
на вокзал и купить билет.
На другой день утром он уже был в Москве.
На другой день он отправился в путь. К отходу
поезда на вокзал приехала его проводить Маргарита Дмитриевна. Это внимание совершенно успокоило все еще расстроенного Антона Михайловича.
Зингер согласился, но для того, чтобы жена не отняла снова у Савина деньги, Зингер хотел вручить ему их
на вокзале перед отходом
поезда.
Наконец только позднею ночью
на вокзале от офицера, заведующего передвижением санитарных
поездов, мы получили более верные сведения,
на основании полученной им телеграммы.