Неточные совпадения
Разумихин, разумеется,
был смешон с своею внезапною, спьяну загоревшеюся страстью к Авдотье Романовне; но, посмотрев на Авдотью Романовну, особенно теперь, когда она ходила, скрестив руки, по комнате,
грустная и задумчивая,
может быть, многие извинили бы его, не говоря уже об эксцентрическом его состоянии.
— Соглашаюсь. Но
есть средство избегнуть этого
грустного нарекания. Секундантов у нас не
будет, но
может быть свидетель.
В саду тихонько шелестел дождь, шептались деревья;
было слышно, что на террасе приглушенными голосами распевают что-то
грустное. Публика замолчала, ожидая — что
будет; Самгин думал, что ничего хорошего не
может быть, и — не ошибся.
Становилось темнее, с гор повеяло душистой свежестью, вспыхивали огни, на черной плоскости озера являлись медные трещины. Синеватое туманное небо казалось очень близким земле, звезды без лучей, похожие на куски янтаря, не углубляли его. Впервые Самгин подумал, что небо
может быть очень бедным и
грустным. Взглянул на часы: до поезда в Париж оставалось больше двух часов. Он заплатил за пиво, обрадовал картинную девицу крупной прибавкой «на чай» и не спеша пошел домой, размышляя о старике, о корке...
Странно
было и даже смешно, что после угрожающей песни знаменитого певца Алина
может слушать эту жалкую песенку так задумчиво, с таким светлым и
грустным лицом. Тихонько, на цыпочках, явился Лютов, сел рядом и зашептал в ухо Самгина...
Всего обиднее и
грустнее для Татьяны Марковны
была таинственность; «тайком от нее девушка переписывается,
может быть, переглядывается с каким-нибудь вертопрахом из окна — и кто же? внучка, дочь ее, ее милое дитя, вверенное ей матерью: ужас, ужас! Даже руки и ноги холодеют…» — шептала она, не подозревая, что это от нерв, в которые она не верила.
Но утомить ее я не
смог, — она все слушала, не прерывая меня, с чрезвычайным вниманием и даже с благоговением, так что мне самому наконец наскучило, и я перестал; взгляд ее
был, впрочем,
грустный, и что-то жалкое
было в ее лице.
Внук тех героев, которые
были изображены в картине, изображавшей русское семейство средневысшего культурного круга в течение трех поколений сряду и в связи с историей русской, — этот потомок предков своих уже не
мог бы
быть изображен в современном типе своем иначе, как в несколько мизантропическом, уединенном и несомненно
грустном виде.
Нехлюдов слушал и вместе с тем оглядывал и низкую койку с соломенным тюфяком, и окно с толстой железной решеткой, и грязные отсыревшие и замазанные стены, и жалкое лицо и фигуру несчастного, изуродованного мужика в котах и халате, и ему всё становилось
грустнее и
грустнее; не хотелось верить, чтобы
было правда то, что рассказывал этот добродушный человек, — так
было ужасно думать, что
могли люди ни за что, только за то, что его же обидели, схватить человека и, одев его в арестантскую одежду, посадить в это ужасное место.
Слушайте, Алексей Федорович, почему вы такой
грустный все эти дни, и вчера и сегодня; я знаю, что у вас
есть хлопоты, бедствия, но я вижу, кроме того, что у вас
есть особенная какая-то грусть, секретная
может быть, а?
Мой труд двигался медленно… много надобно времени для того, чтобы иная
быль отстоялась в прозрачную думу — неутешительную,
грустную, но примиряющую пониманием. Без этого
может быть искренность, но не
может быть истины!
Целый день Галактион ходил
грустный, а вечером, когда зажгли огонь, ему сделалось уж совсем тошно. Вот здесь сидела Харитина, вот на этом диване она спала, — все напоминало ее, до позабытой на окне черепаховой шпильки включительно. Галактион долго
пил чай, шагал по комнате и не
мог дождаться, когда можно
будет лечь спать. Бывают такие проклятые дни.
Особым выдающимся торжеством явилось открытие первой газеты в Заполье. Главными представителями этого органа явились Харченко и доктор Кочетов. Последний даже не
был пьян и поэтому чувствовал себя в
грустном настроении. Говорили речи, предлагали тосты и составляли планы похода против плутократов. Харченко расчувствовался и даже прослезился. На торжестве присутствовал Харитон Артемьич и
мог только удивляться, чему люди обрадовались.
Я никогда не
мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении
есть что-то невыразимо
грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
Мне случалось много раз подходить близко к дереву, на котором находилось гнездо с голубятами, даже влезать на него, и голубь с голубкой не бросались на меня, как болотные кулики, не отводили в сторону, прикидываясь, что не
могут летать, как то делают утки и тетеревиные курочки, — голуби перелетывали робко с дерева на дерево, тоскливо повертываясь, подвигаясь или переступая вдоль по сучку, на котором сидели, беспрестанно меняя место и приближаясь к человеку по мере его приближения к детям; едва
были слышны какие-то тихие,
грустные, ропотные, прерывающиеся звуки, не похожие на их обыкновенное воркованье.
Слух его чрезвычайно обострился; свет он ощущал всем своим организмом, и это
было заметно даже ночью: он
мог отличать лунные ночи от темных и нередко долго ходил по двору, когда все в доме спали, молчаливый и
грустный, отдаваясь странному действию мечтательного и фантастического лунного света.
Сначала слушала она с чувством гневного пренебрежения, стараясь лишь уловить смешные стороны в этом «глупом чириканье»; но мало-помалу — она и сама не отдавала себе отчета, как это
могло случиться, — глупое чириканье стало овладевать ее вниманием, и она уже с жадностью ловила задумчиво-грустные
напевы.
Все эти беседы, эти споры, эта волна кипучих молодых запросов, надежд, ожиданий и мнений, — все это нахлынуло на слепого неожиданно и бурно. Сначала он прислушивался к ним с выражением восторженного изумления, но вскоре он не
мог не заметить, что эта живая волна катится мимо него, что ей до него нет дела. К нему не обращались с вопросами, у него не спрашивали мнений, и скоро оказалось, что он стоит особняком, в каком-то
грустном уединении, тем более
грустном, чем шумнее
была теперь жизнь усадьбы.
Прежде, то
есть несколько дней назад, она, при свиданиях с ним, употребляла все усилия, чтобы развеселить его, боялась ужасно его
грустного вида: пробовала даже
петь ему; всего же чаще рассказывала ему всё, что
могла запомнить смешного.
Сначала с
грустною улыбкой, а потом, весело и резво рассмеявшись, она призналась, что прежней бури во всяком случае и
быть не
могло; что она давно уже изменила отчасти свой взгляд на вещи, и что хотя и не изменилась в сердце, но все-таки принуждена
была очень многое допустить в виде совершившихся фактов; что сделано, то сделано, что прошло, то прошло, так что ей даже странно, что Афанасий Иванович все еще продолжает
быть так напуганным.
С Трубецкими я разлучился в
грустную для них минуту: накануне отъезда из Иркутска похоронили их малютку Володю. Бедная Катерина Ивановна в первый раз испытала горе потерять ребенка: с христианским благоразумием покорилась неотвратимой судьбе. Верно, они вам уже писали из Оёка, где прозимуют без сомнения, хотя,
может быть, и выйдет им новое назначение в здешние края. Сестра мне пишет, что Потемкиной обещано поместить их в Тобольск. Не понимаю, почему это не вышло в одно время с моим назначением.
— Тебе надо ехать в университет, Вильгельм, — сказал старый Райнер после этого
грустного, поэтического лета снов и мечтаний сына. — В Женеве теперь пиэтисты, в Лозанне и Фрейбурге иезуиты. Надо
быть подальше от этих католических пауков. Я тебя посылаю в Германию. Сначала поучись в Берлине, а потом
можешь перейти в Гейдельберг и Бонн.
Мне казалось, что бедная брошенная сиротка, у которой мать
была тоже проклята своим отцом,
могла бы
грустным, трагическим рассказом о прежней своей жизни и о смерти своей матери тронуть старика и подвигнуть его на великодушные чувства.
Алеша довольно часто бывал у Наташи, но все на минутку; один раз только просидел у ней несколько часов сряду; но это
было без меня. Входил он обыкновенно
грустный, смотрел на нее робко и нежно; но Наташа так нежно, так ласково встречала его, что он тотчас же все забывал и развеселялся. Ко мне он тоже начал ходить очень часто, почти каждый день. Правда, он очень мучился, но не
мог и минуты пробыть один с своей тоской и поминутно прибегал ко мне за утешением.
А теперь все пойдут
грустные, тяжелые воспоминания; начнется повесть о моих черных днях. Вот отчего,
может быть, перо мое начинает двигаться медленнее и как будто отказывается писать далее. Вот отчего,
может быть, я с таким увлечением и с такою любовью переходила в памяти моей малейшие подробности моего маленького житья-бытья в счастливые дни мои. Эти дни
были так недолги; их сменило горе, черное горе, которое бог один знает когда кончится.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (
может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо
грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (
может быть, ему казалось, что
было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
Эта таинственность только раздражала любопытство, а
может быть, и другое чувство Лизы. На лице ее, до тех пор ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчивости. Она часто устремляла на Александра
грустный взгляд, со вздохом отводила глаза и потупляла в землю, а сама, кажется, думала: «Вы несчастливы!
может быть, обмануты… О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы берегла вас, как бы любила… я бы защитила вас от самой судьбы, я бы…» и прочее.
— И если бы всегда подле Nicolas (отчасти
пела уже Варвара Петровна) находился тихий, великий в смирении своем Горацио, — другое прекрасное выражение ваше, Степан Трофимович, — то,
может быть, он давно уже
был бы спасен от
грустного и «внезапного демона иронии», который всю жизнь терзал его.
— Что же вы тут поделывали?..
Может быть, я вам помешала? — спросила она тоже
грустным голосом.
Здесь можно бы кончить эту
грустную повесть, но остается сказать, что
было с другими лицами, которые,
быть может, разделяли с Серебряным участие читателя. О самом Никите Романовиче услышим мы еще раз в конце нашего рассказа; но для этого надобно откинуть семнадцать тяжелых лет и перенестись в Москву в славный год завоевания Сибири.
Естественно, меня поражали сначала явления крупные, резко выдающиеся, но и те,
может быть, принимались мною неправильно и только оставляли в душе моей одно тяжелое, безнадежно
грустное впечатление.
Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает
грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..
Времен от вечной темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не
будут говорить о нем...
Володин хихикнул. Передонов думал, что кот отправился,
может быть, к жандармскому и там вымурлычит все, что знает о Передонове, и о том, куда и зачем Передонов ходил по ночам, — все откроет да еще и того примяукает, чего и не
было. Беды! Передонов сел на стул у стола, опустил голову и, комкая конец у скатерти, погрузился в
грустные размышления.
Грустная тень давно слетела с лица молодых. Они
были совершенно счастливы. Добрые люди не
могли смотреть на них без удовольствия, и часто повторялись слова: «какая прекрасная пара!» Через неделю молодые собирались ехать в Багрово, куда сестры Алексея Степаныча уехали через три дня после свадьбы. Софья Николавна написала с ними ласковое письмо к старикам.
Это она, она,
грустная, задумчивая, — она,
быть может, любящая!..
Милославский, помолясь богу, разделся без помощи Алексея и прилег на мягкую перину; но сон бежал от глаз его: впечатление, произведенное на Юрия появлением боярской дочери, не совсем еще изгладилось; мысль, что,
может быть, он провел весь день под одною кровлею с своей прекрасной незнакомкой, наполняла его душу каким-то
грустным, неизъяснимым чувством.
Немного позднее оправдания Донато
была освобождена из тюрьмы и его землячка Эмилия Бракко; в ту пору стояло
грустное зимнее время, приближался праздник Рождества Младенца, в эти дни у людей особенно сильно желание
быть среди своих, под теплым кровом родного дома, а Эмилия и Донато одиноки — ведь их слава не
была той славою, которая вызывает уважение людей, — убийца все-таки убийца, он
может удивить, но и только, его можно оправдать, но — как полюбить?
И
было странно, обидно и печально — заметить в этой живой толпе
грустное лицо: под руку с молодой женщиной прошел высокий, крепкий человек; наверное — не старше тридцати лет, но — седоволосый. Он держал шляпу в руке, его круглая голова
была вся серебряная, худое здоровое лицо спокойно и — печально. Большие, темные, прикрытые ресницами глаза смотрели так, как смотрят только глаза человека, который не
может забыть тяжкой боли, испытанной им.
Как я понимаю любовь, так любят один раз в жизни; но… я,
может быть, привыкну к нему и помирюсь с
грустной необходимостью.
Однако слова его не оправдались. Запил Спирька горькую. Денег нет — ходит печальный,
грустный, тоскует, — смотреть жаль. Дашь ему пятак —
выпьет, повеселеет, а потом опять. Видеть водки хладнокровно не
мог. Платье дашь — пропьет.
— Ах, не думаю, что с другими!.. — сказала
грустным голосом Елена. —
Может быть, у вас там в Европе это предчувствуется, а здесь — нисколько, нисколько!
Теперь я лучше рассмотрел этого человека, с блестящими, черными глазами, рыжевато-курчавой головой и
грустным лицом, на котором появилась редкой красоты тонкая и немного больная улыбка. Он всматривался так, как будто хотел порыться в моем мозгу, но, видимо, говоря со мной, думал о своем, очень,
может быть, неотвязном и трудном, так как скоро перестал смотреть на меня, говоря с остановками...
Никак Настя не
могла разобрать: не то этому человеку уж очень тяжело на свете, не то весело, и
поет он
грустные песни с того только, что
петь ловок и любит песни.
Но то справедливо, что на картине группа
может быть поставлена в обстановке более эффектной и даже более приличной сущности ее, нежели обыкновенная действительная обстановка (радостные сцены часто происходят среди довольно тусклой или даже
грустной обстановки; потрясающие, величественные сцены часто, и даже большею частию, — среди обстановки вовсе не величественной; и наоборот, очень часто пейзаж не наполнен группами, характер которых
был бы приличен его характеру).
В музыке еще труднее провести обыкновенные подразделения; если отнесем марши, патетические пьесы и т. д. к отделу величественного; если пьесы, дышащие любовью или веселостью, причислим к отделу прекрасного; если отыщем много комических песен, то у нас еще останется огромное количество пьес, которые по своему содержанию не
могут быть без натяжки причислены ни к одному из этих родов: куда отнести
грустные мотивы? неужели к возвышенному, как страдание? или прекрасному, как нежные мечты?
Нет, Настенька, что ему, что ему, сладострастному ленивцу, в той жизни, в которую нам так хочется с вами? он думает, что это бедная, жалкая жизнь, не предугадывая, что и для него,
может быть, когда-нибудь пробьет
грустный час, когда он за один день этой жалкой жизни отдаст все свои фантастические годы, и еще не за радость, не за счастие отдаст, и выбирать не захочет в тот час грусти, раскаяния и невозбранного горя.
Молчание наше продолжалось уже минут пять. Чай стоял на столе; мы до него не дотрагивались: я до того дошел, что нарочно не хотел начинать
пить, чтоб этим отяготить ее еще больше; ей же самой начинать
было неловко. Несколько раз она с
грустным недоумением взглянула на меня. Я упорно молчал. Главный мученик
был, конечно, я сам, потому что вполне сознавал всю омерзительную низость моей злобной глупости, и в то же время никак не
мог удержать себя.
Грустный и растерзанный, возвратился он домой. «Что мне делать, что мне предпринять? — говорил он сам с собою, — нельзя ли послать человека, но где и как лакей
может ее видеть?» Тут он вспомнил о поручении, которое сделал Савелью:
может быть, он исполнил его,
может быть, он
был там и что-нибудь ему скажет.
— Вот ваше дело обделалось, слава богу, хорошо, — сказала Татьяна Ивановна
грустным голосом, — а я все-таки осталась обижена; меня,
может быть, не
будут и в дом к себе пускать.
Невольно к этим
грустным берегам
Меня влечет неведомая сила.
Всё здесь напоминает мне
былоеИ вольной, красной юности моей
Любимую, хоть горестную повесть.
Здесь некогда [любовь] меня встречала,
Свободная, [кипящая] любовь;
Я счастлив
был, безумец!.. и я
могТак ветрено от счастья отказаться.
Печальные, печальные мечты
Вчерашняя мне встреча оживила.
Отец несчастный! как ужасен он!
Авось опять его сегодня встречу,
И согласится он оставить лес
И к нам переселиться…