Неточные совпадения
Он никогда не говорил с ними о боге и о вере, но они хотели убить его как безбожника; он молчал и не возражал им. Один каторжный бросился было на него в решительном исступлении; Раскольников ожидал его спокойно и молча: бровь его не шевельнулась, ни одна черта его лица не дрогнула. Конвойный успел вовремя стать между ним и
убийцей — не то пролилась бы
кровь.
— Господа, как жаль! Я хотел к ней на одно лишь мгновение… хотел возвестить ей, что смыта, исчезла эта
кровь, которая всю ночь сосала мне сердце, и что я уже не
убийца! Господа, ведь она невеста моя! — восторженно и благоговейно проговорил он вдруг, обводя всех глазами. — О, благодарю вас, господа! О, как вы возродили, как вы воскресили меня в одно мгновение!.. Этот старик — ведь он носил меня на руках, господа, мыл меня в корыте, когда меня трехлетнего ребенка все покинули, был отцом родным!..
Вихрову в этом поручении, сверх того, было приятно и то, что он тут будет иметь дело с
убийцею и станет открывать пролитую
кровь человеческую. Он в тот же вечер пошел к Захаревским, которых застал всех в сборе, и рассказал им о своем отъезде. Известие это, видимо, очень испугало и огорчило Юлию.
Если меня убьют или прольют мою
кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и пойдет с сыном моего
убийцы к венцу, как дочь того царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая переехала через труп своего отца в колеснице?
Мне тотчас рассказали, что капитана нашли с перерезанным горлом, на лавке, одетого, и что зарезали его, вероятно, мертвецки пьяного, так что он и не услышал, а
крови из него вышло «как из быка»; что сестра его Марья Тимофеевна вся «истыкана» ножом, а лежала на полу в дверях, так что, верно, билась и боролась с
убийцей уже наяву.
— Я нужен для одного только дела, чтобы искупить
кровь Валерьяна и обличить
убийцу, возвеличенного теперь Москвой.
— Почему же не дадут? Что ты такое говоришь? Государственная тайна, что ли, это? — горячился Сверстов. — Ведь понимаешь ли ты, что это мой нравственный долг!.. Я клятву тогда над трупом мальчика дал, что я разыщу
убийцу!.. И как мне бог-то поспособствовал!.. Вот уж справедливо, видно, изречение, что
кровь человеческая вопиет на небо…
— Ах! я начинаю вспоминать…
убийцы!..
кровь!.. Так… они умертвили ее!.. злодеи! А я жив еще!.. Зачем?.. для чего?
— Вот он — Молох, требующий теплой человеческой
крови! — кричал Бобров, простирая в окно свою тонкую руку. — О, конечно, здесь прогресс, машинный труд, успехи культуры… Но подумайте же, ради бога, — двадцать лет! Двадцать лет человеческой жизни в сутки!.. Клянусь вам,бывают минуты, когда я чувствую себя
убийцей!.. «Господи! Да ведь он — сумасшедший», — подумал доктор, у которого по спине забегали мурашки, и он принялся успокаивать Боброва.
Всё равно… они все ведут к смерти; — но я не позволю низкому, бездушному человеку почитать меня за свою игрушку… ты или я сама должна это сделать; — сегодня я перенесла обиду, за которую хочу, должна отомстить… брат! не отвергай моей клятвы… если ты ее отвергнешь, то берегись… я сказала, что не перенесу этого… ты будешь добр для меня; ты примешь мою ненависть, как дитя мое; станешь лелеять его, пока оно вырастет и созреет и смоет мой позор страданьями и
кровью… да, позор… он,
убийца, обнимал, целовал меня… хотел… не правда ли, ты готовишь ему ужасную казнь?..
Через несколько дней хозяин умер от заражения
крови, а Янсона, когда наступил его черед в ряду других грабителей и
убийц, судили и приговорили к смертной казни.
Уже не завтрашних
убийц боялся он, — они исчезли, забылись, смешались с толпою враждебных лиц и явлений, окружающих его человеческую жизнь, — а чего-то внезапного и неизбежного: апоплексического удара, разрыва сердца, какой-то тоненькой глупой аорты, которая вдруг не выдержит напора
крови и лопнет, как туго натянутая перчатка на пухлых пальцах.
Так ты!.. О, если б я имел довольно силы,
Чтоб растерзать тебя! ты, похититель,
Убийца… и с такой холодностью!
Принес сюда… о, милое созданье!
Дочь! дочь моя! И
кровь ее течет…
И я!..
Чего ты ждешь? ступай хоть в ад,
Но прочь от глаз моих,
убийца!
Кровь ее,
Пока ты здесь, течи не перестанет…
О, если бы не слаб я был… прочь, демон,
Прочь, прочь от дочери моей!
О боже!
Итак, ты хочешь, чтоб я был
убийца!
Но я горжусь такою жертвой…
кровь ее —
Моя! она другого не обрызжет.
Безумец! как искать в том сожаленья,
О ком сам бог уж не жалеет!
Час бил! час бил! — последний способ
Удастся, — или
кровь! — нет, я судьбе
Не уступлю… хотя бы демон удивился
Тому, чего я не могу не сделать.
Я говорил ясно, точно, отделывая фразы; я смотрел в то же время на стрелку часов и думал, что, когда она будет на шести, я стану
убийцей. И я говорил что-то смешное, и они смеялись, а я старался запомнить ощущение человека, который еще не
убийца, но скоро станет
убийцей. Уже не в отвлеченном представлении, а совсем просто понимал я процесс жизни в Алексее, биение его сердца, переливание в висках
крови, бесшумную вибрацию мозга и то — как процесс этот прервется, сердце перестанет гнать
кровь и замрет мозг.
Шел мрачный
убийца, весь в
крови, с дико блуждающим взором.
На что нам знать твои мечты?
Не для того пред нами ты!
В другом ты ныне обвинен,
И хочет истины закон.
Открой же нам друзей своих,
Убийц, разбойников ночных,
Которых страшные дела
Смывает
кровь и кроет мгла,
С которыми, забывши честь,
Ты мнил несчастную увезть.
И блудник, и тать, и
убийца наследуют жизнь вечную, еретика же самая
кровь мученическая очистить не может.
Муж
кровей — разбойник,
убийца.
Получив отрицательный ответ, он всадил доктору в живот большой кухонный нож. Врач упал с распоротым животом; одновременно упал и убийца-больной, у которого хлынула
кровь горлом. Оба были тотчас подняты и свезены в одну и ту же больницу, там оба они и умерли.
«Если бы он убил, то он давно бы уже смыл с рук и лица
кровь… — вспомнилось мне положение одного приятеля-следователя. —
Убийцы не выносят
крови своих жертв».
— И этот-то вот злодей, этот вероломный
убийца, с ног до головы обрызганный
кровью (он все повышал голос, сделал паузу и закончил трагическим шепотом), был признан православною церковью — святым! (Последнее слово он прошипел чуть слышно.)
Что-то зловещее горело широким и красным огнем, и в дыму копошились чудовищные уродцы-дети с головами взрослых
убийц. Они прыгали легко и подвижно, как играющие козлята, и дышали тяжело, словно больные. Их рты походили на пасти жаб или лягушек и раскрывались судорожно и широко; за прозрачною кожей их голых тел угрюмо бежала красная
кровь — и они убивали друг друга, играя. Они были страшнее всего, что я видел, потому что они были маленькие и могли проникнуть всюду.
— Хорошо… Я согласен… Что другое могли ожидать услышать вы при подобной постановке вопроса… Хорошо, я сделаюсь
убийцею, но
убийцей поневоле… Пусть неповинная
кровь этой девушки падет на вас…
Во время ужасного разговора
убийцы и жертвы Авраам стоял за кустами. Когда ж совершилось злодеяние и Последний Новик скрылся, чернец вышел из своей засады и подкрался к убитому, истекавшему
кровью из плеча, в котором сделана была глубокая рана. Скорою, усердною помощью можно было б еще возвратить его к жизни.
Кровь хлынула из раны, но Владимир не потерялся и бросился на
убийцу. Тот, увидя, что промахнулся ножом, ловко взмахнул дубиной и ударил Владимира по ногам.
— Погоди же ты, подлая
убийца, отомщу я тебе за мою голубку неповинную, отольются тебе ее слезы и
кровь сторицею. По твоей же науке все сделаю, подольщусь к тебе, притворюсь ласковым да любящим и задушу тебя, чародейку подлую, задушу в грехе, не дам и покаяться… — с угрожающим жестом проговорил он вслух.
Василий снова подбежал к ней, занес нож, чтобы повторить удар, но она освободила из-под одеяла правую руку и схватилась за нож
убийцы: два пальца ее правой руки упали на пол и
кровь фонтаном брызнула в лицо Василия.
— А вот эта, налево, ради возбуждения каких страстей? Бандиты со звериными лицами потрошат какого-то путешественника, под ним лужа
крови. Далее
убийца с топором в руке, с которого капает
кровь его жертвы.
Волк поднял кинжал и утопил его в груди несчастной жертвы. Розовая
кровь брызнула на руку
убийцы и забила ключом на белой, высокой груди мученика. Трава под ним далеко окрасилась. Скоро прекрасное, цветущее лицо Владислава подернулось белым покровом смерти.
Молодая девушка чувствовала, как вся
кровь приливала ей в голову при этой мысли. Она была самозванка, она была сообщница
убийцы, но она была женщина, и это оскорбляло ее как женщину.