Неточные совпадения
— Впрочем, этот термин, кажется, вышел из употребления. Я считаю, что прав Плеханов: социаль-демократы могут удобно ехать в одном вагоне с либералами. Европейский
капитализм достаточно здоров и лет сотню проживет благополучно. Нашему, русскому недорослю надобно учиться жить и работать у варягов. Велика и обильна земля наша, но — засорена нищим мужиком, бессильным потребителем, и если мы не перестроимся — нам грозит участь Китая. А ваш Ленин для ускорения этой участи желает организовать пугачевщину.
«Сейчас увижу этого, Якова… Я участвую в революции по своей воле, свободно, без надежды что-то выиграть, а не как политик. Я знаю, что времена Гедеона — прошли и триста воинов не сокрушат Иерихон
капитализма».
Маркс прежде всего осудит
капитализм, как отчуждение человеческой природы. Verdinglichung, превращение рабочего в вещь, он осудил бесчеловечность капиталистического режима.
Но несмотря на несомненную практическую правду социализма, — во всяком случае, критическую правду в отношении к
капитализму, — метафизика социализма ложна.
Макиавеллизм в политике,
капитализм в экономике, сиентизм в науке, национализм в жизни народов, безраздельная власть техники над человеком — все это есть порождение этих автономий.
Даже столь прозаический
капитализм базировался на мифе о благостном и сверхразумном естественном порядке и гармонии, проистекающих из борьбы интересов.
При этом свобода оказалась почти совершенно отождествленной с
капитализмом.
Марксизм прав в своей критике
капитализма и классовой экономики, в обличении лжи классового сознания.
Капитализм осужден не только потому, что в нем есть моральное зло эксплуатации, но также и потому, что капиталистическая экономика перестала быть продуктивной, мешает дальнейшему развитию производственных сил и исторической необходимостью обречена на смерть.
Кучка крупных капиталистов может желать вызвать войну, автоматически сила
капитализма к этому толкает.
Поэтому необходимо бороться против национализма и против вырождающегося
капитализма.
Капитализм есть практический атеизм.
Противоречия свободы в социальной жизни выражаются еще в том, что, дорожа сохранением данного режима, напр.,
капитализма, начинают воспринимать неподвижность и неизменность как свободу, а движение и изменение как нарушение свободы.
Самое глубокое противоположение есть противоположение не
капитализму, как экономической категории, а буржуазности, как категории духовной и моральной.
Капитализм создал пролетаризованные массы, которые, по несчастью своему, склонны к коллективизму вместо коммюнотарности.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме
капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Такой производственный, технический человек может одинаково явиться и на почве коммунизма и на почве
капитализма.
Современный коллективизм в значительной степени результат безличного, анонимного характера
капитализма.
В германском империализме
капитализм новейшего образца тесно сплетается с милитаризмом.
Я вполне принимал марксовскую критику
капитализма.
Но социально в коммунизме может быть правда, несомненная правда против лжи
капитализма, лжи социальных привилегий.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против
капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Нарастающий
капитализм является своего рода громадным маховым колесом, приводящим в движение миллионы валов, шестерен и приводов.
Марксисты переоценивают народническую идею о том, что Россия может и должна миновать период капиталистического развития, они — за развитие
капитализма в России, и не потому, что
капитализм сам по себе — благо, а потому, что развитие
капитализма способствует развитию рабочего класса, который и будет единственным в России революционным классом.
Капитализм означает лишь отношения живых людей в производстве.
Враждебна христианству и всякой религии не социальная система коммунизма, которая более соответствует христианству, чем
капитализм, а лжерелигия коммунизма, которой хотят заменить христианство.
Его восстание против
капитализма основано было на том, что в капиталистическом обществе происходит отчуждение человеческой природы рабочего, обесчеловечение, овеществление его.
Но вражда Федорова к
капитализму была еще большая, чем у марксистов.
Все надеялись, что Россия избежит неправды и зла
капитализма, что она сможет перейти к лучшему социальному строю, минуя капиталистический период в экономическом развитии.
Россия может не допустить развития
капитализма, буржуазии и пролетариата.
Он называл сынов блудными сынами, потому что они забыли могилы отцов, увлеклись женами,
капитализмом и цивилизацией.
Но во всяком случае славянофилы верили, что пути России особые, что у нас не будет развития
капитализма и образования сильной буржуазии, что сохранится общинность русского народного быта в отличие от западного индивидуализма.
Насаждаем российский
капитализм и вступаем в конкуренцию с Западными Европами чисто желудочными средствами…
Конечно, утопистам и мечтателям в принципе
капитализма грезится призрак всепоглощающей привилегии, которая из трудящихся классов создает самый безвыходный пролетариат, но это несправедливо, если на дело взглянуть беспристрастно.
Упомянув о значении
капитализма, как общественно-прогрессивного деятеля, поскольку он, при крупной организации промышленного производства, возвышает производительность труда, и далее, поскольку он расчищает почву для принципа коллективизма, Прозоров указал на то, что развитие нашего отечественного
капитализма настойчиво обходит именно эту свою прямую задачу и, разрушив старые крепостные формы промышленности, теперь развивается только на счет технических улучшений, почти не увеличивая числа рабочих даже на самый ничтожный процент, не уменьшая рабочего дня и не возвышая заработной платы.
В чаше испытаний, какую приходилось испить Родиону Антонычу, мужицкие ходоки являлись последней каплей, потому что генерал хотя и был поклонником
капитализма и смотрел на рабочих, как на олицетворение пудо-футов, но склонялся незаметно на сторону мужиков, потому что его подкупал тон убежденной мужицкой речи.
Из купечества за этим столом бывали только двое: первый Савва Морозов, кругленький купчик с калмыцкими глазами на лунообразном лице, коротко остриженный, в щегольском смокинге и белом галстуке, самый типичный цветок современной выставочной буржуазии, расцветший в теплицах
капитализма на жирной земле, унавоженной скопидомами дедами и отцами.
Крепостного права нет, зато растет
капитализм.
А впереди в форме
капитализма уже встает нечто горшее, которое властно забирает все кругом…
Но это только отрицательная сторона в деятельности правительства по отношению к золотому делу, только, laisser faire — laisser passer; если бы правительство действительно хотело поднять золотое дело до своего естественного максимума, то оно не стало бы создавать привилегий
капитализму, а, наоборот, позаботилось бы о тех мозолистых, покрытых потом руках, которые добывают это золото из земли.
Почему я в самом деле не спросил Бессонова? Я и теперь не могу ответить на этот вопрос. Тогда я еще ничего не понимал в отношениях его к Надежде Николаевне. Но смутное предчувствие чего-то необыкновенного и таинственного, что должно было случиться между этими людьми, уже и тогда наполняло меня. Я хотел остановить Бессонова в его горячей речи об оппортунизме, хотел прервать его изложение спора о том, развивается ли в России
капитализм или не развивается, но всякий раз слово останавливалось у меня в горле.
Однако эта связь хозяйства и искусства отнюдь не является лишь своего рода экономическим декадентством, напротив, скорее можно полагать, что она в век экономизма и
капитализма оказалась ненормально ослаблена, чем и объясняется нарождение пред намеренного, надуманного эстетизма.
Стиль хозяйства соответствует духовному стилю эпохи (напр., довольно прозрачна связь, существующая между
капитализмом и новоевропейским гуманизмом).
Но когда защитники социального неравенства бесстыдно защищают свои привилегии, когда
капитализм угнетает трудящиеся массы, превращая человека в вещь, я также восстаю.
Капитализм есть не только обида и угнетение неимущих, он есть, прежде всего, обида и угнетение человеческой личности, всякой человеческой личности.
Макс Вебер достаточно показал, что в первоначальной стадии
капитализма лежало то, что он называет Innerweltliche Askese.
Маркс верно говорит, что
капитализм разрушает личную собственность.
И то, что есть дурного в социализме, — примат экономики над духом, непризнание человеческой личности верховной ценностью — есть наследие
капитализма, продолжение капиталистического разрушения ценностей.
Капитализм не может охватить всю жизнь и всю культуру.
Капитализм есть религия золотого тельца, и поразительнее всего, что есть бескорыстные её защитники, чистые её идеологи.