Неточные совпадения
— Каких лучше доказательств нужно тебе, неверующий, как не признание самого отца? Князь Вадбольский, по дружбе своей ко мне, давал мне читать завещание. Видя, что оно имело к тебе несомнительные отношения, я сделал из него выписку. Вот она, — присовокупил Паткуль, вынув из камзола бумагу и подав ее Владимиру, — прочти ее и удостоверься, что
судьба, лишив тебя отечества и отца, возвращает тебе первое, благородное
имя и мать, которой ты можешь быть еще подпорою и утешителем.
«Я, кажется, сказал вам в начале письма, что не писал бы к вам так скоро после свидания нашего, если бы не просила меня об этом убедительно одна несчастная женщина, которой
имя узнаете из содержания этого письма и в
судьбе которой, как она мне изъяснила, вы принимаете такое же искреннее, живое участие, как и в
судьбе моей воспитанницы.
Последний Новик кончил свое повествование признанием, что он изнемог под усиленными ударами
судьбы, и просьбою к своим соотечественникам помолиться о спасении его души. Повествование было адресовано на
имя князя Вадбольского, как человека, принимавшего в нем, по-видимому, сильное участие, — человека, от которого, за услугу свою под Гуммельсгофом, ожидает он ходатайства за него у отечества.
Неточные совпадения
—
Именем той
судьбы, в которую верю, я искала счастья!
— Нет, ради Бога, — прервал он меня, — не спрашивайте моего
имени ни у меня, ни у других. Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным
судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного
имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не сталкивались… Засим прощайте.
С голоду умру, а Малек-Аделя не отдам!» Волновался он очень и даже задумывался; но тут
судьба — в первый и в последний раз — сжалилась над ним, улыбнулась ему: какая-то дальняя тетка, самое
имя которой было неизвестно Чертопханову, оставила ему по духовному завещанию сумму, огромную в его глазах, целых две тысячи рублей!
Какая-то таинственность окружала его
судьбу; он казался русским, а носил иностранное
имя.
Ему, стало быть, не трудно было разжалобить наших славян
судьбою страждущей и православной братии в Далмации и Кроации; огромная подписка была сделана в несколько дней, и, сверх того, Гаю был дан обед во
имя всех сербских и русняцких симпатий.