Неточные совпадения
Приехал
сосед, любитель карточной игры, по
имени Порфирий Платоныч, толстенький седенький человек с коротенькими, точно выточенными ножками, очень вежливый и смешливый.
Вот, милостивый государь мой, все, что мог я припомнить касательно образа жизни, занятий, нрава и наружности покойного
соседа и приятеля моего. Но в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо употребление, всепокорнейше прошу никак
имени моего не упоминать; ибо хотя я весьма уважаю и люблю сочинителей, но в сие звание вступить полагаю излишним и в мои лета неприличным. С истинным моим почтением и проч.
Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его
имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения.
Вследствие этого из
соседей не только никто не водил с ним знакомства, но даже говорить о нем избегали: как будто боялись, что одно упоминовение его
имени произведет смуту между домочадцами.
Перед ними стоял старик с белой шевелюрой и бородой. Он делился воспоминаниями с
соседями. Слышались
имена: Лермонтов, Пушкин, Гоголь…
Без всякого лечения я бы очень и давно хотел бы побывать у вас, но, кажется, и самое двадцатилетнее гражданство всех возможных тюрем и изгнаний не доставит возможности повидаться с
соседями. Проситься не хочу: не из гордости, а по какому-то нежеланию заставить склонять свое
имя во всех инстанциях. Лучше всего бы вам собраться в Ялуторовск…
В особенности скажу я это о тех, от
имени которых обращаю к вашему превосходительству прощальное слово (оратор окидывает взором небольшое пространство стола, усеянное чинами пятого класса; отъезжающий кланяется и жмет руки
соседям; управляющий удельной конторой лезет целоваться: картина).
Но крестьяне, а за ними и все окружные
соседи, назвали новую деревеньку Новым Багровом, по прозванию своего барина и в память Старому Багрову, из которого были переведены: даже и теперь одно последнее
имя известно всем, а первое остается только в деловых актах: богатого села Знаменского с прекрасною каменною церковию и высоким господским домом не знает никто.
На кротком, невозмутимо тихом лице старичка проглядывало смущение. Он, очевидно, был чем-то сильно взволнован. Белая голова его и руки тряслись более обыкновенного. Подойдя к
соседу, который рубил справа и слева, ничего не замечая, он не сказал даже «бог помочь!». Дедушка ограничился тем лишь, что назвал его по
имени.
Хозяин повел княгиню Зорину; прочие мужчины повели также дам к столу, который был накрыт в длинной галерее, увешанной картинами знаменитых живописцев, — так по крайней мере уверял хозяин, и большая часть
соседей верили ему на честное слово; а некоторые знатоки, в том числе княжны Зорины, не смели сомневаться в этом, потому что на всех рамах написаны были четкими буквами
имена: Греза, Ван-дика, Рембрандта, Албана, Корреджия, Салватор Розы и других известных художников.
— Уж я обо всем с домашними условился: мундир его припрячем подале, и если чего дойдет, так я назову его моим сыном.
Сосед мой, золотых дел мастер, Франц Иваныч, стал было мне отсоветывать и говорил, что мы этак беду наживем; что если французы дознаются, что мы скрываем у себя под чужим
именем русского офицера, то, пожалуй, расстреляют нас как шпионов; но не только я, да и старуха моя слышать об этом не хочет. Что будет, то и будет, а благодетеля нашего не выдадим.
Боже мой, как я ослабел! Сегодня попробовал встать и пройти от своей кровати к кровати моего
соседа напротив, какого-то студента, выздоравливающего от горячки, и едва не свалился на полдороге. Но голова поправляется скорее тела. Когда я очнулся, я почти ничего не помнил, и приходилось с трудом вспоминать даже
имена близких знакомых. Теперь все вернулось, но не как прошлая действительность, а как сон. Теперь он меня не мучает, нет. Старое прошло безвозвратно.
Тогда только впервые я услыхал
имя молодого и красивого
соседа, владельца села Воин, Петра Петровича Новосильцова, служившего адъютантом у московского генерал-губернатора князя Голицына.
Приглашая офицеров от
имени предводителя на домашний праздник по случаю именин Ульяны Дм. Каневальской, Золотницкий настойчиво приглашал и меня, говоря, что хороший его приятель и
сосед Ал. Фед. Бржесский, поэт, жаждет познакомиться со мною. Такое настойчивое приглашение не могло не быть лестно для заброшенного в дальний край одинокого бедного юноши. Я дал слово приехать; но в чем? — был почти неразрешимый вопрос в моих обстоятельствах.
Мановский, в продолжение нескольких лет до того мучил и тиранил свою жену, женщину весьма милую и образованную, что та вынуждена была бежать от него и скрылась в усадьбе другого моего
соседа, Эльчанинова, молодого человека, который, если и справедливы слухи, что влюблен в нее, то во всяком случае смело могу заверить, что между ними нет еще такой связи, которая могла бы положить пятно на
имя госпожи Мановской.
Итак, это город Санкт-Петербург, что в календаре означен под
именем «столица». Я въезжаю в него, как мои сверстники, товарищи, приятели и
соседи не знают даже, где и находится этот город, а я не только знаю, вижу его и въезжаю в него."Каков город?" — будут у меня расспрашивать, когда я возвращусь из вояжа. И я принялся осматривать город, чтоб сделать свое замечание.
Граф счел за долг честного человека вознаградить за все обиды и разорение, нанесенные, от его
имени, неправедною тяжбою ни в чем не виноватому
соседу.
В один из таких дней телега Маруси и Степана опять остановилась у наших ворот. День был холодный и ясный, кроме того, была суббота, и на улице виднелись кучки татар. Прямо против нашего двора, на завалинке, сидел мой
сосед, татарин Абрашка, тот самый, которого Маруся выпроводила от себя ухватом. Он был навеселе и как-то иронически окликнул Степана, когда тот стал снимать жерди наших ворот. В татарской фразе мне послышалось также
имя Маруси.
Вы называете фамилию, которая вовсе неизвестна; но любезнику она как будто знакома; она знал того-то, знал такую-то, носивших такое
имя. Он выказывает душевное сожаление, что судьба, так сказать, лишает его счастия продолжать путь с таким милым, любезным, приятным
соседом; но он надеется… надеется, что… гм! гм!.. и просит убедительно о продолжении знакомства.
Несправедливо было бы, однако ж, называть таким
именем всех незнакомых лиц, которые пристают и заговаривают. Возьмите в соображение, что душа невольно иногда настраивается к сообщительности; в таком расположении, самое робкое, скромное существо не утерпит, чтобы не взглянуть искоса на
соседа и не сказать ему: «Ужас, как холодно… какой резкий ветер!..»
Тогда Куршуд-бек спросил его: «А как тебя зовут, путник?» — «Шинды Гёрурсез (скоро узнаете)». — «Что это за
имя, — воскликнул тот со смехом. — Я первый раз такое слышу!» — «Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие
соседи приходили к дверям спрашивать, сына или дочь Бог ей дал; им отвечали — шинды-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это
имя». — После этого он взял сааз и начал петь...
Хитрый помещик был не кто иной, как майор Алымов, о котором вскользь уже упомянуто. Его почему-то не называли по
имени и отчеству, а титуловали почину: «майор». Он был молодой, холостой, бравый, сильный, плечистый, с огромнейшими черными усами «вразмет» и с бойкими, но неприятными манерами дурного тона, которыми он и оттолкнул от себя соседа-моряка при молебне о дожде для земли алчущей.
Перед вечером Горлицын получил от
соседа огромный пакет и заперся у себя на ключ, чтобы никто не мешал ему прочесть, что в нем заключалось. В этом пакете было письмо на его
имя, тетрадь с заглавием «Моя история», несколько документов и писем на
имя Ивана Сергеевича от дяди его.
Стараясь поработить Германию и Италию, он сделал братьев своих королями: Иосифа — неаполитанским, Людовика — голландским, а другим своим родственникам и даже маршалам роздал во владение мелкие графства, княжества и баронства, образованные из захваченных у
соседей земель; затем из Баварии, Вертемберга, Бадена, Гессен-Дармшадта и других германских земель устроил так называемый Рейнский союз, которому подчинил все мелкие германские земли («медиатизовал» их), чтобы самому под
именем протектора (protecteur de la confederation du Rhin) распоряжаться их вооруженными силами.
Крестный отец мальчика, одинокий старик-помещик,
сосед по имению Дарьи Васильевны, так привязался к мальчику, что когда ему пошел седьмой год, подал на высочайшее
имя прошение об усыновлении сироты, сына дворовой девушки Акулины Птицыной Владимира, по крестному отцу Андреева.
Так под
именем «Проклятой» она и стала слыть на Сивцевом Вражке. Сирота сделалась центром внимания
соседей, следивших за каждым ее шагом и толковавших вкривь и вкось даже самые обыденные ее поступки.
Призваны были в комнату умирающего духовник его, несколько служителей-стариков и один из
соседей, только
именем дворянин, должник Балдуинов.
Наша так называемая «революционная демократия» одержима страстью к равенству, какой еще не видел мир, под свободой же она понимает право насилия над
соседями во
имя своих интересов, произвол во всеобщем уравнении.