Неточные совпадения
Затем предоставлено было слово самому подсудимому. Митя встал, но сказал немного. Он был страшно утомлен и телесно, и духовно. Вид независимости и силы, с которым он появился утром
в залу, почти
исчез. Он как будто что-то пережил
в этот день на всю жизнь, научившее и вразумившее его чему-то очень важному, чего он прежде не понимал. Голос его ослабел, он уже не кричал, как давеча.
В словах его послышалось что-то новое, смирившееся, побежденное и приникшее.
Традиционно
в ночь на 12 января огромный
зал «Эрмитажа» преображался. Дорогая шелковая мебель
исчезала, пол густо усыпался опилками, вносились простые деревянные столы, табуретки, венские стулья…
В буфете и кухне оставлялись только холодные кушанья, водка, пиво и дешевое вино. Это был народный праздник
в буржуазном дворце обжорства.
Перед ним двигалось привидение
в белом и
исчезло в вестибюле, где стало подниматься по лестнице во второй этаж. Крейцберг пустил вслед ему пулю, выстрел погасил свечку, — пришлось вернуться. На другой день наверху,
в ободранных
залах, он обнаружил кучу соломы и рогож — место ночлега десятков людей.
Он одним движением головы, на ходу, вызвал Тамару из
зала и
исчез с ней
в ее комнате.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он
залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги
в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно
исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась
в лице и встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Иногда, оставшись один
в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь
в растворенную дверь балкона
в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и
в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова
исчезает; и, вслушиваясь
в звуки музыки из
залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.
Познакомился он с ним необычно и смешно: пришёл однажды
в предвечерний час к Ревякиным, его встретила пьяная кухарка, на вопрос — дома ли хозяева? — проворчала что-то невнятное, засмеялась и
исчезла, а гость прошёл
в зал, покашлял, пошаркал ногами, прислушался, — было тихо.
«Крепкоголовых» не видать никого; они изредка выглядывают из внутренних комнат
в залу, постоят с минуту около дверей, зевнут, подумают: «а ведь это всё наши!» — и
исчезнут в ту зияющую пропасть, которая зовется собственно клубом.
Дорушка как только вошла
в первую
залу, тотчас же впилась
в какого-то конногвардейца и
исчезла с ним
в густой толпе. Анна Михайловна прошлась раза два с Долинским по
залам и стала искать укромного уголка, где бы можно было усесться поспокойнее.
— Тес, господа! господа! — заговорил за спиною Долинского подхалимственный голос Аксиньи Тимофеевны, которая, как выпускная кукла по пружинке, вышла как раз на эту сцену
в залу. — Ставни не затворены, — продолжала она
в мягко-наставительном тоне, — под окнами еще народ слоняется, а вы этак… Нехорошо так неосторожно делать, — прошептала она как нельзя снисходительнее и опять
исчезла.
В этот день ее золотую медаль, этот желтый кружочек
в коробочке, которому так все завидовали
в актовом
зале, он унес куда-то и явился вечером
в щегольской черной паре, а затем начал
исчезать из номера с утра и приходить ночью.
Досадуя, как это было заметно по его резким движениям, он подошел к канделябру, двинул металлический завиток и снова отвел его. И, повинуясь этому незначительному движению, все стены
зала, кругом, вдруг отделились от потолка пустой, светлой чертой и, разом погрузясь
в пол,
исчезли. Это произошло бесшумно. Я закачался. Я, вместе с сиденьем, как бы поплыл вверх.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин,
исчезает в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую
залу, куда также примыкают две другие; эта
зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой
залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями,
исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
С горьким предчувствием он вышел из комнаты: пройдя
залу, обернулся, княгиня стояла
в дверях, неподвижно смотрела ему вослед: заметив его движение, она
исчезла.
Вечером, когда уже при свечах мы все
в зале банк метали, — входит наш комиссионер и играть не стал, но говорит: «я болен еще», и прямо прошел на веранду, где
в сумраке небес, на плитах, сидела кукона — и вдруг оба с нею за густым хмелем скрылись и
исчезли в темной тени. Фоблаз не утерпел, выскочил, а они уже преавантажно вдвоем на плотике через заливчик плывут к островку… На его же глазах переплыли и скрылись…
И их еще не замерло дрожанье,
Как изменился вдруг покоя вид:
Исчезли ночь и лунное сиянье,
Зажглися люстры; блеском весь облит,
Казалось, вновь, для бала иль собранья,
Старинный
зал сверкает и горит,
И было
в нем — я видеть мог свободно —
Всe так свежо и вместе старомодно.
Станция Лазарево. Блестящая пролетка с парой на отлете, кучер
в синей рубашке и бархатной безрукавке,
в круглой шапочке с павлиньими перьями. Мягкое покачивание, блеск солнечного утра, запах конского пота и дегтя,
в теплом ветре — аромат желтой сурепицы с темных зеленей овсов. Волнение и ожидание
в душе,
Зала с блестящим паркетом. Накрытый чайный стол. Володя
исчез. Мы с Мишей робко стояли у окна.
Был и на балу у них. Это был уже настоящий бал, и
зал был под стать. Кавалеры
в большинстве были новые, мне незнакомые. Осталось
в памяти: блеск паркета, сверкающие белые стены, изящные девичьи лица — и какой-то холод, холод, и отчужденность, и одиночество.
Исчезла всегдашняя при Конопацких легкость
в обращении и разговорах. Я хмурился, не умел развернуться и стать разговорчивым, больше сидел
в курительной комнате и курил. Люба сказала мне своим задушевным голосом...
Легкое прикосновение к нашим пальцам холодной нежной тонкой руки — и она
исчезла за дверью
залы так же быстро, почти незаметно, как и
в первый раз.
Я начала опять искать Clémence. Смотрю направо, налево, нет ее нигде. Так мне стало досадно, что я прозевала на мерзкую L***. И Домбрович
исчез. Но вместо него вылез откуда-то Кучкин. Я сейчас же вышла из
залы и бегом побежала
в фойе. Там еще было много народу. Все пары сидели вдоль стен боковой
залы.
— Я все всегда узнаю с первого взгляда, — произносил генерал с солидной сладостью; — но вы
исчезаете… порхнете по
зале — и вас больше нет, и надо долго-долго ходить, пока найдешь вас
в каком-нибудь tête-à-tête,
в амбразуре окна.
От двери перешел он
в угол, поднялся на подножку, идущую вдоль стены, оглядел
залу во всех направлениях —
исчезло светло-лиловое платье.
Наконец она встала, потянулась, поцеловала его еще раз и
исчезла, назначив свидание
в тот же вечер
в «
Зале».
Огонь вспыхнул перед глазами Николая Павловича и
исчез, и он увидел перед собою
в освященной круглой
зале около сорока человек, сблизившихся
в полукружии к нему с устремленными прямо против него мечами.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались
в передней; потом, прячась один за другого, вытеснились
в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хороводы и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла
в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющею улыбкой сидел
в зале, одобряя играющих. Молодежь
исчезла куда-то.