Неточные совпадения
—
Именем той
судьбы, в которую верю, я искала счастья!
— Нет, ради Бога, — прервал он меня, — не спрашивайте моего
имени ни у меня, ни у других. Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным
судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного
имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не сталкивались… Засим прощайте.
С голоду умру, а Малек-Аделя не отдам!» Волновался он очень и даже задумывался; но тут
судьба — в первый и в последний раз — сжалилась над ним, улыбнулась ему: какая-то дальняя тетка, самое
имя которой было неизвестно Чертопханову, оставила ему по духовному завещанию сумму, огромную в его глазах, целых две тысячи рублей!
Какая-то таинственность окружала его
судьбу; он казался русским, а носил иностранное
имя.
Ему, стало быть, не трудно было разжалобить наших славян
судьбою страждущей и православной братии в Далмации и Кроации; огромная подписка была сделана в несколько дней, и, сверх того, Гаю был дан обед во
имя всех сербских и русняцких симпатий.
Любовь Андреевна. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы купить имение на ее
имя, — нам она не верит, — а этих денег не хватило бы даже проценты заплатить. (Закрывает лицо руками.) Сегодня
судьба моя решается,
судьба…
Когда б не доблестная кровь
Текла в вас — я б молчал.
Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему,
Быть может, гордость вас спасет…
Достались вы ему
С богатством, с
именем, с умом,
С доверчивой душой,
А он, не думая о том,
Что станется с женой,
Увлекся призраком пустым
И — вот его
судьба!..
И что ж?.. бежите вы за ним,
Как жалкая раба!
Студент этот, по
имени Михалевич, энтузиаст и стихотворец, искренно полюбил Лаврецкого и совершенно случайно стал виновником важной перемены в его
судьбе.
Лиза зажгла свечу, надела на нее лежавший на камине темненький бумажный абажурчик и, усевшись в уголке, развернула какую-то книгу. Она плохо читала. Ее занимала
судьба Райнера и вопрос, что он делает и что сделает? А тут эти странные люди! «Что же это такое за подбор странный, — думала Лиза. — Там везде было черт знает что такое, а это уж совсем из рук вон. Неужто этому нахальству нет никакой меры, и неужто все это делается во
имя принципа?»
Женщина, едва умеющая подписать свое
имя, влияет иногда через мужчину на
судьбу целого королевства.
В будни эти старики и старухи ходили, с молитвой на устах, по домам более зажиточных горожан и среднего мещанства, разнося сплетни, жалуясь на
судьбу, проливая слезы и клянча, а по воскресеньям они же составляли почтеннейших лиц из той публики, что длинными рядами выстраивалась около костелов и величественно принимала подачки во
имя «пана Иисуса» и «панны Богоматери».
Судьбы министра Бароша интересовали не в пример больше, нежели
судьбы министра Клейнмихеля;
судьбы парижского префекта МопЮ — больше, нежели
судьбы московского обер-полициймейстера Цынского,
имя которого нам было известно только из ходившего по рукам куплета о брандмайоре Тарновском [Вот этот куплет: Этими немногими строками, по-видимому, исчерпывались все «отличные заслуги» и Тарновского и Цынского: один представил (может быть, при рапорте), другой — получил.
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и
судьбе. «Да святится
имя Твое».
— Это вы так теперь говорите, а как у вас явится ребенок, тогда ни вы, ни я на чужие руки его не отдадим, а какая же будет
судьба этого несчастного существа, вслед за которым может явиться другой, третий ребенок, — неужели же всех их утаивать и забрасывать куда-то без
имени, без звания, как щенят каких-то?..
Жаждешь, бывало, хоть какого-нибудь живого слова, хоть желчного, хоть нетерпеливого, хоть злобы какой-нибудь: мы бы уж хоть позлились на
судьбу нашу вместе; а он молчит, клеит свои фонарики или расскажет о том, какой у них смотр был в таком-то году, и кто был начальник дивизии, и как его звали по
имени и отчеству, и доволен был он смотром или нет, и как застрельщикам сигналы были изменены и проч.
Шабельский. Да, я был молод и глуп, в свое время разыгрывал Чацкого, обличал мерзавцев и мошенников, но никогда в жизни я воров не называл в лицо ворами и в доме повешенного не говорил о веревке. Я был воспитан. А ваш этот тупой лекарь почувствовал бы себя на высоте своей задачи и на седьмом небе, если бы
судьба дала ему случай, во
имя принципа и общечеловеческих идеалов, хватить меня публично по рылу и под микитки.
— Что ж ни при чем? Вам тогда надобно будет немножко побольше характеру показать!.. Идти к князю на дом, что ли, и просить его, чтобы он обеспечил
судьбу внука. Он вашу просьбу должен в этом случае понять и оценить, и теперь, как ему будет угодно — деньгами ли выдать или вексель. Только на чье
имя? На
имя младенца делать глупо: умер он, — Елене Николаевне одни только проценты пойдут; на
имя ее — она не желает того, значит, прямо вам: умрете вы, не кому же достанется, как им!..
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава — отрада;
Победой прославлено
имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда:
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной
судьбе.
Дескать, так и так; в ваши руки
судьбу свою предаю, в руки начальства; дескать, ваше превосходительство, защитите и облагодетельствуйте человека; так и так, дескать, вот то-то и то-то, противозаконный поступок; не погубите, принимаю вас за отца, не оставьте… амбицию, честь,
имя и фамилию спасите… и от злодея, развращенного человека, спасите…
Хотя снег, дождь и все то, чему даже
имени не бывает, когда разыграется вьюга и хмара под петербургским ноябрьским небом, разом вдруг атаковали и без того убитого несчастиями господина Голядкина, не давая ему ни малейшей пощады и отдыха, пронимая его до костей, залепляя глаза, продувая со всех сторон, сбивая с пути и с последнего толка, хоть все это разом опрокинулось на господина Голядкина, как бы нарочно сообщась и согласясь со всеми врагами его отработать ему денек, вечерок и ночку на славу, — несмотря на все это, господин Голядкин остался почти нечувствителен к этому последнему доказательству гонения
судьбы: так сильно потрясло и поразило его все происшедшее с ним несколько минут назад у господина статского советника Берендеева!
[
Судьба этого находчивого сармата, спасшегося под
именем юсуповского повара, тоже не без интереса.
Уже орлы наши парили под небесами Востока; уже крылатая молва несла в страны Великого Могола
имя Российской Монархини; уже воинство наше, то подымаясь к облакам на хребте гор туманных, то опускаясь в глубокие долины, дошло до славных врат Каспийских; уже стена Кавказская, памятник величия древних Монархов Персии, расступилась перед оным; уже смелый вождь его приял сребряные ключи Дербента из рук старца, который в юности своей вручал их Петру Великому, и сей град, основанный, по восточному преданию, Александром Македонским, осенился знаменами Екатерины… когда всемогущая
Судьба пресекла дни Монархини и течение побед Ее.
«Мари! Я осмеливаюсь называть вас этим отрадным для меня
именем, потому что вашим наивным да, сказанным на вечере у Мамиловой, вы связали вашу
судьбу с моей. Но люди хотят расторгнуть нас: ваша мать приготовила другого жениха. Вы его, конечно, знаете, и потому я не хочу в этих строках называть его ужасного для меня
имени; оно, конечно, ужасно и для вас, потому что в нем заключается ваша и моя погибель.
До всенощной ходили осматривать стены, кладбище; лазили на площадку западной башни, ту самую, откуда в древние времена наши предки следили движения, и последний Новик открыл так поздно
имя свое и
судьбу свою и свое изгнанническое
имя.
Среди этой артистической, свободной и избалованной
судьбою компании, правда деликатной и скромной, но вспоминавшей о существовании каких-то докторов только во время болезни и для которой
имя Дымов звучало так же безразлично, как Сидоров или Тарасов, — среди этой компании Дымов казался чужим, лишним и маленьким, хотя был высок ростом и широк в плечах.
Мой сын
Тобой убит.
Судьба другого сына
Послала мне — его я принимаю!
Димитрием его зову! Приди,
Приди ко мне, воскресший мой Димитрий!
Приди убийцу свергнуть твоего!
Да, он придет! Он близко, близко — вижу,
Победные его уж блещут стяги —
Он под Москвой — пред
именем его
Отверзлися кремлевские ворота —
Без бою он вступает в город свой —
Народный плеск я слышу — льются слезы —
Димитрий царь! И к конскому хвосту
Примкнутого тебя, его убийцу,
Влекут на казнь!
Были и такие, которые только писали письма для слабых в грамоте. Тут опять шаблон: «Премного всеми уважаемая, милостивая государыня! Ваше великодушное сердце и сострадательность к ближним, обездоленным
судьбой, дают мне смелость» и прочее и прочее. Таких писем с собой носят на всякий случай пять или шесть, без
имени, кому попадется. Иные при письме влагают свой паспорт и потом приходят за ним.
Другая блистательная
судьба ожидала «Аскольдову могилу», когда Загоскин сделал из нее оперу того же
имени, которая была дана в первый раз 1835 года сентября 16.
Фернандо! — кто такое! да!.. Фернандо!..
Знакомо это
имя что-то мне! —
А!.. вот
судьба!.. он выгнан из дому
Два дня тому назад безмозглым Алварецом,
За вздор какой-то!.. нечего бояться!..
Но… правда… может он узнать… предостеречь…
Ну, если эта буйная душа
Испортит дело всё… нет!.. прежде
Убейте мне его… найдите… справьтесь…
Как вам тогда придет на ум…
Потом Эмилию похитить можно…
Клянусь… я выдумал прекрасно!..
— Вот какова должна была быть настоящая
судьба и
имя, и вера этого ребенка, а теперь все это вывернули вон. Я этого не могу снесть.
Их
именем ставлю юношу на степень величия, их
именем вручаю ему
судьбу всего, что для меня драгоценнее в свете: вольности и Ксении!
Дом, в котором она жила со дня рождения и который в завещании был записан на ее
имя, находился на окраине города, в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»; по вечерам и по ночам ей слышно было, как в саду играла музыка, как лопались с треском ракеты, и ей казалось, что это Кукин воюет со своей
судьбой и берет приступом своего главного врага — равнодушную публику; сердце у нее сладко замирало, спать совсем не хотелось, и, когда под утро он возвращался домой, она тихо стучала в окошко из своей спальни и, показывая ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково улыбалась…
Вы называете фамилию, которая вовсе неизвестна; но любезнику она как будто знакома; она знал того-то, знал такую-то, носивших такое
имя. Он выказывает душевное сожаление, что
судьба, так сказать, лишает его счастия продолжать путь с таким милым, любезным, приятным соседом; но он надеется… надеется, что… гм! гм!.. и просит убедительно о продолжении знакомства.
Теперь, мне остается одно утёшение, одно оправдание: я унижаюсь не без пользы для других, — и потому бесчестье мое, — если вы называете это угодничество бесчестным, — не лишено и прав на
имя честной, — трудной, о, трудной! — но честной службы людям,
судьба которых зависит от…
Только в нем принимали одинаковое участие: и
судьба и дрессированный слон, по
имени Лолли…
Впрочем, Фрумкину не для чего уже было восставать против Ардальона. Во время его ареста практичный Моисей сумел так ловко обделать свои делишки, что за долги коммуны, принятые им на себя, перевел типографию на свое
имя, в полную свою собственность, совсем уже забрал в руки юного князя и кончил тем, что в одно прекрасное утро покинул вместе с ним на произвол
судьбы коммуну и ее обитателей. Князь переселился к Фрумкину мечтать о скорейшем осуществлении «собственного своего журнала».
— Пойдем, Нюта, домой! — грустно проговорил он, и в голосе его сказалась тихая мольба и полное прощение во
имя неизбежной покорности пред
судьбой и совершившимся фактом.
И перед склонившимся до земли и коленопреклоненным Максимом старец стал ходить в слове, трубил в золотую трубу живогласную, пророчествовал общую
судьбу праведным: «Боритесь с исконным врагом, его же окаянное
имя да не взыдет никому на уста.
Дело Висленева было в наших глазах ничтожно по его несбыточности, но он, конечно, должен был знать, что его будут судить не по несбыточности, а по достоинству его намерений, и, несмотря на то, что играл не только репутацией, но даже
судьбой лиц, имеющих необдуманность разделять его ветреные планы и неосторожность вверить ему свои
имена.
В этом письме злополучная Espérance, в которой Горданов отгадал брата Ларисы, жаловалась безжалостному Павлу Николаевичу на преследующую ее роковую
судьбу и просила его «во
имя их прежних отношений» прислать ей денег на
имя общего их знакомого Joseph W. Горданов прочел это письмо и бросил его без всякого внимания.
Без Екатерины Понятовскому никогда бы не владеть короной Сигизмундов и Батория, без ее помощи эта корона давно бы слетела с головы его, и, конечно, если бы до императрицы дошли теперь сведения, что он принимает участие в химерических замыслах «всклепавшей на себя
имя», он бы ранее положенного
судьбой срока лишился государства.
Рокотани
именем кардинала отклонил это, советовал от себя молодому человеку не увлекаться, указывал ему на бедствия, которым он легко может подвергнуться, если свяжет
судьбу свою с
судьбой этой женщины.
Что он был побочный сын графа Алексея Григорьевича, это не подлежит никакому сомнению, но действительно ли мать его была не кто другая, как «всклепавшая на себя
имя» принцесса Владимирская, — утвердительно сказать нельзя, пока не будет извлечено из архивов все относящееся как до истинной дочери императрицы Елизаветы Петровны, так и до самозванки,
судьбу которой мы описываем.
Благодарю
судьбу до сих пор, что мне долго приходилось дрожать перед редакторскою палочкою, что, уж получив
имя, несколько раз браковался редакциями.
«Я, кажется, сказал вам в начале письма, что не писал бы к вам так скоро после свидания нашего, если бы не просила меня об этом убедительно одна несчастная женщина, которой
имя узнаете из содержания этого письма и в
судьбе которой, как она мне изъяснила, вы принимаете такое же искреннее, живое участие, как и в
судьбе моей воспитанницы.
Настало, однако ж, время им расстаться, но, по воле
судьбы или предопределения — так называла ее Мариорица, — загорелась война между Турцией и Россией, и в губернаторы хотинские назначен сын опекуна, известный под
именем знаменитого Калчан-паши.
С самого вступления нашего на всероссийский престол непрестанно мы чувствуем себя обязанными перед Вседержителем Богом, чтобы не только во дни наши охранять и возвышать благоденствие возлюбленного нами отечества и народа, но желая предуготовить и обеспечить их спокойствие и благосостояние после нас, чрез ясное и точное указание преемника нашего сообразно с правами нашего императорского дома и с пользами империи, мы не могли, подобно предшественникам нашим, рано провозгласить его по
имени, оставаясь в ожидании, будет ли благоугодно неведомым
судьбам Божьим даровать нам наследника в прямой линии.
Можно судить, в каком тревожном состоянии остался молодой человек. Все шаги, все слова чудного посредника между ним и
судьбою были заочно взвешены, рассчитаны по маятнику замиравшего сердца. «Вот, — думал Антон, — подошел старик к воротам Образца, вот он всходит на лестницу… Он в комнате боярина… произносит
имя Анастасии,
имя мое… Жребий мой положен на весы
судьбы… Господи, урони на него милостивый взор!»
Последний Новик кончил свое повествование признанием, что он изнемог под усиленными ударами
судьбы, и просьбою к своим соотечественникам помолиться о спасении его души. Повествование было адресовано на
имя князя Вадбольского, как человека, принимавшего в нем, по-видимому, сильное участие, — человека, от которого, за услугу свою под Гуммельсгофом, ожидает он ходатайства за него у отечества.
«Сколько можно сделать общего добра всему народу, влияя на человека, в руки которого доверием государя вручена
судьба этого народа, — продолжала мечтать она далее, — я буду мать сирот, защитница обиженных и угнетенных, мое
имя будут благословлять во всей России, оно попадет в историю, и не умрет в народных преданиях, окруженное ореолом любви и уважения».