Неточные совпадения
И все эти соображения о значении Славянского элемента во всемирной
истории показались ему так ничтожны в сравнении с тем, что делалось в его
душе, что он мгновенно забыл всё это и перенесся в то самое настроение, в котором был нынче утром.
«Избавиться от того, что беспокоит», повторяла Анна. И, взглянув на краснощекого мужа и худую жену, она поняла, что болезненная жена считает себя непонятою женщиной, и муж обманывает ее и поддерживает в ней это мнение о себе. Анна как будто видела их
историю и все закоулки их
души, перенеся свет на них. Но интересного тут ничего не было, и она продолжала свою мысль.
Скандалы, соблазны, и все так замешалось и сплелось вместе с
историей Чичикова, с мертвыми
душами, что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел было главнейшая чепуха: оба казались равного достоинства.
Так как он первый вынес
историю о мертвых
душах и был, как говорится, в каких-то тесных отношениях с Чичиковым, стало быть, без сомнения, знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев.
— Вот собираются в редакции местные люди: Европа, Европа! И поносительно рассказывают иногородним, то есть редактору и длинноязычной собратии его, о жизни нашего города. А
душу его они не чувствуют,
история города не знакома им, отчего и раздражаются.
— Идем ко мне обедать. Выпьем. Надо, брат, пить. Мы — люди серьезные, нам надобно пить на все средства четырех пятых
души. Полной
душою жить на Руси — всеми строго воспрещается. Всеми — полицией, попами, поэтами, прозаиками. А когда пропьем четыре пятых — будем порнографические картинки собирать и друг другу похабные анекдоты из русской
истории рассказывать. Вот — наш проспект жизни.
Душа Франции средневековья и Франции XX века — одна и та же национальная
душа, хотя в
истории изменилось все до неузнаваемости.
Здесь скрыта тайна русской
истории и русской
души.
Душа не раскрывается перед многообразной исторической действительностью, и энергия мысли не работает над новыми творческими задачами, поставленными жизнью и
историей.
Так печально и уныло сложилась русская
история и сдавила
душу русского человека!
Это замечательное описание дает ощущение прикосновения если не к «тайне мира и
истории», как претендует Розанов, то к какой-то тайне русской
истории и русской
души.
Русская
душа не мирится с поклонением бессмысленной, безнравственной и безбожной силе, она не принимает
истории, как природной необходимости.
— Ну и убирайся к черту, лакейская ты
душа. Стой, вот тебе «Всеобщая
история» Смарагдова, тут уж все правда, читай.
— Именно не заметил, это вы прекрасно, прокурор, — одобрил вдруг и Митя. Но далее пошла
история внезапного решения Мити «устраниться» и «пропустить счастливых мимо себя». И он уже никак не мог, как давеча, решиться вновь разоблачать свое сердце и рассказывать про «царицу
души своей». Ему претило пред этими холодными, «впивающимися в него, как клопы», людьми. А потому на повторенные вопросы заявил кратко и резко...
Что такое
история религии, что такое наука, когда речь идет о спасении или гибели
души для вечной жизни».
Знал ли сам Антось «простую»
историю своего рождения или нет?.. Вероятно, знал, но так же вероятно, что эта
история не казалась ему простой… Мне вспоминается как будто особое выражение на лице Антося, когда во время возки снопов мы с ним проезжали мимо Гапкиной хаты. Хата пустовала, окна давно были забиты досками, стены облупились и покосились… И над нею шумели высокие деревья, еще гуще и буйнее разросшиеся с тех пор, как под ними явилась новая жизнь… Какие чувства рождал в
душе Антося этот шум?
Противоречивость и сложность русской
души, может быть, связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой
истории — Восток и Запад.
Славянофилы искали в
истории, в обществе и культуре ту же духовную целостность, которую находили в
душе.
Он хотел осуществления христианства в путях
истории, в человеческом обществе, а не в индивидуальной только
душе, он искал Царства Божьего, которое будет явлено еще на этой земле.
Весь петровский период русской
истории был борьбой Запада и Востока в русской
душе.
Историческое введение. Определение русского национального типа. Восток и Запад. Противоположности русской
души. Прерывность русской
истории. Русская религиозность. Москва — Третий Рим. Раскол XVII в. Реформа Петра. Масонство. Эпоха Александра I. Декабристы. Пушкин. Русская интеллигенция. Радищев. Интеллигенция и действительность. Трагическая судьба философии. Влияние немецкого идеализма.
Идея переселения
души, отделения
души от плоти этого мира и перехода из этого мира в совершенно иной, противоположна вере в воскресение плоти и космическое спасение человечества и мира путем Церкви и
истории.
Человеческое было соединено с божеским в Христе, индивидуально соединялось у святых, у спасавших свою
душу; но на пути
истории, на пути культуры осталась отъединенность.
Учение о прогрессе, о смысле
истории неизбежно предполагает благодатное завершение
истории, конечный исход, конец
истории, ту или иную эсхатологию; в эсхатологии — пафос религии прогресса,
душа ее.
Мировая
душа оплодотворяется Логосом, принимает в себя Христа, мир должен встретиться в конце
истории с Христом, как невеста с женихом своим.
«Переживание» мы находим не только в
душе человека, но и в
душе мира, в
истории, в культуре.
Ясно, что множественность и повторяемость в индийской философии и религии, отрицание смысла конкретной
истории, допущение скитания
душ по разным краям бытия, по темным коридорам и индивидуального спасения этих
душ путем превращения в новые и новые формы — все это несовместимо с принятием Христа и с надеждой на спасительный конец
истории мира.
Все, что писал Гюисманс, — лишь
история его одинокой
души, его мучений и обращений, и только.
Сознание смысла
истории и всеразрешающего конца
истории возможно лишь для соборной, церковной мистики, сознание это не дается ни мистике отвлеченной духовности, оторванной от жизни мировой
души и все переносящей внутрь
души индивидуальной, ни мистике субъективного опьянения и преувеличения, искажающего перспективы
истории.
Для восточных верований в метемпсихоз плоть человека не имеет никакого значения;
душа человека может перейти в кошку, и потому нет смысла жизни, смысла земной
истории, так как смысл этот тесно связан с утверждением безусловного значения плоти.
Плоть этого мира и плоть каждого из нас должна быть спасена для вечности, а для этого нужно не уходить из этого мира в другой, не ждать переселения
души и естественного ее бессмертия, а соединять этот мир с Богом, участвовать в его вселенском спасении путем
истории, спасать плоть от смерти.
Но хвала тому, кто своей
историей одинокой
души обострил дилемму — «пистолет или подножье Креста» и пришел к подножью Креста через муки декадентства.
По целым часам он стоял перед «Снятием со креста», вглядываясь в каждую черту гениальной картины, а Роберт Блюм тихим, симпатичным голосом рассказывал ему
историю этой картины и рядом с нею
историю самого гениального Рубенса, его безалаберность, пьянство, его унижение и возвышение. Ребенок стоит, пораженный величием общей картины кельнского Дома, а Роберт Блюм опять говорит ему хватающие за
душу речи по поводу недоконченного собора.
Павел, когда он был гимназистом, студентом, все ей казался еще мальчиком, но теперь она слышала до мельчайших подробностей его
историю с m-me Фатеевой и поэтому очень хорошо понимала, что он — не мальчик, и особенно, когда он явился в настоящий визит таким красивым, умным молодым человеком, — и в то же время она вспомнила, что он был когда-то ее горячим поклонником, и ей стало невыносимо жаль этого времени и ужасно захотелось заглянуть кузену в
душу и посмотреть, что теперь там такое.
— Подожди-ка малость, Сергей, — окликнул он мальчика. — Никак, там люди шевелятся? Вот так
история. Сколько лет здесь хожу, — и никогда ни
души. А ну-ка, вали, брат Сергей!
— Вы ведь очень хорошо знаете всю эту
историю:
душа болит у Виталия Кузьмича, вот он и пьет.
— А у меня, видите ли, тоже вот, как у Саши, была
история! Любил девушку — удивительный человек была она, чудесный. Лет двадцати встретил я ее и с той поры люблю, и сейчас люблю, говоря правду! Люблю все так же — всей
душой, благодарно и навсегда…
Начало координат во всей этой
истории — конечно, Древний Дом. Из этой точки — оси Х-ов, Y-ов, Z-ов, на которых для меня с недавнего времени построен весь мир. По оси Х-ов (Проспекту 59‑му) я шел пешком к началу координат. Во мне — пестрым вихрем вчерашнее: опрокинутые дома и люди, мучительно-посторонние руки, сверкающие ножницы, остро-капающие капли из умывальника — так было, было однажды. И все это, разрывая мясо, стремительно крутится там — за расплавленной от огня поверхностью, где «
душа».
— Вот он самый, — продолжал Яков Петрович, — до этой
истории был в обществе принят! в собранье на балах танцевал!.. взойди ты ему в душу-то!
Русская лошадь знает кнут и потому боится его (иногда даже до того уже знает, что и бояться перестает: бей, несытая
душа, коли любо!); немецкая лошадь почти совсем не знает кнута, но она знает"
историю"кнута, и потому при первом щелканье бича бежит вперед, не выжидая более действительных понуждений.
Большов. По
душе!.. Ха, ха, ха!.. А ты спроси-ко, как у него из суда дело пропало; вот эту историю-то он тебе лучше расскажет.
Дамы и Углаков очень хорошо поняли, что художник изображает этим
историю своих отношений с Янгуржеевым; но Лябьев, по-видимому, дуэтом остался недоволен: у него больше кипело в
душе, чем он выразил это звуками.
Егора Егорыча до глубины
души это опечалило, и он, желая хоть чем-нибудь утешить отца Василия, еще из Москвы при красноречивом и длинном письме послал преосвященному Евгению сказанную
историю, прося просвещенного пастыря прочесть оную sine ira et studio [без гнева и предубеждения (лат.).], а свое мнение сообщить при личном свидании, когда Егор Егорыч явится к нему сам по возвращении из Москвы.
Чаще слышался шум, крик, гам, затевались
истории; а вместе с тем, случалось, подметишь вдруг где-нибудь на работе чей-нибудь задумчивый и упорный взгляд в синеющую даль, куда-нибудь туда, на другой берег Иртыша, где начинается необъятною скатертью, тысячи на полторы верст, вольная киргизская степь; подметишь чей-нибудь глубокий вздох, всей грудью, как будто так и тянет человека дохнуть этим далеким, свободным воздухом и облегчить им придавленную, закованную
душу.
Через несколько дней она дала мне Гринвуда «Подлинную
историю маленького оборвыша»; заголовок книги несколько уколол меня, но первая же страница вызвала в
душе улыбку восторга, — так с этою улыбкою я и читал всю книгу до конца, перечитывая иные страницы по два, по три раза.
Он старается замять всякий разговор, он даже избегает всех взоров… И только, быть может, через сутки, уже на последних станциях к Петербургу, он разгуляется настолько, чтоб открыть свое действительное положение и поведать печальную
историю своей отставки. Тогда с
души его спадет бремя, его тяготившее, и из уст его впервые вырвется ропот. Этот ропот начнет новую эпоху его жизни, он наполнит все его будущее и проведет в его существовании черту, которая резко отделит его прошедшее от настоящего и грядущего.
Слобода Сеитовская (она же и Каргалинская), часто упоминаемая в сей
Истории, находится в 20 верстах от Берды, а от Оренбурга в 18-ти. Названа по имени казанского татарина Сеита-Хаялина, первого явившегося в оренбургскую канцелярию с просьбой об отводе земель под поселение. В Сеитовской слободе числилось до 1200
душ, состоящих на особых правах.
— Давала, родной, давала. Не бере-ет! Вот
история… Четвертной билет давала, не берет… Куд-да тебе! Так на меня вызверился, что я уж не знала, где стою. Заладил в одну
душу: «Вон да вон!» Что ж мы теперь делать будем, сироты мы несчастные! Батюшка родимый, хотя бы ты нам чем помог, усовестил бы его, утробу ненасытную. Век бы, кажется, была тебе благодарна.
Не буду вам теперь рассказывать всю
историю моего героя; события ее очень обыкновенны, но они как-то не совсем обыкновенно отражались в его
душе.
— Очень приятная
история… Сейчас еду в Петербург и
задушу эту гадину Федосью.