Неточные совпадения
В
первый день Пасхи, когда мы обедали у адмирала, вдруг с треском, звоном вылетела из полупортика рама, стекла разбились вдребезги, и кудрявый, седой вал, как сам Нептун, влетел в
каюту и разлился по полу.
«Помоги моему человеку установить вещи в
каюте», — отдал я ему
первое приказание.
Робко ходит в
первый раз человек на корабле:
каюта ему кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее в многолюдном городе, на шумной улице, чем на крепком парусном судне, в океане.
Еще в
первое посещение фрегата, когда четверо полномочных и он сидели с нами за обедом в адмиральской
каюте, он выказал мне расположение: предлагали тосты, и он предложил, сказав, что очень рад видеть всех, особенно меня.
Троекратный пронзительный свист возвещает пассажирам о приближении парохода к пристани. Публика
первого и второго классов высыпает из
кают на палубу; мужики крестятся и наваливают на плечи мешки. Жаркий июньский полдень; на небе ни облака; река сверкает. Из-за изгиба виднеется большое торговое село Л., все залитое в лучах стоящего на зените солнца.
— Ну, так расскажите еще, — сказала Биче, видя, как я внимателен к этому ее взгляду на предмет, незначительный и красноречивый. — Где вы помещались? Где была ваша
каюта? Не
первая ли слева от трапа? Да? Тогда пойдемте в нее.
И свои кое-какие стишинки мерцали в голове… Я пошел в буфет, добыл карандаш, бумаги и, сидя на якорном канате, — отец и Егоров после завтрака ушли по
каютам спать, — переживал недавнее и писал строку за строкой мои
первые стихи, если не считать гимназических шуток и эпиграмм на учителей… А в промежутки между написанным неотступно врывалось...
К концу вахты, после того как он вовремя убрал брамсели вследствие засвежевшего ветра, за что получил одобрение капитана, Ашанин уже несколько свыкся с новым своим положением и волновался менее. Когда в полночь его сменил начальник
первой вахты и, взглянув на паруса, нашел, что они стоят превосходно, Володя был очень польщен и спустился в свою
каюту, как бы нравственно возмужавший от сознания новых своих обязанностей.
Тем временем доктор вместе со старшим офицером занимались размещением спасенных. Капитана и его помощника поместили в
каюту, уступленную одним из офицеров, который перебрался к товарищу; остальных — в жилой палубе. Всех одели в сухое белье, вытерли уксусом, напоили горячим чаем с коньяком и уложили в койки. Надо было видеть выражение бесконечного счастья и благодарности на всех этих лицах моряков, чтобы понять эту радость спасения.
Первый день им давали есть и пить понемногу.
Когда в тот же день старший офицер призвал к себе в
каюту обоих боцманов, Федотова и Никифорова, двух старых служак, отзвонивших во флоте по пятнадцати лет и прошедших старую суровую школу, и сказал им, чтобы они бросили линьки и передали об этом остальным унтер-офицерам, то оба боцмана в
первое мгновение вытаращили удивленно глаза, видимо, не веря своим ушам: до того это казалось невероятным по тем временам.
По случаю шторма варки горячей пищи не было. Да почти никто и не хотел есть. Старики-матросы, которых не укачало, ели холодную солонину и сухари, и в кают-компании подавали холодные блюда, и за столом сидело только пять человек: старший офицер, старик-штурман,
первый лейтенант Поленов, артиллерист да мичман Лопатин, веселый и жизнерадостный, могучего здоровья, которого, к удивлению Степана Ильича, даже качка Немецкого моря не взяла.
Старший офицер спустился в свою
каюту, хотел, было, раздеться, но не разделся и, как был — в пальто и в высоких сапогах, бросился в койку и тотчас же заснул тем тревожным и чутким сном, которым обыкновенно спят капитаны и старшие офицеры в море, всегда готовые выскочить наверх при
первой тревоге.
В половине
первого офицеры обедают. Обед, благодаря хозяйственным талантам выбранного содержателя кают-компании, отличный… Еще живность не вся съедена, еще не пришлось сесть на консервы.
Я понимаю, что вам неприятно извиняться
первому, тем более что виноват во всем Первушин, но пожертвуйте самолюбием ради мира в кают-компании…
Уж не в
первый раз строит ему разные пакости этот завзятый дантист и крепостник за то, что Володя не скрывает своего негодования к таким людям и не раз в кают-компании произносил грозные филиппики по этому поводу и удивлялся, что некоторые офицеры, несмотря на приказание капитана, тихонько, спрятавшись за мачту, бьют по зубам матросов, пользуясь тем, что они не жалуются капитану.
А пока еще люди не были изучены до мелочей один другим, пока еще рассказы и анекдоты не повторялись в бесконечных изданиях, и однообразие долгого плавания не заставляло отыскивать друг в друге слабости, раздувать их и коситься до
первого порта, новые впечатления которого снова оживляли кают-компанию, и люди, казавшиеся на длинном переходе несимпатичными, снова делались добрыми и хорошими товарищами, какими они и были на самом деле.
Между тем разговоры в капитанской
каюте становились шумнее, и не только король и его дядя, но даже и мистер Вейль непрочь был оставить Гонолулу и пост
первого министра и поступить на «Коршун» хотя бы помощником милейшего мистера Кенеди, ирландца, учителя английского языка, который, в свою очередь, кажется, с большим удовольствием променял бы свои занятия и свое небольшое жалованье на обязанности и пять тысяч долларов содержания
первого министра гавайского короля.
В рубке
первого класса, кроме комнатки, где купец с женой пили чай, помещалась довольно просторная
каюта, откуда вышел еще пассажир и окликнул тотчас же капитана, но тот не услыхал сразу своего имени.
В пароходном зале
первого класса было ярко, тепло и просторно. Пахло паровым отоплением; и
каюты были уютные, теплые. Пришел поручик в фуражке с белым околышем, ведший «малиновую команду». Познакомились. Он оказался очень милым господином.
Расплатившись с извозчиками, Антон Михайлович сдал багаж, взял себе билет
первого класса и вошел на пароход, где в общей мужской
каюте застал только одного пассажира. Они разговорились. Попутчик оказался местным купцом Иннокентием Павловичем Китмановым, ехавшим по делам в Томск.