Неточные совпадения
Яркое предвечернее солнце льет косые свои лучи в нашу классную комнату, а у меня, в моей
маленькой комнатке налево, куда Тушар отвел меня еще год назад от «графских и сенаторских детей», сидит
гостья.
Но он был слишком ловкий артист в своей роли, ему не хотелось вальсировать с Верою Павловною, но он тотчас же понял, что это было бы замечено, потому от недолгого колебанья, не имевшего никакого видимого отношения ни к Вере Павловне, ни к кому на свете, остался в ее памяти только
маленький, самый легкий вопрос, который сам по себе остался бы незаметен даже для нее, несмотря на шепот
гостьи — певицы, если бы та же
гостья не нашептывала бесчисленное множество таких же самых
маленьких, самых ничтожных вопросов.
На Катрю Анфиса Егоровна не обратила никакого внимания и точно не замечала ее. В зале она велела переставить мебель, в столовой накрыли стол по-новому, в Нюрочкиной комнате постлали ковер — одним словом, произведена была
маленькая революция, а
гостья все ходила из комнаты в комнату своими неслышными шагами и находила новые беспорядки. Когда вернулся с фабрики Петр Елисеич, он заметно смутился.
Бертольди отворила дверь, которой Лиза до сих пор вовсе не замечала, и ввела свою
гостью в
маленькую, довольно грязную комнатку с полукруглым окном, задернутым до половины полинялою ситцевою занавескою.
Как нарочно, о ту пору в гостиной Анны Васильевны сидела
гостья, соседка протопопица, очень хорошая и почтенная женщина, но имевшая
маленькую неприятность с полицией за то, что вздумала в самый припек жара выкупаться в пруду, близ дороги, по которой часто проезжало какое-то важное генеральское семейство.
— Садитесь, Татьяна Власьевна… Ну, как вы поживаете? — говорил о. Крискент, усаживая свою
гостью на
маленький диванчик, обитый зеленым репсом. — Все к вам собираюсь, да как-то руки не доходят… Гордея-то Евстратыча частенько вижу в церкви.
— Извольте, — возразила
гостья, — только стащите перчатку сами. Я не могу. — И, протянув ему руку, кивнула головой Марье Павловне. — Маша, вообрази, брат не будет сегодня, — сказала она с
маленьким вздохом.
Когда мы вышли в сад, некоторое время в нашем
маленьком обществе господствовала натянутость. Маня нашлась скорее: она подошла к клумбе и стала любоваться цветами… У них при квартире не было цветов. Как они называются? Сестра стала называть цветы. «Отец очень любит цветы, и вот эти — его любимые. Он сам за ними ухаживает, когда свободен…» Разговор завязался.
Гостья наклонялась к цветам, как
маленькая принцесса.
Баронесса Софья Петровна Фукс, главная попечительница и благодетельница N-ского ремесленного приюта, была всегда Желанной
гостьей в этих скучных казенных стенах. Желанной и редкой. Баронесса Фукс, богатая, независимая вдова генерала, большую часть своей жизни проводила за границей со своей единственной дочерью,
маленькой Нан, переименованной так по желанию матери из более обыкновенного имени Анастасии.
— На большие дела, голубка Ванскок, нужны и не
малые деньги, — заметил он своей
гостье, нежась пред нею на диване.
«Дорогая Fraulein, — гласили каракульки моего друга, — если когда-нибудь вы будете на моем родимом Кавказе, не забудьте, что в доме князя Джавахи вы будете желанной
гостьей и что
маленькая Нина, доставившая вам столько хлопот, будет рада вам как самому близкому человеку».
Гостья глядит глазами лани и этим взглядом отвечает, что она согласна, причем делает
маленькое движение брыкливой козы и взглядывает на шезлонг, помещающийся перед камином между трельяжем и экраном.
Другая
гостья была княжна Варвара Ивановна Прозоровская. Стройная шатенка, с тонкими чертами лица и с тем наивным испуганно-недоумевающим взглядом голубых глаз, который так нравится в женщинах пожившим людям.
Маленький ротик и родимое пятнышко на нижней части правой щеки были ее, выражаясь языком паспортов, особыми приметами. Княжне Прозоровской шел двадцатый год, что не подлежало сомнению и никем не оспаривалось.
В то время, когда Дмитрий Павлович с ключом от кассы банкирской конторы в кармане и со светлыми мечтами в голове возвращался к себе домой на Гагаринскую, его мать сидела в простенькой гостиной своей
маленькой квартирки с желанной
гостьей, которую она упросила остаться пообедать «чем Бог послал».
Зенон исполнил и это, и когда золотые уборы и самоцветные камни в оправах были вынуты
маленькою рукой Нефоры из ее узорного ларца и разложены ею по темной ковровой подушке, Зенон наклонился лицом к коленям
гостьи и стал серьезно рассматривать амулеты, шпильки, браслеты и цепи, а Нефора меж тем рассматривала самого Зенона и любовалась грациозностью его движений и нежною прелестью его светло-русых кудрей, подстриженных и завитых на лбу по греческой моде.