Неточные совпадения
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула в складках
розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное
лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
Подле нее вполуоборот сидела Марья Ивановна в чепце с
розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым
лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч.
На носок сапога Грэя легла пурпурная волна; на его руках и
лице блестел
розовый отсвет.
На нем был хорошенький летний пиджак светло-коричневого оттенка, светлые легкие брюки, таковая же жилетка, только что купленное тонкое белье, батистовый самый легкий галстучек с
розовыми полосками, и что всего лучше: все это было даже к
лицу Петру Петровичу.
Когда Катя говорила, она очень мило улыбалась, застенчиво и откровенно, и глядела как-то забавно-сурово, снизу вверх. Все в ней было еще молодо-зелено: и голос, и пушок на всем
лице, и
розовые руки с беловатыми кружками на ладонях, и чуть-чуть сжатые плечи… Она беспрестанно краснела и быстро переводила дух.
Стояла белая зима с жестокою тишиной безоблачных морозов, плотным, скрипучим снегом,
розовым инеем на деревьях, бледно-изумрудным небом, шапками дыма над трубами, клубами пара из мгновенно раскрытых дверей, свежими, словно укушенными
лицами людей и хлопотливым бегом продрогших лошадок.
Розовое женское платье мелькнуло в темной зелени, молодое
лицо выглянуло из-под легкой бахромы зонтика…
Никонова все еще смотрела на него хмурясь, но серая тень на ее
лице таяла, щеки
розовели.
— Не… надо, — просил ее растрепанный пьяненький юноша, черноглазый, с
розовым лицом, — просил и гладил руку ее. — Не надо стихов! Будем говорить простыми, честными словами.
Из павильона Северного края быстро шел плотный, лысоватый человечек с белой бородкой и веселым
розовым лицом, — шел и, смеясь, отмахивался от «объясняющего господина», лобастого и длинноволосого.
Пред ним почти физически ощутимо колебалась кругленькая, плотная фигурка,
розовые кисти коротеньких рук, ласковое поглаживание
лица ладонями, а
лицо — некрасиво, туго наполненное жиром, неподвижное. И неприличные, красненькие глазки пьяницы.
Холеное, голое
лицо это, покрытое туго натянутой, лоснящейся, лайковой кожей, голубоватой на месте бороды, наполненное
розовой кровью, с маленьким пухлым ртом, с верхней губой, капризно вздернутой к маленькому, мягкому носу, ласковые, синеватые глазки и седые, курчавые волосы да и весь облик этого человека вызывал совершенно определенное впечатление — это старая женщина в костюме мужчины.
Его фарфоровое,
розовое лицо, пухлые губы и неопределенного цвета туманные глаза заставляли ждать, что он говорит женственно мягко, но голосок у него был сухозвонкий, кисленький и как будто злой.
Драка пред магазином продолжалась не более двух-трех минут, демонстрантов оттеснили, улица быстро пустела; у фонаря, обняв его одной рукой, стоял ассенизатор Лялечкин, черпал котелком воздух на
лицо свое; на
лице его были видны только зубы; среди улицы столбом стоял слепец Ермолаев, разводя дрожащими руками, гладил бока свои, грудь, живот и тряс бородой; напротив, у ворот дома, лежал гимназист, против магазина, головою на панель, растянулся человек в
розовой рубахе.
Деревянно и сонно сидели присяжные, только один из них, совершенно лысый старичок с голеньким,
розовым лицом новорожденного, с орденом на шее, непрерывно двигал челюстью, смотрел на подсудимых остренькими глазками и ехидно улыбался, каждый раз, когда седой вор спрашивал, вставая...
Марина не ответила. Он взглянул на нее, — она сидела, закинув руки за шею; солнце, освещая голову ее, золотило нити волос,
розовое ухо, румяную щеку; глаза Марины прикрыты ресницами, губы плотно сжаты. Самгин невольно загляделся на ее
лицо, фигуру. И еще раз подумал с недоумением, почти со злобой: «Чем же все-таки она живет?»
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но» на обломанной вывеске сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым
лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные,
розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
Белое
лицо ее казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие глаза прятались в
розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы на коже очень выпуклого лба, льняные волосы лежали на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку, с желтой лентой в конце.
Мать редко смеется и мало говорит, у нее строгое
лицо, задумчивые голубоватые глаза, густые темные брови, длинный, острый нос и маленькие,
розовые уши.
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое
лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в
розовой рубахе и Макарова на коленях перед ним.
Вспомнилось, как Пыльников, закрыв
розовое лицо свое зеленой книжкой, читал...
Рядом с ним мелко шагал, тыкая в землю зонтиком, бережно держа в руке фуражку, историк Козлов,
розовое его личико было смочено потом или слезами, он тоже пел, рот его открыт, губы шевелились, но голоса не слышно было, над ним возвышалось слепое, курдючное
лицо Воронова, с круглой дырой в овчинной бороде.
Являлся чиновник особых поручений при губернаторе Кианский, молодой человек в носках одного цвета с галстуком, фиолетовый протопоп Славороссов; благообразный, толстенький тюремный инспектор Топорков, человек с голым черепом, похожим на огромную, уродливую жемчужину «барок», с невидимыми глазами на жирненьком
лице и с таким же, почти невидимым, носом, расплывшимся между
розовых щечек, пышных, как у здорового ребенка.
Трифонов часа два возил Самгиных по раскаленным улицам в шикарнейшей коляске, запряженной парою очень тяжелых, ленивых лошадей, обильно потел
розовым потом и, часто вытирая голое
лицо кастрата надушенным платком, рассказывал о достопримечательностях Астрахани тоже клетчатыми, как его костюм, серенькими и белыми словами; звучали они одинаково живо.
У рояля, разбирая ноты, сидел маленький, сильно сутулый человек в чалме курчавых волос, черные волосы отливали синевой, а
лицо было серое, с
розовыми пятнами на скулах.
Она изменилась в
лице: пропали два
розовые пятнышка, и глаза потускли.
Она было прибавила шагу, но, увидя
лицо его, подавила улыбку и пошла покойнее, только вздрагивала по временам.
Розовое пятно появлялось то на одной щеке, то на другой.
Цвет глаз и волос до бесконечности разнообразен: есть совершенные брюнетки, то есть с черными как смоль волосами и глазами, и в то же время с необыкновенною белизной и ярким румянцем; потом следуют каштановые волосы, и все-таки белое
лицо, и, наконец, те нежные
лица — фарфоровой белизны, с тонкою прозрачною кожею, с легким
розовым румянцем, окаймленные льняными кудрями, нежные и хрупкие создания с лебединою шеей, с неуловимою грацией в позе и движениях, с горделивою стыдливостью в прозрачных и чистых, как стекло, и лучистых глазах.
— Мне иногда хочется умереть… — заговорила Зося тихим, прерывающимся голосом;
лицо у нее покрылось
розовыми пятнами, глаза потемнели. — Проходят лучшие молодые годы, а между тем найдется ли хоть одна такая минута, о которой можно было бы вспомнить с удовольствием?.. Все бесцельно и пусто, вечные будни, и ни одной светлой минуты.
— Добрые вести не лежат на месте! — весело проговорила высокая, полная женщина, показываясь в дверях спальни; за ее плечом виднелось
розовое бойкое
лицо Верочки, украшенное на лбу смешным хохолком.
Она была очень бела
лицом, с высоким бледно-розовым оттенком румянца.
Лицо ее, круглое, пухлое, с щеками, покрытыми старческим румянцем, лоснилось после бани; глаза порядочно-таки заплыли, но еще живо светились в своих щелочках; губы, сочные и
розовые, улыбались, на подбородке играла ямочка, зубы были все целы.
Показался
розовый свет в светлице; и страшно было глянуть тогда ему в
лицо: оно казалось кровавым, глубокие морщины только чернели на нем, а глаза были как в огне.
Я оказался в большом затруднении, так как
лица приснившейся мне девочки я совсем не видел… Я мог вспомнить только часть щеки и маленькое
розовое ухо, прятавшееся в кроличий воротник. И тем не менее я чувствовал до осязательности ясно, что она была не такая, как только что виденная девочка, и не «шустрая», как ее младшая сестра.
Старик должен был сам подойти к девочке и вывел ее за руку. Устюше было всего восемь лет. Это была прехорошенькая девочка с русыми волосами, голубыми глазками и пухлым
розовым ротиком. Простое ситцевое
розовое платьице делало ее такою милою куколкой. У Тараса Семеныча сразу изменился весь вид, когда он заговорил с дочерью, — и
лицо сделалось такое доброе, и голос ласковый.
Прелесть рассказа, оригинальность постановки главного
лица, этот заманчивый мир, разобранный до тонкости, и наконец все эти очаровательные подробности, рассыпанные в книге (насчет, например, обстоятельств употребления букетов белых и
розовых камелий по очереди), одним словом, все эти прелестные детали, и всё это вместе, произвели почти потрясение.
Как теперь, видел Родион Потапыч своего старого начальника, когда он приехал за три дня и с улыбочкой сказал: «Ну, дедушка, мне три дня осталось жить — торопись!» В последний роковой день он приехал такой свежий,
розовый и уже ничего не спросил, а глазами прочитал свой ответ на
лице старого штейгера.
Утром на другой день Карачунский послал в Тайболу за Кожиным и запиской просил его приехать по важному делу вместе с женой. Кожин поставлял одно время на золотопромывальную фабрику ремни, и Карачунский хорошо его знал. Посланный вернулся, пока Карачунский совершал свой утренний туалет, отнимавший у него по меньшей мере час. Он каждое утро принимал холодную ванну, подстригал бороду, протирался косметиками, чистил ногти и внимательно изучал свое
розовое лицо в зеркале.
При входе в этот корпус Луку Назарыча уже встречал заводский надзиратель Подседельников, держа снятую фуражку наотлет. Его круглое
розовое лицо так и застыло от умиления, а круглые темные глаза ловили каждое движение патрона. Когда рассылка сообщил ему, что Лука Назарыч ходит по фабрике, Подседельников обежал все корпуса кругом, чтобы встретить начальство при исполнении обязанностей. Рядом с ним вытянулся в струнку старик уставщик, — плотинного и уставщика рабочие звали «сестрами».
Только когда Евгения Петровна одевала ее за драпировкою в свое белье и теплый шлафрок, Лиза долго смотрела на огонь лампады,
лицо ее стало как будто
розоветь, оживляться, и она прошептала...
Если эти
лица заходили к Евгении Петровне в такое время, когда мужа ее не было дома и не случалось никого посторонних, то они обыкновенно проходили к ней через драпированную спальню в ее
розовую чайную, и здесь заводились долгие задушевные беседы, напоминавшие былую простоту дома Гловацких.
Она была высокая, очень тоненькая блондинка с черными глазами,
розовым прозрачным
лицом, гибкою талиею и необыкновенно мягкими белыми ручками.
Оба они на вид имели не более как лет по тридцати, оба были одеты просто. Зарницын был невысок ростом, с
розовыми щеками и живыми черными глазами. Он смотрел немножко денди. Вязмитинов, напротив, был очень стройный молодой человек с бледным, несколько задумчивым
лицом и очень скромным симпатичным взглядом. В нем не было ни тени дендизма. Вся его особа дышала простотой, натуральностью и сдержанностью.
Другую — зовут Зося. Она только что выбилась из рядовых барышень. Девицы покамест еще называют ее безлично, льстиво и фамильярно «экономочкой». Она худощава, вертлява, чуть косенькая, с
розовым цветом
лица и прической барашком; обожает актеров, преимущественно толстых комиков. К Эмме Эдуардовне она относится с подобострастием.
Она привела его в свою комнату, убранную со всей кокетливостью спальни публичного дома средней руки: комод, покрытый вязаной — скатертью, и на нем зеркало, букет бумажных цветов, несколько пустых бонбоньерок, пудреница, выцветшая фотографическая карточка белобрысого молодого человека с гордо-изумленным
лицом, несколько визитных карточек; над кроватью, покрытой пикейным
розовым одеялом, вдоль стены прибит ковер с изображением турецкого султана, нежащегося в своем гареме, с кальяном во рту; на стенах еще несколько фотографий франтоватых мужчин лакейского и актерского типа;
розовый фонарь, свешивающийся на цепочках с потолка; круглый стол под ковровой скатертью, три венских стула, эмалированный таз и такой же кувшин в углу на табуретке, за кроватью.
В общей зале они поладили между собою, а через десять минут в полуотворенную дверь кабинета просунула свое косенькое,
розовое, хитрое
лицо экономка Зося.
И
лицо ее было так прекрасно, как бывают только прекрасны
лица у молодых влюбленных еврейских девушек, — все нежно-розовое, с
розовыми губами, прелестно-невинно очерченными, и с глазами такими черными, что на них нельзя было различить зрачка от райка.
И что за пьяное
лицо и отвратительная фигура у этого Василья в узком сюртуке, надетом сверх грязной
розовой рубашки навыпуск! В каждом его телодвижении, в каждом изгибе его спины, мне кажется, что я вижу несомненные признаки отвратительного наказания, постигнувшего его…
Студентом он все бывал или в Дворянском собрании, где встречал и прелестные
лица и элегантные туалеты, или в Немецком собрании, где были немочки и дочери небогатых чиновников, которые все имели, по большей части, испитые, худые физиономии, но все-таки у них были
лица человеческие, а тут вдруг он увидел какие-то луны ходячие, какие-то
розовые тыквы.
Суета на балконе затихла. Барыня с мальчиком и господин в золотых очках подошли к самым перилам; остальные почтительно остановились на заднем плане. Из глубины сада пришел садовник в фартуке и стал неподалеку от дедушки. Откуда-то вылезший дворник поместился позади садовника. Это был огромный бородатый мужчина с мрачным, узколобым, рябым
лицом. Одет он был в новую
розовую рубашку, по которой шли косыми рядами крупные черные горошины.