Неточные совпадения
Он выбегал на крыльцо, ходил по двору в одном сюртуке, глядел на окна Веры и опять уходил в
комнату, ожидая ее возвращения. Но в темноте видеть дальше десяти шагов ничего было нельзя, и он избрал для
наблюдения беседку из акаций, бесясь, что нельзя укрыться и в ней, потому что листья облетели.
Уж у Уленьки не раз скалились зубы на его фигуру и рассеянность, но товарищи, особенно Райский, так много наговорили ей хорошего о нем, что она ограничивалась только своим насмешливым
наблюдением, а когда не хватало терпения, то уходила в другую
комнату разразиться смехом.
Молодой доктор не отвечал и молча продолжал свои
наблюдения. Наконец он положил офтальмоскоп, и в
комнате раздался его уверенный, спокойный голос...
В каждой
комнате, чуть ли не в каждом окне, были у меня замечены особенные предметы или места, по которым я производил мои
наблюдения: из новой горницы, то есть из нашей спальни, с одной стороны виднелась Челяевская гора, оголявшая постепенно свой крутой и круглый взлобок, с другой — часть реки давно растаявшего Бугуруслана с противоположным берегом; из гостиной чернелись проталины на Кудринской горе, особенно около круглого родникового озера, в котором мочили конопли; из залы стекленелась лужа воды, подтоплявшая грачовую рощу; из бабушкиной и тетушкиной горницы видно было гумно на высокой горе и множество сурчин по ней, которые с каждым днем освобождались от снега.
Я взглянул на моего друга и, к великому огорчению, заметил в нем большую перемену. Он, который еще так недавно принимал живое участие в наших благонамеренных прениях, в настоящую минуту казался утомленным, почти раздраженным. Мало того: он угрюмо ходил взад и вперед по
комнате, что, по моему
наблюдению, означало, что его начинает мутить от разговоров. Но Очищенный ничего этого не замечал и продолжал...
Перебирая в уме кары, которым я подлежу за то, что подвозил Шалопутова на извозчике домой, я с ужасом помышлял: ужели жестокость скорого суда дойдет: до того, что меня засадят в уединенную
комнату и под
наблюдением квартального надзирателя заставят читать передовые статьи «Старейшей Русской Пенкоснимательницы»?
Но ежели немыслимы определенные ответы, то очевидно, что немыслимы ни правильные
наблюдения, ни вполне твердые обобщения. Ни жить, стало быть, нельзя, ни наблюдать жизнь, ни понимать ее. Везде — двойное дно, в виду которого именно только изворачиваться можно или идти неведомо куда, с завязанными глазами. Представьте себе, что вы нечаянно попали в
комнату, наполненную баснописцами. Собралось множество Езопов, которые ведут оживленный разговор — и всё притчами! Ясно, что тут можно сойти с ума.
Он с намерением поместил Анну Павловну рядом с библиотекою, в которую никто почти никогда не входил и в которой над одним из шкафов было сделано круглое окно, весьма удобное для
наблюдения, что делалось и говорилось в
комнате больной.
Лизе то и дело приходилось прерывать свои любопытные
наблюдения и бегать с террасы в его
комнату.
Покончив с
наблюдениями, смотритель маяка лег спать, но зачем-то позвал меня к себе. Войдя в его «каюту», как он называл свою
комнату, я увидел, что она действительно обставлена, как каюта. В заделанное окно был вставлен иллюминатор. Графин с водой и стакан стояли в гнездах, как на кораблях. Кровать имела наружный борт, стол и стулья тоже были прикреплены к полу, тут же висел барометр и несколько морских карт. Майданов лежал в кровати одетый в сапогах.
Тут же, еще не выходя из
комнаты, я сделал одно интересное и как-то тускло меня порадовавшее
наблюдение: от недавнего страха перед загадочным призраком, терзавшего меня все это время, не осталось и следа.
Я, признаюсь вам, с детства страшный враг сонного храпа, и где в
комнате хоть один храпливый человек есть, я уже мученик и ни за что уснуть не могу; а так как у нас, в семинарии и академии, разумеется, было много храпунов, и я их поневоле много и прилежно слушивал, то, не в смех вам сказать, я вывел себе о храпе свои
наблюдения: по храпу, уверяю вас, все равно как по голосу и по походке, можно судить о темпераменте и о характере человека.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что̀ делает, перешла через всю
комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный
наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.