Неточные совпадения
Надо было покориться, так как, несмотря на то, что все
доктора учились в одной школе, по одним и тем же
книгам, знали одну науку, и несмотря на то, что некоторые говорили, что этот знаменитый
доктор был дурной
доктор, в доме княгини и в ее кругу было признано почему-то, что этот знаменитый
доктор один знает что-то особенное и один может спасти Кити.
К постели подошли двое толстых и стали переворачивать Самгина с боку на бок. Через некоторое время один из них, похожий на торговца солеными грибами из Охотного ряда, оказался Дмитрием, а другой —
доктором из таких, какие бывают в
книгах Жюль Верна, они всегда ошибаются, и верить им — нельзя. Самгин закрыл глаза, оба они исчезли.
Он представил себя богатым, живущим где-то в маленькой уютной стране, может быть, в одной из республик Южной Америки или — как
доктор Руссель — на островах Гаити. Он знает столько слов чужого языка, сколько необходимо знать их для неизбежного общения с туземцами. Нет надобности говорить обо всем и так много, как это принято в России. У него обширная библиотека, он выписывает наиболее интересные русские
книги и пишет свою
книгу.
Но иногда рыжий пугал его: забывая о присутствии ученика, он говорил так много, долго и непонятно, что Климу нужно было кашлянуть, ударить каблуком в пол, уронить
книгу и этим напомнить учителю о себе. Однако и шум не всегда будил Томилина, он продолжал говорить, лицо его каменело, глаза напряженно выкатывались, и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена
доктора...
Как пьяный, я просидел всю ночь над этой
книгой, а утром отправился в библиотеку и спросил: «Что надо изучить, чтобы сделаться
доктором?» Ответ был насмешлив: «Изучите математику, геометрию, ботанику, зоологию, морфологию, биологию, фармакологию, латынь и т. д.» Но я упрямо допрашивал, и я все записал для себя на память.
Зося сделалась необыкновенно внимательна в последнее время к Надежде Васильевне и часто заезжала навестить ее, поболтать или увезти вместе с собой кататься. Такое внимание к подруге было тоже новостью, и
доктор не мог не заметить, что во многом Зося старается копировать Надежду Васильевну, особенно в обстановке своей комнаты, которую теперь загромоздила
книгами, гравюрами серьезного содержания и совершенно новой мебелью, очень скромной и тоже «серьезной».
В малыгинском доме закипела самая оживленная деятельность. По вечерам собиралась молодежь, поднимался шум, споры и смех. Именно в один из таких моментов попала Устенька в новую библиотеку. Она выбрала
книги и хотела уходить, когда из соседней комнаты, где шумели и галдели молодые голоса, показался
доктор Кочетов.
Как за последний якорь спасения,
доктор хватался за святую науку, где его интересовала больше всего психиатрия, но здесь он буквально приходил в ужас, потому что в самом себе находил яркую картину всех ненормальных психических процессов. Наука являлась для него чем-то вроде обвинительного акта. Он бросил
книги и спрятал их как можно дальше, как преступник избывает самых опасных свидетелей своего преступления.
Постепенно уходит он от мира, уединяется, окружает себя иным миром любимых
книг, произведений искусства, запахов, звуков, создает себе искусственную чувственную обстановку, иллюзию иного мира, мира родного и близкого. Des Esseintes грозит гибель,
доктор требует, чтоб он вернулся к обыкновенной здоровой жизни, но он не хочет идти ни на какие компромиссы с ненавистной действительностью.
В городе же Франкфурте, если таковые на продажу изданные
книги не будут смотрены и утверждены почтенным и нам любезным одним богословия магистром и одним или двумя
докторами и лиценциатами, которые от думы оного города на годовом жалованье содержимы быть имеют.
Доктор ушел к себе, взял
книгу и завалился на диван. Около полночи к нему зашел Райнер.
В конце второй недели после переезда к Нечаям
доктор, рывшийся каждый день в своих
книгах и записках, сшил из бумаги большую тетрадь и стал писать психиатрическую диссертацию.
Она понимала и отца, и Вязмитинова, и
доктора, и условия, в которых так или иначе боролись представлявшиеся ей люди, и осмыслена была развернутая перед ее окном широкая страница вечной
книги.
И
доктор, положив под голову несколько
книг «О приходе и расходе хлеба снопами и зерном», лег на стол и закрылся своим полушубком.
Они посидели с полчаса в совершенном молчании, перелистывая от скуки
книги «О приходе и расходе разного хлеба снопами и зерном». Потом
доктор снял ногою сапоги, подошел к Лизиной двери и, послушав, как спит больная, возвратился к столу.
Прочла ли она об этом в какой-нибудь
книге или сказал
доктор — не знаю.
Решили, что я останусь ночевать. Старик обделал дело.
Доктор и Маслобоев простились и ушли. У Ихменевых ложились спать рано, в одиннадцать часов. Уходя, Маслобоев был в задумчивости и хотел мне что-то сказать, но отложил до другого раза. Когда же я, простясь с стариками, поднялся в свою светелку, то, к удивлению моему, увидел его опять. Он сидел в ожидании меня за столиком и перелистывал какую-то
книгу.
Доктор садился в уголок, на груду пыльных
книг, и, схватив обеими руками свою нечесаную, лохматую голову, просиживал в таком положении целые часы, пока Прозоров выкрикивал над ним свои сумасшедшие тирады, хохотал и бегал по комнате совсем сумасшедшим шагом.
Доктор уехал. Берсенев прошелся несколько раз по улице: ему нужен был чистый воздух. Он вернулся и взялся за
книгу. Раумера уж он давно кончил: он теперь изучал Грота.
Особенно памятны мне стихи одного путешественника, графа Мантейфеля, который прислал их Софье Николавне при самом почтительном письме на французском языке, с приложением экземпляра огромного сочинения в пяти томах in quarto [In quarto — латинское «in» значит «в», a «quarlus» «четвертый», инкварто — размер
книги, ее формат в четвертую часть бумажного листа.]
доктора Бухана, [Бухан Вильям (1721–1805) — английский врач, автор популярной в то время
книги «Полный и всеобщий домашний лечебник…» На русский язык переведена в 1710–1712 гг.] только что переведенного с английского на русский язык и бывшего тогда знаменитою новостью в медицине.
У нее был небольшой жар — незначительная простуда. Я расстался под живым впечатлением ее личности; впечатлением неприкосновенности и приветливости. В Сан-Риоле я встретил Товаля, зашедшего ко мне; увидев мое имя в
книге гостиницы, он, узнав, что я тот самый
доктор Филатр, немедленно сообщил все о вас. Нужно ли говорить, что я тотчас собрался и поехал, бросив дела колонии? Совершенно верно. Я стал забывать. Биче Каваз просила меня, если я вас встречу, передать вам ее письмо.
Дарьюшка потихоньку продает старые платья и
книги и лжет хозяйке, что скоро
доктор получит очень много денег.
Тишина вечера и потом ночи не нарушается ни одним звуком, и время, кажется, останавливается и замирает вместе с
доктором над
книгой, и кажется, что ничего не существует, кроме этой
книги и лампы с зеленым колпаком.
— А я без вас распорядился чайком, — сказал
доктор, отбросив в сторону
книгу и глядя поверх очков на Боброва. — Ну, как попрыгиваете, государь мой Андрей Ильич? У-у, да какой же вы сердитый. Что? Опять веселая меланхолия?
Андрей Ильич задрожал и чуть-чуть не полетел в кочегарную яму. Его поразило, почти потрясло это неожиданное соответствие шутливого восклицания
доктора с его собственными мыслями. Даже и овладев собою, он долго не мог отделаться от странности такого совпадения. Его всегда интересовали и казались ему загадочными те случаи, когда, задумавшись о каком-нибудь предмете или читая о чем-нибудь в
книге, он тотчас же слышал рядом с собою разговор о том же самом.
Ворошилов, видимо, презирал всякое старье, дорожил одними сливками образованности, последнею, передовою точкой науки; упомянуть, хотя бы некстати, о
книге какого-нибудь
доктора Зауэрбенгеля о пенсильванских тюрьмах или о вчерашней статье в"Азиатик джернал"о Ведах и Пуранах (он так и сказал:"Джернал", хотя, конечно, не знал по-английски) — было для него истинною отрадой, благополучием.
Иванов (закрывая
книгу). Что,
доктор, скажете?
Время мы проводили большею частью в разговорах; иногда
доктор приносил с собою какую-нибудь
книгу или журнал и читал нам вслух.
Удовольствие
доктора Зеленского заключалось в том, что, когда назначенные из кадет к выпуску в офицеры ожидали высочайшего приказа о производстве, он выбирал из них пять-шесть человек, которых знал, отличал за способности и любил. Он записывал их больными и помещал в лазарете, рядом с своей комнатой, давал им читать
книги хороших авторов и вел с ними долгие беседы о самых разнообразных предметах.
Приезжая летом на фабрику, кричала на мать, как на прислугу, с отцом говорила сквозь зубы, целые дни читала
книги, вечером уходила в город, к дяде, оттуда её приводил золотозубый
доктор Яковлев.
— Путаница какая-то. Басня.
Доктора в чертей не верят. Откуда у тебя
книга?
В карты он не играл, говорить ему
доктора запрещали, читать, держа
книгу все одною рукой, было неловко.
Ухудшало его положение то, что он читал медицинские
книги и советовался с
докторами.
Выслушав и выстукав пациента,
доктор присел на угол письменного стола, положив ногу на ногу и обхватив руками острые колени. Его птичье, выдавшееся вперед лицо, широкое в скулах и острое к подбородку, стало серьезным, почти строгим. Подумав с минуту, он заговорил, глядя мимо плеча Арбузова на шкап с
книгами...
«Губите себя вашими
книгами и романами! — восклицает один важный
доктор.
Она заботилась о его
книгах, о его белье и ужасно жалела, что не имеет власти над кухней, и
доктор Шевырев ест бог знает какую гадость.
В трех комнатах мезонина, где жил
доктор, она знала каждую мелочь обстановки, каждый клочок бумажки, каждую картинку; она раскрывала все его
книги, которые раскрывал он, как будто там остался еще отпечаток его задумчивого взгляда; она пересидела на всех креслах и диванах и даже раз ночью, когда
доктор, по обыкновению, был в ресторане «Вавилон», осторожно прилегла на его кровать.
Все анатомический и физиологические подробности, которых недостаёт в нашей статье, читатель может найти в «
Книге о здоровом и больном человеке»,
доктора Бока, сочинении весьма простом и популярном.
Стал
доктор думать, в
книгу посмотрел. И так как был он очень глупый человек, то и придумал такую вещь...
Доктор опустился в кресло перед столом; минуту он сонливо глядел на свои освещенные
книги, потом поднялся и пошел в спальню.
— Боже мой, боже мой, как жизнь скоро-то сломала! — с всхлипывающим вздохом произнесла женщина. — Я вам скажу, господин
доктор, ведь он нисколько себя не жалеет; как жил-то? Придет с работы, сейчас за
книги, всю ночь сидит или по делам бегает… Ведь на одного человека ему силы отпущено, не на двух!..
В 1682 г. в Англии
доктор Лейтон, почтенный человек, написавший
книгу против епископства, был судим и приговорен к следующим совершенным над ним наказаниям: его жестоко высекли, потом отрезали одно ухо и распороли одну сторону носа, потом горячим железом выжгли на щеке буквы SS: сеятель смут. После семи дней его опять высекли, несмотря на то, что рубцы на спине еще не зажили, и распороли другую сторону носа, и отрезали другое ухо, и выжгли клеймо на другой щеке. Всё это было сделано во имя христианства.
Все офицеры в кают-компании или по каютам, Степан Ильич со своим помощником и вахтенный офицер, стоявший вахту с 4 до 8 часов утра, делают вычисления;
доктор, осмотревший еще до 8 ч. несколько человек слегка больных и освободивший их от работ на день, по обыкновению, читает. В открытый люк капитанской каюты, прикрытый флагом, видна фигура капитана, склонившаяся над
книгой.
Работая над
книгой моей"Европейский роман", куда я ввел и польскую беллетристику, я еще усиленнее продолжал эти чтения, даже и за границей, и моим последним чтецом в Ницце, с которым я специально изучал"Пана Тадеуша", был поляк,
доктор, учившийся в России.
Он уже знал множество вещей о Москве, всевозможные адресы, часы и дни у
докторов, адвокатов, в заседаниях ученых обществ, в банках и конторах, праздники и названия
книг и улиц.
— А разве вам нельзя было в отдельной
книге, — спросил я, — переделать лицо
доктора, то есть откинуть в начале романа все подробности?
— Счастливы вы,
доктор, что можете спать в такую ночь! — сказала Надежда Ивановна, прощаясь с
доктором. — Я не могу спать, когда дождь барабанит в окна и когда стонут мои бедные сосны. Пойду сейчас и буду скучать за
книгой. Я не в состоянии спать. Вообще, если в коридорчике на окне против моей двери горит лампочка, то это значит, что я не сплю и меня съедает скука…
В окно он увидел веселого, покладистого
доктора, который сидел за столом и читал
книгу.
Мать обомлела, точно не ждала этого вызова, и, взяв Пашку за руку, повела его в комнатку.
Доктор сидел у стола и машинально стучал по толстой
книге молоточком.
Петька, между тем, был живехонек и здоровехонек и усердно изучал хитрую медицинскую науку под руководством немца Краузе, конечно, не по
книгам, а со слов немецкого
доктора. Наглядно изучал он приготовление снадобий из разного рода мушек, трав и кореньев, чем с утра до вечера занимался старик. Скоро Петр Ананьев оказался ему деятельным помощником: тер, толок, варил, сортировал травы и коренья, и удивлял «немца» русской смекалкой.