Неточные совпадения
Проходя через первую гостиную, Левин встретил в дверях графиню
Боль, с озабоченным и строгим лицом что-то приказывавшую слуге. Увидав Левина, она улыбнулась и попросила его в следующую маленькую гостиную, из которой слышались голоса. В этой гостиной сидели на креслах две дочери графини и знакомый Левину московский полковник. Левин подошел к ним, поздоровался и сел подле дивана, держа шляпу на
колене.
Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что
колени и спина
заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Но тут из глаз ее покатились слезы, и Самгин подумал, что плакать она — не умеет: глаза открыты и ярко сверкают, рот улыбается, она колотит себя кулаками по
коленям и вся воинственно оживлена. Слезы ее — не настоящие, не нужны, это — не слезы
боли, обиды. Она говорила низким голосом...
Самгин так крепко сжимал револьвер
коленями, что у него
заболела рука; он сунул оружие под ляжку себе и плотно прижал его к мякоти дивана.
Когда дети играли на дворе, Иван Дронов отверженно сидел на ступенях крыльца кухни, упираясь локтями в
колена, а скулами о ладони, и затуманенными глазами наблюдал игры барчат. Он радостно взвизгивал, когда кто-нибудь падал или, ударившись, морщился от
боли.
Была их гувернантка, m-lle Ernestine, которая ходила пить кофе к матери Андрюши и научила делать ему кудри. Она иногда брала его голову, клала на
колени и завивала в бумажки до сильной
боли, потом брала белыми руками за обе щеки и целовала так ласково!
Так точно было и с ним: он запомнил один вечер, летний, тихий, отворенное окно, косые лучи заходящего солнца (косые-то лучи и запомнились всего более), в комнате в углу образ, пред ним зажженную лампадку, а пред образом на
коленях рыдающую как в истерике, со взвизгиваниями и вскрикиваниями, мать свою, схватившую его в обе руки, обнявшую его крепко до
боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к образу как бы под покров Богородице… и вдруг вбегает нянька и вырывает его у нее в испуге.
Вдруг в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив
колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной. В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда
боль в ноге утихла, я поднялся и пошел в ту сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
Та к как при ходьбе я больше упирался на пятку, то сильно натрудил и ее. Другая нога устала и тоже
болела в
колене. Убедившись, что дальше я идти не могу, Дерсу поставил палатку, натаскал дров и сообщил мне, что пойдет к китайцам за лошадью. Это был единственный способ выбраться из тайги. Дерсу ушел, и я остался один.
Гребцы, сидевшие поблизости ко мне, оставили весла и тоже принялись чем-то откачивать воду. Для удобства я опустился на дно лодки прямо на
колени и стал быстро работать котлом. Я не замечал усталости, холода,
боли в спине и работал лихорадочно, боясь потерять хотя бы одну минуту.
И вот, наконец, она стояла пред ним лицом к лицу, в первый раз после их разлуки; она что-то говорила ему, но он молча смотрел на нее; сердце его переполнилось и заныло от
боли. О, никогда потом не мог он забыть эту встречу с ней и вспоминал всегда с одинаковою
болью. Она опустилась пред ним на
колена, тут же на улице, как исступленная; он отступил в испуге, а она ловила его руку, чтобы целовать ее, и точно так же, как и давеча в его сне, слезы блистали теперь на ее длинных ресницах.
Кандидат как вошел, так и упал на кровать и громко вскрикнул от ужасной
боли в плече и
колене.
Карл Иваныч ставил нас на
колени лицом в угол, и наказание состояло в физической
боли, происходившей от такого положения; St.-Jérôme, выпрямляя грудь и делая величественный жест рукою, трагическим голосом кричал: «A genoux, mauvais sujet!», приказывал становиться на
колени лицом к себе и просить прощения. Наказание состояло в унижении.
Он слышал, как заскрежетал под ним крупный гравий, и почувствовал острую
боль в
коленях. Несколько секунд он стоял на четвереньках, оглушенный падением. Ему казалось, что сейчас проснутся все обитатели дачи, прибежит мрачный дворник в розовой рубахе, подымется крик, суматоха… Но, как и прежде, в саду была глубокая, важная тишина. Только какой-то низкий, монотонный, жужжащий звук разносился по всему саду...
Переползая с камня на камень, набоб оборвал и исцарапал руки и больно ушиб левое
колено, так что даже стиснул зубы от
боли, но цель была близка, а время дорого.
Воздух — из прозрачного чугуна. Хочется дышать, широко разинувши рот. До
боли напряженный слух записывает: где-то сзади мышино-грызущий, тревожный шепот. Неподнятыми глазами вижу все время тех двух — I и R — рядом, плечом к плечу, и у меня на
коленях дрожат чужие — ненавистные мои — лохматые руки.
Ромашов близко нагнулся над головой, которая исступленно моталась у него на
коленях. Он услышал запах грязного, нездорового тела и немытых волос и прокислый запах шинели, которой покрывались во время сна. Бесконечная скорбь, ужас, непонимание и глубокая, виноватая жалость переполнили сердце офицера и до
боли сжали и стеснили его. И, тихо склоняясь к стриженой, колючей, грязной голове, он прошептал чуть слышно...
Тогда, совершенно изнуренный болезнью, я еле-еле бродил по комнате с
болью и слабостью в
коленях; при каждом более сильном движении кровь приливала горячей волной к голове и застилала мраком все предметы перед моими глазами.
Дело происходило уже осенью в Ницце. Однажды утром, когда я зашел к ней в номер, она сидела в кресле, положив ногу на ногу, сгорбившись, осунувшись, закрыв лицо руками, и плакала горько, навзрыд, и ее длинные, непричесанные волосы падали ей на
колени. Впечатление чудного, удивительного моря, которое я только что видел, про которое хотел рассказать, вдруг оставило меня, и сердце мое сжалось от
боли.
А когда очнулся, то увидал, что сидит в овраге и на груди у него болтаются оборванные подтяжки, брюки лопнули, сквозь материю жалобно смотрят до крови исцарапанные
колени. Всё тело полно
боли, особенно
болела шея, и холод точно кожу с него сдирал. Запрокинувшись назад, Евсей посмотрел на обрыв, — там, под белым сучком берёзы, в воздухе качался ремень тонкой змеёй и манил к себе.
Когда Гамлет-Мочалов, увидав дух своего отца, падает на
колени и, стараясь скрыть свою голову руками, трепетным голосом произносит: «Вы, ангелы святые, крылами своими меня закройте», пред зрителем возникал самый момент появления духа, и выразить охватывавшего нас с Аполлоном чувства нельзя было ничем иным, как старанием причинить друг другу сильнейшую
боль щипком или колотушкой.
Но когда акробат неожиданно поставил мальчика на
колена, повернул его к себе спиною и начал выгибать ему назад плечи, снова надавливая пальцами между лопатками, когда голая худенькая грудь ребенка вдруг выпучилась ребром вперед, голова его опрокинулась назад и весь он как бы замер от
боли и ужаса, — Варвара не могла уже выдержать; она бросилась отнимать его. Прежде, однако ж, чем успела она это сделать, Беккер передал ей Петю, который тотчас же очнулся и только продолжал дрожать, захлебываясь от слез.
Конечно, и для богомольцев приманки имелись: вериги схимонаха Иосафа, уже усопшего, от ломоты в
коленях помогали; скуфейка его, будучи на голову возложена, от
боли головной исцеляла; в лесу ключ был очень студёный, — его вода, если облиться ею, против всех болезней действовала. Образ успения божьей матери ради верующих чудеса творил; схимонах Мардарий прорицал будущее и утешал горе людское. Всё было как следует, и весной, в мае, народ валом к нам валил.
Когда чиновник очнулся,
боли он нигде не чувствовал, но
колена у него тряслись еще от страха; он встал, облокотился на перилы канавы, стараясь придти в себя; горькие думы овладели его сердцем, и с этой минуты перенес он всю ненависть, к какой его душа только была способна, с извозчиков на гнедых рысаков и белые султаны.
Тут голос его опять пресекся от волнения. Она все крепче, все теплее, горячее прижималась к нему. Он привстал с места и, уже не сдерживая себя более, разбитый, обессиленный восторгом, упал на
колени. Рыдания судорожно, с
болью прорвались, наконец, из груди его, и пробившийся прямо из сердца голос задрожал, как струна, от всей полноты неведомого восторга и блаженства.
Временами Сашке хотелось перестать делать то, что называется жизнью: не умываться по утрам холодной водой, в которой плавают тоненькие пластинки льда, не ходить в гимназию, не слушать там, как все его ругают, и не испытывать
боли в пояснице и во всем теле, когда мать ставит его на целый вечер на
колени.
Со стоном
боли становится отшельник на израненные, натруженные
колени.
Я приехал. У больной раньше были поражены правое
колено и левая ступня; теперь к этому присоединились
боли в левом плечевом суставе и левом
колене. Больная встретила меня холодным и враждебным взглядом.
У меня есть один знакомый, три года у него сильно
болит правое
колено; один врач определил туберкулез, другой — сифилис, третий — подагру; и облегчения ни от кого нет.
Когда встревоженная выходкой Наташи Татьяна Андревна вошла к дочерям, сердце у ней так и упало. Закрыв лицо и втиснув его глубоко в подушку, Наташа лежала как пласт на диване и трепетала всем телом. От душевной ли
боли, иль от едва сдерживаемых рыданий бедная девушка тряслась и всем телом дрожала, будто в сильном приступе злой лихоманки. Держа сестру руками за распаленную голову, Лиза стояла на
коленях и тревожным шепотом просила ее успокоиться.
Прибрежные камни слегка обледенели. В темноте не видно, насколько было глубоко. С опаской я вошел в воду по
колено. Кости заныли от холода и
боли. Придерживаясь за выступы скал, медленно и осторожно я подвигался вперед, за мною шел Ноздрин, а за ним Глегола.
У всех нас
болели ноги, руки были покрыты ссадинами,
колени побиты.
— Нет, не то, — отвечал, нимало не смущаясь, Кишенский, — я бы ведь мог вас и не принять, но я принял… Видите, у меня нога
болит, легонький ревматизм в
колене, но я встал и, хоть на палку опираясь, вышел.
— Не знаю… Сначала думал, — ревматизм. Холодно было в подвале и сыро. Сильнейшие
боли в
колене, — в одном, потом появились в другом. И слабость бесконечная, все бы лежал, лежал. По бедрам красные точки, как от блошиных укусов. А вчера посмотрел, — багровые и желто-голубые пятна на бедрах… Ясное дело, — цинга. Только странно, что на деснах ничего. Но так бывает. Это все пустяки.
«Это кощунство!» — выговорил он про себя и стал неловко подниматься, с легкой
болью в непривычных
коленях.
Но уже в воздухе, изогнувшись телом, как падающая кошка, он меняет направление и попадает на площадку, одновременно ощущая сильную
боль в
колене, которым обо что-то ударился, и слыша треск разрывающейся материи.
Как-то он
заболел воспалением легкого; лежал он больной три месяца, сначала дома, потом в Голицынской больнице. Образовалась у него фистула в
колене. Поговаривали о том, что надо бы отправить его в Крым, стали собирать в его пользу. Но в Крым он не поехал — умер. Мы похоронили его в Ваганьковском кладбище, на левой стороне, где хоронят артистов и литераторов.
Раз Владимир Семеныч, вернувшись со службы домой, застал сестру плачущей. Она сидела на диване, опустив голову и ломая руки, и обильные слезы текли у нее по лицу. Доброе сердце критика сжалось от
боли. Слезы потекли и у него из глаз и ему захотелось приласкать сестру, простить ее, попросить прощения, зажить по-старому… Он стал на
колени, осыпал поцелуями ее голову, руки, плечи… Она улыбнулась, улыбнулась непонятно, горько, а он радостно вскрикнул, вскочил, схватил со стола журнал и сказал с жаром...
Около дороги, на рубеже, стояла каменная баба. Косарь сел к ее подножию. В ушах звенело и со звоном проходило по голове, в глазах мутилось от жары и голода. Больная ступня ныла, и тупая
боль ползла от нее через
колено в пах.
Почти у самой скамьи с конвойным произошла маленькая неприятность. Он вдруг споткнулся и выронил из рук ружье, но тотчас же поймал его на лету, причем сильно ударился
коленом о приклад. В публике послышался легкий смех. От
боли или, быть может, от стыда за свою неловкость солдат густо покраснел.
Он продолжал как клещами держать ее левой рукой за правую руку. Она не чувствовала
боли и стояла бледная и безмолвная. При последних его словах она упала перед ним на
колени.
За спущенной сторой бился о стекло и жужжал шмель. Софья Петровна глядела на ниточки, слушала шмеля и представляла себе, как она едет… Vis-а-vis день и ночь сидит Ильин, не сводящий с нее глаз, злой на свое бессилие и бледный от душевной
боли. Он величает себя развратным мальчишкой, бранит ее, рвет у себя волосы на голове, но, дождавшись темноты и, улучив время, когда пассажиры засыпают или выходят на станцию, падает перед ней на
колени и сжимает ей ноги, как тогда у скамьи…
Четвертый день он болен, и болен не на шутку. Голова свежее и в теле он не ощущает большой слабости, но в обоих
коленах, особенно в правом, образовалась опухоль, да и вся правая нога опухла в сочленениях, и
боль в ней не проходила, временами, по ночам и днем, усиливалась до нестерпимого нытья и колотья.
Долгое время холод совсем не был заметен, и голове и груди было даже приятно от острого ощущения воздуха, как бы отделявшего платье от тела, и просто, без
боли и неприятного, стали неметь руки в локтях и ноги в
коленях — трудно становилось сгибать их.
— Пять тысяч! — почти закричал Стягин, и от этого нервного возгласа его
боль совсем стихла; он перестал чувствовать, что у него распухли
колена.
Часу во втором ночи Вадим Петрович проснулся с
болью в правом
колене.
Он очень больно ушиб левую ногу около
колена и даже зазеленил на этом месте белые штанишки, но, конечно, плакать не стал, да и
боль очень скоро девалась куда-то.
Умыться он должен был наскоро. Стоячее положение поддерживало
боль с колотьем в самую чашку правого
колена. И в левой ноге ныло.