Неточные совпадения
Обломов боялся, чтоб и ему не пришлось
идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается еще выходить со двора и что «
жестокая судьба лишает его счастья еще несколько дней видеть ненаглядную Ольгу».
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или
шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности
жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Ему припомнились все
жестокие исторические женские личности, жрицы кровавых культов, женщины революции, купавшиеся в крови, и все
жестокое, что совершено женскими руками, с Юдифи до леди Макбет включительно. Он
пошел и опять обернулся. Она смотрит неподвижно. Он остановился.
Четвертого дня Петра Михайловича, моего покровителя, не стало.
Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год
пошел; в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на свой талант и могу посредством его жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
В «Страшном суде» Сикстинской капеллы, в этой Варфоломеевской ночи на том свете, мы видим сына божия, идущего предводительствовать казнями; он уже поднял руку… он даст знак, и
пойдут пытки, мученья, раздастся страшная труба, затрещит всемирное аутодафе; но — женщина-мать, трепещущая и всех скорбящая, прижалась в ужасе к нему и умоляет его о грешниках; глядя на нее, может, он смягчится, забудет свое
жестокое «женщина, что тебе до меня?» и не подаст знака.
Я знаю, что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми, покажутся
жестокими. На это я отвечаю, что ищу не утешительных (во что бы ни стало) выводов, а правды. И, во имя этой правды,
иду даже далее и утверждаю, что из всех жребиев, выпавших на долю живых существ, нет жребия более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей.
Судьба чуть не заставила капитана тяжело расплатиться за эту жестокость. Банькевич подхватил его рассказ и
послал донос, изложив довольно точно самые факты, только, конечно, лишив их юмористической окраски. Время было особенное, и капитану пришлось пережить несколько тяжелых минут. Только вид бедного старика, расплакавшегося, как ребенок, в комиссии, убедил даже жандарма, что такого вояку можно было вербовать разве для
жестокой шутки и над ним, и над самим делом.
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на дворе. Когда я вышел наружу,
шел холодный дождь и сильный ветер гнул деревья, море ревело, а дождевые капли при особенно
жестоких порывах ветра били в лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в самом деле, не совладали со штормом, вернулись и теперь стояли на рейде, и их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая, с деревьев текло.
Я
шел на лыжах (в Оренбургской губернии) по берегу реки Бугуруслана, который уже давно очистился от льда, ибо и в
жестокую зимнюю стужу мало замерзал.
Как только кандидат Юстин Помада пришел в состояние, в котором был способен сознать, что в самом деле в жизни бывают неожиданные и довольно странные случаи, он отодвинулся от мокрой сваи и хотел
идти к берегу, но
жестокая боль в плече и в боку тотчас же остановила его.
— Я, я буду тебе мать теперь, Нелли, а ты мое дитя! Да, Нелли, уйдем, бросим их всех,
жестоких и злых! Пусть потешаются над людьми, бог, бог зачтет им…
Пойдем, Нелли,
пойдем отсюда,
пойдем!..
Город знал, что по его улицам в ненастной тьме дождливой ночи бродят люди, которым голодно и холодно, которые дрожат и мокнут; понимая, что в сердцах этих людей должны рождаться
жестокие чувства, город насторожился и навстречу этим чувствам
посылал свои угрозы.
Шли в Сибирь,
шли в солдаты,
шли в работы на заводы и фабрики; лили слезы, но
шли… Разве такая солидарность со злосчастием мыслима, ежели последнее не представляется обыденною мелочью жизни? И разве не правы были
жестокие сердца, говоря: „Помилуйте! или вы не видите, что эти люди живы? А коли живы — стало быть, им ничего другого и не нужно“…
И он задумал
жестокий план мщения, мечтал о раскаянии, о том, как он великодушно простит и даст наставление. Но к нему не
шлют человека и не несут повинной; он как будто не существовал для них.
Се же того ради предлагается, дабы укротити оную весьма
жестокую епископам
славу, чтоб оных под руки донележе здрави суть невожено и в землю бы им подручная братия не кланялась.
«Возможно ли избавиться от войны?» — пишет ученый человек в «Revue des Revues». — Все согласны, что если она разразится в Европе, то последствия ее будут подобны великим нашествиям варваров. Дело при предстоящей войне будет
идти уже о существовании целых народностей, и потому она будет кровавая, отчаянная,
жестокая.
О нет… я счастлив, счастлив… я
жестокой,
Безумный клеветник; далеко,
Далеко от толпы завистливой и злой.
Я счастлив… я с тобой!
Оставим прежнее! забвенье
Тяжелой, черной старине!
Я вижу, что творец тебя в вознагражденье
С своих небес
послал ко мне.
Пошевелился Дружок. Я оглянулся. Он поднял голову, насторожил ухо, глядит в туннель орешника, с лаем исчезает в кустах и ныряет сквозь загородку в стремнину оврага. Я спешу за ним,
иду по густой траве, спотыкаюсь в ямку (в прошлом году осенью свиньи разрыли полянки в лесу) и чувствую
жестокую боль в ступне правой ноги.
— Я заблуждаюсь! — засмеялась она. — Кто бы говорил, да не вы, сударь мой. Пусть я покажусь вам неделикатной,
жестокой, но куда ни
шло: вы любите меня? Ведь любите?
Под влиянием воспоминаний я так разгулялся, что даже совсем позабыл, что еще час тому назад меня волновали
жестокие сомнения насчет тех самых предметов, которые теперь возбуждали во мне такой безграничный энтузиазм. Я ходил рядом с Прелестновым по комнате, потрясал руками и, как-то нелепо захлебываясь, восклицал:"Вон оно куда
пошло! вон мы куда метнули!"
Что здесь
шло до Жегулева, а что родилось помимо его, в точности не знал никто, да и не пытался узнать; но все страшное, кровавое и
жестокое, что в то грозное лето произошло в Н-ской губернии, приписывалось ему и его страшным именем освещалось. Где бы ни вспыхивало зарево в июньскую темень, где бы ни лилась кровь, всюду чудился страшный и неуловимый и беспощадный в своих расправах Сашка Жегулев.
Половина селитьбы пустовала, а оставшиеся в целых жители неохотно
шли на старые пепелища, боясь розысков и
жестокой расправы.
Так дело
шло не один десяток лет. Гарусов все богател, и чем делался богаче, тем сильнее его охватывала жадность. Рабочих он буквально морил на тяжелой горной работе и не знал пощады ослушникам, которых казнил самым
жестоким образом: батожья, кнут, застенок — все
шло в ход.
«Они, — говорилось в челобитной, — стрельцам налоги, и обиды, и всякие тесности чинили, и приметывались к ним для взятков своих, и для работы, и били
жестокими побоями, и на их стрелецких землях построили загородные огороды, и всякие овощи и семена на тех огородах покупать им велели на сборные деньги; и для строения и работы на те свои загородные огороды их и детей их
посылали работать; и мельницы делать, и лес чистить, и сено косить, и дров сечь, и к Москве на их стрелецких подводах возить заставливали… и для тех своих работ велели им покупать лошадей неволею, бив батоги; и кафтаны цветные с золотыми нашивками, и шапки бархатные, и сапоги желтые неволею же делать им велели.
Как
жестокий мой, — точно «руководитель» (он чувствительно вел меня за руку, смеясь над моим страданием), до того забылся и так сделался дерзок, — против кого же? — против урожденного, благородной крови Халявского, — что начал меня толкать под бока, чтобы я
шел скорее.
Ах, наконец ты вспомнил обо мне!
Не стыдно ли тебе так долго мучить
Меня пустым
жестоким ожиданьем?
Чего мне в голову не приходило?
Каким себя я страхом не пугала?
То думала, что конь тебя занес
В болото или пропасть, что медведь
Тебя в лесу дремучем одолел,
Что болен ты, что разлюбил меня —
Но
слава богу! жив ты, невредим,
И любишь всё попрежнему меня;
Неправда ли?
— В этих праздничных порядках в сущности много
жестокого, — сказала она немного погодя, как бы про себя, глядя в окно на мальчиков, как они толпою
шли от дома к воротам и на ходу, пожимаясь от холода, надевали свои шубы и пальто. — В праздники хочется отдыхать, сидеть дома с родными, а бедные мальчики, учитель, служащие обязаны почему-то
идти по морозу, потом поздравлять, выражать свое почтение, конфузиться…
Нельзя сказать, чтоб Домна была женщина злая и
жестокая, но день бывал у ней неровен: иной раз словечка поперек не скажет, что бы ни случилось; в другое время словно дурь какая найдет на нее; староста ли заругается или подерется, дело ли какое не спорится в доме — осерчает вдруг и
пойдет есть и колотить сиротку.
С Михайлова дня зачинались
жестокие бои на льду реки, бои
шли всю зиму, вплоть до масленой недели, и, хотя у слобожан было много знаменитых бойцов, город одолевал численностью, наваливался тяжестью: заречные всегда бывали биты и гонимы через всю слободу вплоть до песчаных бугров — «Кобыльих ям», где зарывали дохлый скот.
Уйти? Но куда же? Павел — тот вскинул свою палку на плечи,
шел,
шел по прямой дороге, все уменьшаясь, мелькнул беленькой точкой у самого леса, который составлял для мальчика грань видимого мира. Мелькнул еще раз и скрылся. Будет ли ему там хорошо или дурно, найдет ли он там забвение горькой обиды, спокойствие, счастье или тягчайшие, еще более
жестокие обиды?..
Городищев. Агнеса Ростиславовна, удар, поразивший вас, тяжел; бог
послал вам
жестокое испытание.
Мало и этого: человеку этому в одних, в большинстве государств, велят, как только он войдет в возраст, поступать на несколько лет в военное самое
жестокое рабство и
идти воевать; в других же государствах: в Англии и Америке, он должен нанимать людей для этого же дела.
«И я почувствовал тогда, — рассказывает Ницше, — как хорошо, что Вотан влагает в грудь вождей
жестокое сердце. Как могли бы они иначе вынести страшную ответственность,
посылая тысячи на смерть, чтобы тем привести к господству свой народ, а вместе с ним и себя».
Шел один раз разговор о зубных болях — об их
жестокой неутолимости и о неизвестности таких медицинских средств, которые действовали бы в этих болях так же верно, как, например, хинин в лихорадках или касторовое масло в засорениях желудка и кишок.
Поезд двинулся и
пошел. Наш вагон прыгал, трясся, словно в припадке
жестокого озноба, мы подлетали на своих ложах, как только что обезглавленные цыплята. Наконец, заснули.
Армии стояли на зимних квартирах, изнывали в безделье.
Шло непрерывное,
жестокое пьянство. Солдаты на последние деньги покупали у китайцев местную сивуху — ханьшин. Продажа крепких напитков в районе стоянки армий была строго запрещена, китайцев арестовывали, но, конечно, ханьшину было сколько угодно.
Обучение солдат
шло непрерывно. Часто в полночь, в самый
жестокий мороз он приказывал бить тревогу, и полк его должен был собираться в несколько минут. Иногда тревога делалась как бы для отражения неприятеля, в другой раз для нечаянного нападения на него, и Суворов сам вел полк ночью через леса, в которых не было и следа дороги, заставляя солдат в походе стрелять в цель, рассыпаться в разные стороны, нападать бегом и атаковать штыками в сомкнутом фронте.
Колонна обогнула каменную батарею и
шла вперед, не обращая внимания на то, что в тыл ей производился
жестокий огонь.
— Крепись, мой друг… Господь
послал нам
жестокий удар. Володя отошел к матери моей.
— Антонио! Антонио! ты ли это говоришь?.. Только два дня здесь, еще не у дела, а уж молодая кровь твоя бунтует против разума, малейшие неприятности кидают тебя далеко от прекрасной цели. Так ли
идут в битву для получения венца победного? Что сказал бы ты, бывши на моем месте?.. Неужели я ошибся в тебе?.. Как бы то ни было, не узнаю твердой души, которая, по словам твоим, готова
идти в схватку с самою
жестокою судьбой!..
Несчастная женщина — это нежное, чувствительное создание, — обреченная
идти по
жестокой тернистой дороге, с которой цветы, виденные ею через ограду будущего, кажутся
жестокой насмешкой.
— Ох! Боже, боже мой!.. что-то у меня в груди… Ничего, ничего, — произнесла она тише, уцепясь за рукав арабки, — это пройдет скоро… Слышишь ли? скажи ему, что посреди самых
жестоких мук… милый образ его был передо мною…
пойдет со мной… что имя его… на губах… в сердце… ох! милый… Артемий… прости… Арт…
— Я перебью тебя, любезный, — сказал Бирон голосом сожаления и качая головой, — признаться, меня вчерашняя маскерадная история огорчила за тебя. Ох, ох, бедный!
идти с Волкова поля пешком, в
жестокий мороз…
— Хорошо. Я сама горю мщением ко всем пришельцам в Египте. Мое имя — баба Бубаста, я нынче старуха, лекарка; но я была молода и любила; мой муж томится давно в каменоломнях Пилака, и сердце мое каждый день слышит, как он двигает гранитные глыбы, в цепях, которые наложил на него
жестокий правитель… О, я ненавижу пришельцев и новую веру, я рада им мстить: я
пойду искать яд и приду к тебе, госпожа, когда яд мой поспеет.
Того им не дал рок; но вместе преступленьям
Он с доблестями их круг тесный положил;
Бежать стезей убийств ко
славе, наслажденьям
И быть
жестокими к страдальцам запретил...
Это происходило в декабре, за два дня до Николы, часа за два до обеда, при довольно свежей погоде с забористым «московським» ветром, который тотчас же после выезда Агапа с Керасивною из хутора начал разыгрываться и превратился в
жестокую бурю. Небо сверху заволокло свинцом; понизу завеялась снежистая пыль, и
пошла лютая метель.
С тех пор прошло много времени.
Слава ушла от Владимира Михайловича так же, как и пришла — загадочная и
жестокая. Он обманул надежды, которые возлагали на него, и все были злы на этот обман и выместили его негодующими речами и холодными насмешками. А потом, точно крышка гроба, опустилось на него мертвое, тяжелое забвение.
Какие
жестокие испытания
посылает мне судьба.