Неточные совпадения
Вольнодумцы, конечно, могут (под
личною, впрочем, за сие ответственностью) полагать, что пред лицом
законов естественных все равно, кованая ли кольчуга или кургузая кучерская поддевка облекают начальника, но в глазах людей опытных и серьезных материя сия всегда будет пользоваться особливым перед всеми другими предпочтением.
Я, по крайней мере, сильно склоняюсь в пользу этого предположения, хотя, увы! и понимаю, что мое
личное убеждение и бессильно ввиду предписаний
закона!
— Но что же это значит по
закону:
личный дворянин?
— Какой еще дворянин!..
Личный, как определено в
законах, или лычный, как чиновники называют.
Но другой вопрос, о том, имеют ли право отказаться от военной службы лица, не отказывающиеся от выгод, даваемых насилием правительства, автор разбирает подробно и приходит к заключению, что христианин, следующий
закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных распоряжениях: ни в судах, ни в выборах, — не может точно так же и в
личных делах прибегать к власти, полиции или суду.
Насилие всегда, в лучшем случае, если оно не преследует одних
личных целей людей, находящихся во власти, отрицает и осуждает в одной неподвижной форме
закона то, что большею частью уже гораздо прежде отрицалось и осуждалось общественным мнением, но с тою разницею, что, тогда как общественное мнение отрицает и осуждает все поступки, противные нравственному
закону, захватывая поэтому в свое осуждение самые разнообразные положения,
закон, поддерживаемый насилием, осуждает и преследует только известный, очень узкий ряд поступков, этим самым как бы оправдывая все поступки такого же порядка, не вошедшие в его определение.
Есть
закон эволюции, и потому нет ничего ни дурного, ни хорошего, а надо жить для одной своей
личной жизни, предоставляя остальное делать
закону эволюции.
—
Личного знакомства с господином градоначальником не имею, да и надобности до сих пор, признаться, не виделось, но, по слухам, рекомендовать могу. К храму Божьему прилежен и мзду приемлет без затруднения… Только вот с
законом, по-видимому, в ссоре находится.
— Но позвольте! — вдруг вспылил Благово, вставая. — Но позвольте! Если улитка в своей раковине занимается
личным самосовершенствованием и ковыряется в нравственном
законе, то вы это называете прогрессом?
— Эй, юноша, того-этого, не баламуть! Раз имеешь
личное, то живи по
закону, а недоволен, так жди нового! Убийство, скажу тебе по опыту, дело страшное, и только тот имеет на него право, у кого нет
личного. Только тот, того-этого, и выдержать его может. Ежели ты не чист, как агнец, так отступись, юноша! По человечеству, того-этого, прошу!
В это время я еще не умел забывать то, что не нужно мне. Да, я видел, что в каждом из этих людей, взятом отдельно, не много злобы, а часто и совсем нет ее. Это, в сущности, добрые звери, — любого из них нетрудно заставить улыбнуться детской улыбкой, любой будет слушать с доверием ребенка рассказы о поисках разума и счастья, о подвигах великодушия. Странной душе этих людей дорого все, что возбуждает мечту о возможности легкой жизни по
законам личной воли.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему
закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то утвердила
законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и
личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
«Империя близка к своему падению, как скоро повреждаются ее начальные основания; как скоро изменяется дух Правления, и вместо равенства
законов, которые составляют душу его, люди захотят
личного равенства, несогласного с духом законного повиновения; как скоро перестанут чтить Государя, начальников, старцев, родителей.
Академия Художеств существовала в России едва ли не одним именем; Екатерина даровала ей истинное бытие,
законы и права, взяв ее под
личное Свое покровительство, в совершенной независимости от всех других властей; основала при ней воспитательное училище, ободряла таланты юных художников; посылала их в отчизну Искусства, вникать в красоты его среди величественных остатков древности, там, где самый воздух вливает, кажется, в грудь чувство изящного, ибо оно есть чувство народное; где Рафаэль, ученик древних, превзошел своих учителей, и где Микель Анджело один сравнялся с ними во всех Искусствах.
Ссылкою на эти слова мы и заключим нашу статью, пожалевши еще раз, что сатира екатерининского века не находила возможности развивать свои обличения из этих простых положений — о вреде
личного произвола и о необходимости для благ общества «общей силы
закона», которою бы всякий равно мог пользоваться.
Мы упраздняем тайную экспедицию, говорит указ, потому, что «хотя она действовала со всевозможным умерением и правилася
личною мудростью и собственным государыни всех дел рассмотрением, но впоследствии времени открылося, что
личные правила, по самому существу своему перемене подлежащие, не могли положить надежного оплота злоупотреблениям, и потребна была сила
закона, чтобы присвоить положениям сим надлежащую непоколебимость», и притом вообще в «благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказываемы общею силою
закона» (П. С. З., № 19813).
«Я же, со своей стороны, — так заканчивался этот циркуляр, — за благо признаваю, в силу облекаемой власти и политического равновесия, как равно и высшего соображения причин, клонящих намерение к строжающему нейтралитету, то имеешь ты, старшина (имярек), с прочею низкою властию приложить всемерное старание под страхом в противном могущем быть случае наистрожайшего штрафования, не исключая
личной прикосновенности по
закону и свыше…
Но на деле он беспрестанно встречает непреодолимые препятствия к исполнению своих
личных стремлений, и, сознавая своё бессилие, но ещё не сознавая ясно своей связи с общими
законами природы, ставит себя во враждебное отношение к ней.
— Я вас знаю — это так… но мои
личные мнения тут ни при чем…
Личные мнения
закон предоставляет только одним присяжным заседателям, в распоряжение же следователя отданы одни только улики… Улик много, Петр Егорыч.
«Да что же это такое? где же черта, которая отделяет границу
закона от
личного произвола? — роптали студенты.
— Земля по
закону — господская, и вы если не хотите сносить с нее усадьбу, должны выкуп платить по соглашению. Затем, перехожу я к душевому наделу: для вас же, дураков, для вашей же собственной пользы и выгоды, чтобы вам же облегчение сделать, вместо платежа за землю по душевому наделу, вам пока предлагают работу, то есть замену денег
личным трудом, а не барщину, и ведь это только пока.
Всякой религии свойственно некоторое старообрядчество, привязанность к старине; произвольно, по
личной прихоти или вкусу, без дерзновения пророческого не должна быть изменена «йота от
закона» [Имеются в виду слова Иисуса Христа: «… доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из
закона, пока не исполнится все» (Мф. 5:18).].
Но верно обратное: именно этот эмпирический, объективированный мир есть царство общего, царство
закона, царство необходимости, царство принуждения универсальными началами всего индивидуального и
личного, иной же духовный мир есть царство индивидуального, единичного,
личного, царство свободы.
Личность,
личная совесть,
личная мысль не может быть носителем
закона, носителем
закона является общество, общественная совесть, общественная мысль.
В основе христианства лежит не отвлеченная и всегда бессильная идея добра, которая неизбежно является нормой и
законом по отношению к человеку, а живое существо, личность,
личное отношение человека к Богу и ближнему.
Последствием этого является тиранство
закона, которое есть тиранство общества над личностью, общеобязательной идеи над индивидуальным,
личным, неповторимым, единичным.
Этика
закона, выработанная в эпоху абсолютного господства рода и общества над личностью, терзает личность и тогда, когда уже пробудилась
личная совесть и в нее перенесен центр тяжести нравственной жизни.
Уже греческая этика, начиная с Сократа, пыталась эмансипироваться от власти общества и
закона, пыталась проникнуть в
личную совесть.
Этика
закона есть по преимуществу этика социальная в отличие от
личной этики искупления и творчества.
Он не может не видеть и того, что, при допущении такого же понимания жизни и в других людях и существах, жизнь всего мира, вместо прежде представлявшихся безумия и жестокости, становится тем высшим разумным благом, которого только может желать человек, — вместо прежней бессмысленности и бесцельности, получает для него разумный смысл: целью жизни мира представляется такому человеку бесконечное просветление и единение существ мира, к которому идет жизнь и в котором сначала люди, а потом и все существа, более и более подчиняясь
закону разума, будут понимать (то, что дано понимать теперь одному человеку), что благо жизни достигается не стремлением каждого существа к своему
личному благу, а стремлением, согласно с
законом разума, каждого существа к благу всех других.
Стоит человеку признать свою жизнь в стремлении к благу других, и уничтожается обманчивая жажда наслаждений; праздная же и мучительная деятельность, направленная на наполнение бездонной бочки животной личности, заменяется согласной с
законами разума деятельностью поддержания жизни других существ, необходимой для его блага, и мучительность
личного страдания, уничтожающего деятельность жизни, заменяется чувством сострадания к другим, вызывающим несомненно плодотворную и самую радостную деятельность.
Человек, в котором проснулось разумное сознание, но который вместе с тем понимает свою жизнь только как
личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы животное, которое, признав своей жизнью движение вещества, не признавало бы своего
закона личности, а только видело бы свою жизнь в подчинении себя
законам вещества, которые совершаются и без его усилия.
Объективация есть приспособление духа к состоянию мира, конформизм, неудача творческого акта духа, подчинение
личного общему, человеческого нечеловеческому, вдохновения
закону.
Оттого, что у них, точно так же как у Лизаветы Петровны и у тебя,
личный принцип любви и пропаганды, самообман вместо прочного
закона!
Может быть, слишком уж у нее все это просто, но, кажется, тут есть общий какой-то
закон: кто глубоко и сильно живет в общественной работе, тому просто некогда работать над собою в области
личной нравственности, и тут у него все очень путанно…
Спасение жизни
личной от смерти, по учению евреев, было исполнением воли бога, выраженной в
законе Моисея по его заповедям.
Философ, так же как и верующий, как будто озабочен не своею
личной жизнью, а только наблюдением над общими
законами всего человечества.
«Всё это может быть, но для того, чтобы люди могли освободиться от той, основанной на насилии, жизни, в которой они запутаны и которая держит их, нужно, чтобы все люди были религиозны, то есть готовы были бы ради исполнения
закона бога быть готовыми пожертвовать своим телесным,
личным благом и жить не будущим, а только настоящим, стремясь только в этом настоящем исполнять открытую им в любви волю бога. Но люди нашего мира не религиозны и потому не могут жить так».
Такова судьба не великих людей, не grand-homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю Провидения, подчиняют ей свою
личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших
законов.
Христос в противоположность жизни временной, частной,
личной учит той вечной жизни, которую по Второзаконию бог обещал израилю, но только с той разницею, что, по понятию евреев, жизнь вечная продолжалась только в избранном народе израильском и для приобретения этой жизни нужно было соблюдать исключительные
законы бога для израиля, а по учению Христа жизнь вечная продолжается в сыне человеческом, и для сохранения ее нужно соблюдать
законы Христа, выражающие волю бога для всего человечества.
Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн, и чтобы возможно было найти
законы войны в
личной деятельности одного человека.
Дать отпор обидчику, отмстить насилием за оскорбление
личное, семейное, народное; всё это не только не отрицали, но мне внушали, что всё это прекрасно и не противно
закону Христа.
Не только отношения человека к богу, его жертвы, праздники, посты, отношения человека к человеку, народные, гражданские, семейные отношения, все подробности
личной жизни: обрезание, омовение себя и чаш, одежды, — всё определено до последних мелочей и всё признано повелением бога,
законом бога.
Но ведь помимо этого вашего
закона, по которому через тысячелетия настанет то благо, которое вы желаете и приготовили для человечества, есть еще ваша
личная жизнь, которую вы можете прожить или согласно с разумом, или противно ему; а для этой-то вашей
личной жизни у вас теперь и нет никаких правил, кроме тех, которые пишутся не уважаемыми вами людьми и приводятся в исполнение полицейскими.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь
личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему
законы.
В том и другом случае,
личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем
личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми
законами, по которым совершалось явление.
Они говорят: «Само собой разумеется, что все эти заповеди о терпении обид, об отречении от возмездия, как направленные собственно против иудейской любомстительности, не исключают не только общественных мер к ограничению зла и наказанию делающих зло, но и частных,
личных усилий и забот каждого человека о ненарушимости правды, о вразумлении обидчиков, о прекращении для злонамеренных возможности вредить другим; ибо иначе самые духовные
законы спасителя по-иудейски обратились бы только в букву, могущую послужить к успехам зла и подавлению добродетели.