Неточные совпадения
—
Мама! Я… я… не… — сказал он,
стараясь понять по ее выражению, что ожидает его за персик.
Мама рассказывала мне всегда обо всем домашнем, обыкновенно когда приходила с супом кормить меня (когда я еще не мог сам есть), чтобы развлечь меня; я же при этом упорно
старался показать каждый раз, что мало интересуюсь всеми этими сведениями, а потому и про Настасью Егоровну не расспросил подробнее, даже промолчал совсем.
—
Мама! простите мою вспышку, тем более что от Андрея Петровича и без того невозможно укрыться, — засмеялся я притворно и
стараясь хоть на миг перебить все в шутку.
— Мам-мынька… еще… — мычит Гордей Евстратыч, напрасно
стараясь подняться со стула.
На суде близость товарищей привела Каширина в себя, и он снова, на мгновение, увидел людей: сидят и судят его и что-то говорят на человеческом языке, слушают и как будто понимают. Но уже на свидании с матерью он, с ужасом человека, который начинает сходить с ума и понимает это, почувствовал ярко, что эта старая женщина в черном платочке — просто искусно сделанная механическая кукла, вроде тех, которые говорят: «папа», «
мама», но только лучше сделанная.
Старался говорить с нею, а сам, вздрагивая, думал...
Елена.
Постараюсь. (Обнимает мать).
Мама! я могла бы ведь этого и не говорить тебе, так цени же мою любовь и детскую преданность. Теперь пора одеваться; я невеста и хочу быть красавицей! (Уходит).
Елена. Я,
мама,
постараюсь привыкнуть к нему!
— Милости просим, — пробормотал он, краснея до слез и не зная, как и что солгать. — Я очень рад, — продолжал он,
стараясь улыбнуться, — но… Зина уехала, а
мама больна.
— И вы думаете, что вашей maman доставит удовольствие читать эти безграмотные каракули? Я подчеркну вам синим карандашом ошибки,
постарайтесь их запомнить. И потом, что за нелепые названия даете вы вашей
маме?.. Непочтительно и неделикатно. Душа моя, вы напишете другое письмо и принесете мне.
Я вполне понимала мою милую подружку, потому что сама горела желанием поделиться радостью с
мамой и домашними. Мои баллы были немногим хуже княжны. Но все же я
старалась изо всех сил быть не ниже первого десятка и успела в своем старании: я была пятою ученицей класса.
Анна Фоминишна, моя попутчица,
старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо
мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.
— Люде надо ехать учиться, крошка, — уговаривала его
мама,
стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.
Один экзамен сбыли. Оставалось еще целых пять, и в том числе география, которая ужасно смущала меня. География мне не давалась почему-то: бесчисленные наименования незнакомых рек, морей и гор не укладывались в моей голове. К географии, к тому же, меня не подготовили дома, между тем как все остальные предметы я прошла с
мамой. Экзамен географии был назначен по расписанию четвертым, и я
старалась не волноваться. А пока я усердно занялась следующим по порядку русским языком.
— Прощай, — произнесла
мама, и Тасе показалось миг, что она слышит прежние мягкие и ласковые нотки в голосе матери, — прощай, моя девочка, — снова ласково проговорила Нина Владимировна, обнимая Тасю, —
старайся вести себя хорошенько и хорошо учиться.
Ночью Тася не сомкнула глаз ни на минуту. Она долго ворочалась в постели,
стараясь уснуть, переворачивая по нескольку раз подушку, и все-таки сон бежал от неё. Кто-то точно шептал в глубине её сердца: «Нехорошо ты поступила, Тася! Нехорошо! Взять чужое — значит украсть. Что бы сказала
мама, если б узнала поступок своей девочки? Как бы тяжело и больно было узнать это! Ах, Тася! Ты ли это сделала?»
Ночью я не могла спать. Что-то большое и тяжелое давило мне грудь. Мне казалось, что какая-то громадная птица с лицом новой
мамы летает по комнате,
стараясь меня задеть своими крыльями.
К троице нужно было убрать сад: граблями сгрести с травы прошлогодние листья и сучья, подмести дорожки, посыпать их песком. Наняли поденщика, — старый старик в лаптях, с длинной бородой, со старчески-светящимся лицом.
Мама, когда его нанимала, усомнилась, — сможет ли он хорошо работать. И старик
старался изо всех сил. Но на побледневшем лице часто замечалось изнеможение, он не мог его скрыть, и беззубый рот устало полуоткрывался.
— Ничего! Сначала здороваемся, потом все садимся за столик и папа начинает угощать нас кофеем и пирожками. Соня, знаете, ест пирожки с мясом, а я терпеть не могу с мясом! Я люблю с капустой и с яйцами. Мы так наедаемся, что потом за обедом, чтобы
мама не заметила, мы
стараемся есть как можно больше.
Алексей. Я
маму уложил, она едва на ногах держится. Обещал ей беречь и охранять тебя, Горя. Только ты уж
постарайся оправдать доверие.
И твоя
мама будет работать ради тебя, мой дорогой, будет
стараться добросовестно служить искусству, которому себя посвятила.
«Радость моя! Для тебя одного я должна завоевать будущее, для тебя буду работать, буду
стараться, чтобы ты мог вполне гордиться твоей маленькой
мамой! Чтобы ты мог жить без лишений, радостно, весело и светло!»
— Ну и это хорошо, что не можете обещать, не соразмерив своих сил, — подхватила Саня. — Так вот что: когда вас потянет в дурную компанию, Федя, приезжайте к нам. Вы знаете мою старушку-маму. Она пережила много горя и умеет влиять на людей. Она вас успокоит, развлечет и приголубит. А мои братья
постараются вас занять, и вы почувствуете себя, как в родной семье, как дома. Придете, Федя, да?
— Полно,
мама, много ли я для тебя сделал! Вот разве в будущем пойдет лучше… — откликнулся Дмитрий Павлович. — Оно на это и похоже. Последнее время хозяйский сын оказывает мне такое доверие, что все удивляются — постоянно
старается оставлять ключ от кассы у меня… А только и тогда я не думаю, чтобы Елизавета Петровна была у нас счастливой. Она привыкла жить в лучшей обстановке…
И снова что-то неестественное, фальшивое прозвучало в этом голосе, который
старался быть мягким и круглым, как голос
мамы, но оставался колючим и острым.