Неточные совпадения
Доктор еще раз брезгливо оглядел комнату и сбросил с себя шубу. Всем в глаза блеснул важный орден на шее. Штабс-капитан подхватил на лету шубу, а доктор
снял фуражку.
Но уже доктор входил — важная фигура в медвежьей шубе, с длинными темными бакенбардами и с глянцевито выбритым подбородком. Ступив через порог, он вдруг остановился, как бы опешив: ему, верно, показалось, что он не туда зашел: «Что это? Где я?» — пробормотал он, не скидая с плеч шубы и не
снимая котиковой фуражки с котиковым же козырьком с своей головы. Толпа, бедность комнаты, развешанное в углу на веревке белье сбили его с толку. Штабс-капитан согнулся перед ним в три погибели.
— Погоди,
капитан, — сказал мне Дерсу и, отбежав в сторону, начал
снимать с дерева бересту, затем срезал несколько прутьев и быстро смастерил зонтик.
Когда все было кончено,
капитан,
сняв фуражку, любезно благодарил доброго соседа за его помощь и предлагал откушать после трудов хлеба — соли.
Но штабс-капитан всё-таки был доволен проходя мимо юнкера барона Песта, который был особенно горд и самонадеян со вчерашней ночи, которую он в первый раз провел в блиндаже 5-го бастиона, и считал себя, вследствие этого, героем, он нисколько не огорчился подозрительно-высокомерным выражением, с которым юнкер вытянулся и
снял перед ним фуражку.
Так передавалось дело. Прибавлялось и еще сведение: что квартиру эту
снял для
капитана и сестры его сам господин Ставрогин, Николай Всеволодович, сынок генеральши Ставрогиной, сам и нанимать приходил, очень уговаривал, потому что хозяин отдавать не хотел и дом назначал для кабака, но Николай Всеволодович за ценой не постояли и за полгода вперед выдали.
Обернувшись, Любовь увидала, что по дорожке сада, почтительно
сняв картуз и кланяясь ей, идет Ефим,
капитан «Ермака». Лицо у него было безнадежно виноватое, и весь он какой-то пришибленный. Яков Тарасович узнал его и, сразу обеспокоившись, крикнул...
Напрасно кто-нибудь, более их искусный и неустрашимый, переплывший на противный берег, кричит им оттуда, указывая путь спасения: плохие пловцы боятся броситься в волны и ограничиваются тем, что проклинают свое малодушие, свое положение, и иногда, заглядевшись на бегущую мимо струю или ободренные криком, вылетевшим из капитанского рупора, вдруг воображают, что корабль их бежит, и восторженно восклицают: «Пошел, пошел, двинулся!» Но скоро они сами убеждаются в оптическом обмане и опять начинают проклинать или погружаются в апатичное бездействие, забывая простую истину, что им придется умереть на мели, если они сами не позаботятся
снять с нее корабль и прежде всего хоть помочь
капитану и его матросам выбросить балласт, мешающий кораблю подняться.
Подошел к «Соболю».
Капитан стоит у руля и молча вдаль смотрит. На палубе ни души. Сказывает про себя Алексей
капитану, что он новый хозяин. Не торопясь, сошел
капитан с рубки, не
снимая картуза, подошел к Алексею и сухо спросил...
— Нет, я так… — проговорил Алексей,
снял картуз, поклонился
капитану и спешным шагом сошел на берег.
При виде
капитана старший офицер
снял, по морскому обычаю, фуражку и раскланялся с ним с несколько преувеличенной служебной почтительностью морского служаки. В ней, впрочем, не было ничего заискивающего или унизительного; этим почтительным поклоном старший офицер не только приветствовал уважаемого человека, но и чествовал в лице его авторитет
капитана.
— Я прочту вам царский приказ. Слушайте внимательно. Шапки долой! — скомандовал
капитан,
снимая треуголку.
— Отпустите руку, пожалуйста, и стойте вольно. Я не корпусная крыса! — проговорил смеясь лейтенант и в ответ не приложил руки к козырьку, а, по обычаю моряков,
снял фуражку и раскланялся. —
Капитан только что был наверху. Он, верно, у себя в каюте! Идите туда! — любезно сказал моряк.
И, не дожидаясь ответа, вполне уверенный, вероятно, что ответ будет утвердительный, адмирал направился быстрой походкой к фронту офицеров и, снова
сняв фуражку, сделал общий поклон.
Капитан называл фамилию каждого, и адмирал приветливо пожимал всякому руку. Поленова и Степана Ильича, с которыми раньше плавал, он приветствовал, как старых знакомых.
— Горя… я не могу, Горя… не могу ехать так дальше… Каждый шаг лошади отдается мне в рану… Оставь меня… Скачи один… Передай про результат разведки
капитану… Я не могу с тобой… Мне больно, Игорь… Мне смертельно больно…
Сними меня с седла.
Но решив, должно быть, что уже больше нельзя оставаться незамеченным, незнакомый человек этот
снял шапку и, обходя нас кругом, подошел к штабс-капитану Ш.
И он
снял поярковую низкую шляпу и перекрестился вслед за
капитаном.
Капитан Подпасков, из морских шкиперов, весь в синем, нервный, небольшого роста, с усами, без бороды —
снял свою фуражку, обшитую галуном, и перекрестился.
Снявши с
капитана мерку и проводив его, Меркулов целый час стоял посреди избы и с отупением глядел на жену. Ему не верилось…
Семеновцы и преображенцы, эти потешники царя в играх и боях, одушевленные примером своего державного
капитана, настигают, обхватывают их, впиваются в бока их крючьями, баграми, бросают на палубу гранаты, меткими выстрелами из мушкетов
снимают матросов с борта, решетят паруса.