Неточные совпадения
Тут целые океаны снегов, болот, сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики, вечная зелень сосен, дикари всех родов, звери, начиная от черных и белых медведей до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо
морской скуки — сухопутная, все климаты и все времена года, как и в кругосветном
плавании…
Нет более в живых также капитана (потом генерала) Лосева, В. А. Римского-Корсакова, бывшего долго директором
Морского корпуса, обоих медиков, Арефьева и Вейриха, лихого моряка Савича, штурманского офицера Попова. [К этому скорбному списку надо прибавить скончавшегося в последние годы И. П. Белавенеца, служившего в магнитной обсерватории в Кронштадте, и А. А. Халезова, известного под названием «деда» в этих очерках
плавания — примеч. Гончарова.]
Да, тут есть правда; но человеку врожденна и мужественность: надо будить ее в себе и вызывать на помощь, чтобы побеждать робкие движения души и закалять нервы привычкою. Самые робкие характеры кончают тем, что свыкаются. Даже женщины служат хорошим примером тому: сколько англичанок и американок пускаются в дальние
плавания и выносят, даже любят, большие
морские переезды!
Обязанность — изложить событие в донесении — лежала бы на мне, по моей должности секретаря при адмирале, если б я продолжал
плавание до конца. Но я не жалею, что не мне пришлось писать рапорт: у меня не вышло бы такого капитального произведения, как рапорт адмирала («
Морской сборник», июль,1855).
Во все время
плавания от берегов Калифорнии до Гонолулу — столицы Гавайского королевства на Сандвичевых [Гавайские острова были названы английским мореплавателем Джемсом Куком Сандвичевыми в честь тогдашнего
морского министра Англии лорда Сандвича.
И
морская служба сразу потеряла в глазах Ашанина всю свою прелесть. Ах, зачем он ушел в
плавание?.. Как хорошо теперь на твердой земле! Как мучительно ее хотелось!
Молодой и красивый лейтенант не отличался любовью к
морскому делу и служил исправно более из самолюбия, чем по влечению; для него чуждо было море с его таинственностью, ужасом и поэзией. Сибарит по натуре, он с неудовольствием переносил неудобства, невзгоды, а подчас и опасности
морской жизни и, страшно скучавший в разлуке с любимой женой, ждал с нетерпением конца «каторги», как называл он
плавание, и не раз говорил, что по возвращении оставит
морскую службу, — не по нем она.
Самые опытные, поседевшие в
плаваниях «
морские волки» и те относятся к нему с почтительным уважением и даже с некоторым суеверным страхом, особенно в известные времена года, когда на нем свирепствуют жестокие, наводящие трепет ураганы.
Володя поблагодарил и, осторожно ступая между работающими людьми, с некоторым волнением спускался по широкому, обитому клеенкой трапу [Трап — лестница.], занятый мыслями о том, каков капитан — сердитый или добрый. В это лето, во время
плавания на корабле «Ростислав», он служил со «свирепым» капитаном и часто видел те ужасные сцены телесных наказаний, которые произвели неизгладимое впечатление на возмущенную молодую душу и были едва ли не главной причиной явившегося нерасположения к
морской службе.
— Да ты что прикидываешься, хитрец, будто ничего не знаешь, а? Я вот сейчас получил бумагу. По приказанию высшего
морского начальства, ты назначен на корвет «Коршун» в кругосветное
плавание на три года. Через две недели корвет уходит. Ну, что, доволен? Кто это за тебя хлопотал, что тебя назначили раньше окончания курса? Редкий пример…
Отделан он был роскошно, и пассажиры, особенно пассажиры I класса, пользовались теми удобствами и тем изысканным комфортом, какими вообще щеголяют французские и английские пассажирские пароходы дальних
плаваний. И содержался «Анамит» в том безукоризненном порядке, который несколько напоминал порядок на военных судах.
Морской глаз Володи тотчас же это заметил и объяснил себе чистоту и исправность коммерческого парохода тем, что капитан и его помощники были офицеры французского военного флота.
Плавание в северных тропиках при вечно дующем освежающем пассате — это нечто такое прелестное и благодатное, что и слов не найти. Недаром моряки называют его райским
плаванием, и воспоминание о нем никогда не изгладится из памяти. Это, так сказать, казовая сторона
морской жизни с ее безмятежностью, покоем и негой ласкового океана, вечно голубого неба и вечного солнца.
— И теперь, значит, как и в мое время, языкам не везет в
морском корпусе? — усмехнулся капитан. — Надо, значит, самим учиться, господа, как выучился и я. Моряку английский язык необходим, особенно в дальних
плаваниях… И при желании выучиться нетрудно… И знаете ли, что?.. Можно вам облегчить изучение его…
— Не забудьте, что быть специалистом-моряком еще недостаточно, и что надо, кроме того, быть и образованным человеком… Тогда и самая служба сделается интереснее и осмысленнее, и
плавания полезными и поучительными… А ведь все мы, господа, питомцы одного и того же
морского корпуса, не можем похвалиться общим образованием. Все мы «учились чему-нибудь и как-нибудь»… Не правда ли?