Неточные совпадения
«Тубо, тубо, Крак!» покрикивал он ласково на
собаку, которая вскидывала ему
лапы на живот и грудь, цепляясь ими за ягдташ.
«Эк его неугомонный бес как обуял!» — подумал про себя Чичиков и решился во что бы то ни стало отделаться от всяких бричек, шарманок и всех возможных
собак, несмотря на непостижимую уму бочковатость ребр и комкость
лап.
— Ну так купи
собак. Я тебе продам такую пару, просто мороз по коже подирает! Брудастая, [Брудастая — «
собака с усами и торчащей шерстью». (Из записной книжки Н.В. Гоголя.)] с усами, шерсть стоит вверх, как щетина. Бочковатость ребр уму непостижимая,
лапа вся в комке, земли не заденет.
Заметив улыбку спутницы,
собака весело сморщилась, вильнула хвостом и ровно побежала вперед, но вдруг безучастно села, деловито выскребла
лапой ухо, укушенное своим вечным врагом, и побежала обратно.
Ученые
собаки так на задних
лапах танцуют.
Но под этой неподвижностью таилась зоркость, чуткость и тревожность, какая заметна иногда в лежащей, по-видимому покойно и беззаботно,
собаке.
Лапы сложены вместе, на
лапах покоится спящая морда, хребет согнулся в тяжелое, ленивое кольцо: спит совсем, только одно веко все дрожит, и из-за него чуть-чуть сквозит черный глаз. А пошевелись кто-нибудь около, дунь ветерок, хлопни дверь, покажись чужое лицо — эти беспечно разбросанные члены мгновенно сжимаются, вся фигура полна огня, бодрости, лает, скачет…
Эти сыновья — гордость и счастье отца — напоминали собой негодовалых
собак крупной породы, у которых уж
лапы и голова выросли, а тело еще не сложилось, уши болтаются на лбу и хвостишко не дорос до полу.
Надо было видеть, как она схватит пребольшую
собаку и начнет так поворачивать и кусать ее, что та с визгом едва вывернется из
лап ее и бежит спрятаться.
Собака схватит и тащит за ласт (у морских черепах — плавательные ласты вместо
лап) дальше от берега.
— Прыгай, Перезвон, служи! Служи! — завопил Коля, вскочив с места, и
собака, став на задние
лапы, вытянулась прямо пред постелькой Илюши. Произошло нечто никем не ожиданное: Илюша вздрогнул и вдруг с силой двинулся весь вперед, нагнулся к Перезвону и, как бы замирая, смотрел на него.
Он нагнулся, гикнул, вытянул лошадь по шее; лошадь замотала головой, взвилась на дыбы, бросилась в сторону и отдавила одной
собаке лапу.
Чертопханов закипел, зашипел, ударил лошадь кулаком по голове между ушами, быстрее молнии соскочил наземь, осмотрел
лапу у
собаки, поплевал на рану, пихнул ее ногою в бок, чтобы она не пищала, уцепился за холку и вдел ногу в стремя.
Через 2 часа темное небо начало синеть. Можно было уже рассмотреть противоположный берег и бурелом на реке, нанесенный водою. Мы пошли на то место, где видели зверя. На песке около воды были ясно видны отпечатки большой кошачьей
лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака с намерением чем-нибудь поживиться, но
собаки почуяли его и забились в палатку.
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных
собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались поймать живую рыбу. Вдоль реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и
лапами старался схватить рыбу.
— А ты что из-за прилавка лаешься,
собака? Хочешь в сибирку? Сквернослов эдакой, да
лапу еще подымать — а березовых, горячих… хочешь?
Слышен собачий визг. Очумелов глядит в сторону и видит: из дровяного склада купца Пичугина, прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит
собака. За ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает на землю и хватает
собаку за задние
лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из земли выросши, собирается толпа.
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой
собакой,
собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала
лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что
собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
Но бедняк и тут не понял; он засуетился еще больше прежнего, нагнулся поднять свой платок, старый, дырявый синий платок, выпавший из шляпы, и стал кликать свою
собаку, которая лежала не шевелясь на полу и, по-видимому, крепко спала, заслонив свою морду обеими
лапами.
Старик поднял
собаку на задние
лапы и всунул ей в рот свой древний, засаленный картуз, который он с таким тонким юмором назвал «чилиндрой». Держа картуз в зубах и жеманно переступая приседающими ногами, Арто подошел к террасе. В руках у болезненной дамы появился маленький перламутровый кошелек. Все окружающие сочувственно улыбались.
Желать он боялся, зная, что часто, в момент достижения желаемого судьба вырвет из рук счастье и предложит совсем другое, чего вовсе не хочешь — так, дрянь какую-нибудь; а если наконец и даст желаемое, то прежде измучит, истомит, унизит в собственных глазах и потом бросит, как бросают подачку
собаке, заставивши ее прежде проползти до лакомого куска, смотреть на него, держать на носу, завалять в пыли, стоять на задних
лапах, и тогда — пиль!
Максим погладил
собаку, а она положила ему свои черные
лапы на плеча и стала лизать его лицо.
— Съели и — тоже все пьяные! Веселые стали, — ходят по лесу на задних
лапах, как ученые
собаки, воют, а через сутки — подохли все!..
Бухнул выстрел, отец, окутавшись синим дымом, покачнулся и сел, — пегий лохматый пёс встал на задние
лапы, натянув цепь, зарычал, судорожно отирая передними овлажённую кровью морду, потом свернулся набок, громко щёлкнув зубами. Толкнув
собаку сапогом в морду, отец сказал Созонту...
Жадный, толстогубый рот Натальи возбуждал в нём чувство, близкое страху. Она вела себя бойчее всех, её низкий сладкий голос тёк непрерывною струёю, точно патока, и все мужчины смотрели на неё, как цепные
собаки на кость, которую они не могут достать мохнатыми
лапами.
— Я ожидаю хозяев, — ответил Товаль очень удачно, в то время как Дэзи, поправляя под подбородком ленту дорожной шляпы, осматривалась, стоя в небольшой гостиной. Ее быстрые глаза подметили все: ковер, лакированный резной дуб, камин и тщательно подобранные картины в ореховых и малахитовых рамах. Среди них была картина Гуэро, изображающая двух
собак: одна лежит спокойно, уткнув морду в
лапы, смотря человеческими глазами; другая, встав, вся устремлена на невидимое явление.
Откуда-то прошла большая лохматая
собака с недоглоданною костью и, улегшись, взяла ее между передними
лапами. Слышно было, как зубы стукнули о кость и как треснул оторванный лоскут мяса, но вдруг
собака потянула чутьем, глянула на черный сундук, быстро вскочила, взвизгнула, зарычала тихонько и со всех ног бросилась в темное поле, оставив свою недоглоданную кость на платформе.
Обижала ее и сухая, жесткая тузиха, и надменные тузенята, и лакеи, и большая меделянская
собака Выдра, имевшая привычку поднимать
лапу на каждого, кто боялся прогнать ее пред очами самого туза.
Молодая рыжая
собака — помесь такса с дворняжкой — очень похожая мордой на лисицу, бегала взад и вперед по тротуару и беспокойно оглядывалась по сторонам. Изредка она останавливалась и, плача, приподнимая то одну озябшую
лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это могло случиться, что она заблудилась?
Табун проходил вечером горой, и тем, которые шли с левого края, видно было что-то красное внизу, около чего возились хлопотливо
собаки и перелетали воронья и коршуны. Одна
собака, упершись
лапами в стерву, мотая головой, отрывала с треском то, чтò зацепила. Бурая кобылка остановилась, вытянула голову и шею и долго втягивала в себя воздух. Насилу могли отогнать ее.
В самом деле, Морозов приобрёл сходство с большой
собакой, которая выучилась ходить на задних
лапах; сожжённая кожа на голове его, должно быть, полопалась, он иногда обёртывал голову, как чалмой, купальным, мохнатым полотенцем Татьяны, которое дал ему Митя; огромная голова, придавив Захара, сделала его ниже ростом; шагал он важно, как толстый помощник исправника Экке, большие пальцы держал за поясом отрёпанных солдатских штанов и, пошевеливая остальными пальцами, как рыба плавниками, покрикивал...
Дворник снял Кучумовы
лапы с колен своих, отодвинул
собаку ногой; она, поджав хвост, села и скучно дважды пролаяла. Трое людей посмотрели на неё, и один из них мельком подумал, что, может быть, Тихон и монах гораздо больше жалеют осиротевшую
собаку, чем её хозяина, зарытого в землю.
Он позвал своего Пегашку, удивительную
собаку, с превосходным чутьем, но без всякого понятия о стойке. Викулов принужден был подвязывать ей заднюю
лапу, чтоб она не так неистово бегала.
На окровавленный снег тут же выпали ее внутренности, а другая
собака была в то же мгновение раздавлена под его задней
лапой…
Покойный дядя был страстный любитель псовой охоты. Он ездил с борзыми и травил волков, зайцев и лисиц. Кроме того, в его охоте были особенные
собаки, которые брали медведей. Этих
собак называли «пьявками». Они впивались в зверя так, что их нельзя было от него оторвать. Случалось, что медведь, в которого впивалась зубами пиявка, убивал ее ударом своей ужасной
лапы или разрывал ее пополам, но никогда не бывало, чтобы пьявка отпала от зверя живая.
— Я больше не спорю! — крикнул Никитин. — Это его же царствию не будет конца! Баста! Ах, да поди ты прочь, поганая
собака! — крикнул он на Сома, который положил ему на колени голову и
лапу.
Значит — опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как
собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом
лапу.
Наконец щенок утомился и охрип; видя, что его не боятся и даже не обращают на него внимания, он стал несмело, то приседая, то подскакивая, подходить к волчатам. Теперь, при дневном свете, легко уже было рассмотреть его… Белый лоб у него был большой, а на лбу бугор, какой бывает у очень глупых
собак; глаза были маленькие, голубые, тусклые, а выражение всей морды чрезвычайно глупое. Подойдя к волчатам, он протянул вперед широкие
лапы, положил на них морду и начал...
Они тебя потом калачом, как
собаку, манить начнут, а ты тут всем сердцем и всей душой облапишь их глупыми
лапами — и ну лобызаться!
Цезарь спит и тихо, точно бредящая
собака, взвизгивает во сне. Одна из его могучих желтых
лап высунулась в ту щель внизу решетки, куда просовывают пищу, и небрежно свесилась наружу. Голову он спрятал в другую
лапу, согнутую в колене, и сверху видна только густая темная грива. Рядом с ним свернулась в клубок, точно спящая кошечка, его львица. Цезарь спит беспокойно и иногда вздрагивает. Дыхание клубами горячего пара вылетает из его широких ноздрей.
Но именно в этот критический момент маленький гость размахнулся и мгновенно ударил
собаку правой
лапой прямо по морде. Вероятно, удар был очень силен, потому что
собака отскочила и завизжала.
—
Лапу! — протянул Романсов
собаке руку. — Ллапу! Не даете? Не желаете? И не нужно. Так и запишем. А пока позвольте вас по морде… Я любя…
Перезвон в «Братьях Карамазовых» — «мохнатая, довольно большая и паршивая
собака… Правый глаз ее был крив, а левое ухо почему-то с разрезом. Она взвизгивала и прыгала, служила, ходила на задних
лапах, бросалась на спину всеми четырьмя
лапами вверх и лежала без движения, как мертвая… Коля, выдержав Перезвона определенное время мертвым, наконец-то свистнул ему:
собака вскочила и пустилась прыгать от радости, что исполнила свой долг».
Собаки терли свои морды
лапами так сильно, что совершенно выскоблили шерсть вокруг глаз, отчего получилось впечатление, будто на их головы надели очки.
Как только
собака освободилась, она, поджав хвост, бросилась было бежать, но вскоре одумалась и начала
лапами тереть свою морду и встряхивать головою. В это время я увидел там другую рысь, по размерам вдвое меньше первой. Это оказался молодой рысенок. Испуганный
собакой, он взобрался на дерево, а мать, защищая его, отважно бросилась на Хычу.
Он решил спускаться на лыжах, а чтобы
собаки не тянули вперед, он привязал их сзади, рассчитывая, что они будут сдерживать нарту, упираясь
лапами в снег.
Хыча лежала на спине, а над нею стояла большая рысь. Правая
лапа ее была приподнята как бы для нанесения удара, а левой она придавила голову
собаки к земле. Пригнутые назад уши, свирепые зеленовато-желтые глаза, крупные оскаленные зубы и яростное хрипение делали ее очень страшной. Глегола быстро прицелился и выстрелил. Рысь издала какой-то странный звук, похожий на фырканье, подпрыгнула кверху и свалилась на бок. Некоторое время она, зевая, судорожно вытягивала ноги и, наконец, замерла.
Вчера ввечеру около деревни жеребенка и двух
собак зарезал, а нынче чуть свет выхожу я, а он, проклятый, сидит под ветлой и бьет себя
лапой по морде.
Тот, который, влюбленный в дикую львицу, жаждал лизать окровавленные губы, лизал руки укротительницы. Замышлявший освободить всех трех львов, укусил, подобно хорошо дрессированной
собаке, одного из своих товарищей, замедлившего дать
лапу, а мечтавший умереть, созерцая заходящее солнце, задрожал всем телом при холостом выстреле пистолета.
А черт рад, конечно: в самую мишень попал. Из-за туч, гад, снизился, по пустому двору ходит,
лапы потирает.
Собака на цепу надрывается, а ему хочь бы что. Подкрался к угловой башне, мурло свое к стеклам прижал, — интересуется… Оттедова, изнутри-то, его не видать, конечно.
За ним, стуча когтями по вощеному полу, шла
собака и вспрыгивала на кровать. Когда свет зажженной лампы наполнял комнату, взор Владимира Михайловича встречал упорный взгляд черных глаз
собаки. Они говорили: приди же, приласкай меня. И, чтобы сделать это желание более понятным,
собака вытягивала передние
лапы, клала на них боком голову, а зад ее потешно поднимался, и хвост вертелся, как ручка у шарманки.