Неточные совпадения
Армии стояли на зимних квартирах, изнывали в безделье.
Шло непрерывное,
жестокое пьянство. Солдаты на последние деньги покупали у китайцев местную сивуху — ханьшин. Продажа крепких напитков в районе стоянки армий была строго запрещена, китайцев арестовывали, но, конечно, ханьшину было сколько угодно.
Поезд двинулся и
пошел. Наш вагон прыгал, трясся, словно в припадке
жестокого озноба, мы подлетали на своих ложах, как только что обезглавленные цыплята. Наконец, заснули.
Пока благоуветливые иноки судили да рядили, в Дивьей обители
шла жестокая переборка. Этакого сраму не видно было, как поставлены обительские стены… Особенно растужилась игуменья Досифея и даже прослезилась: живьем теперь съест Дивью обитель игумен Моисей.
— Товарищи! Сейчас по всем фронтам
идет жестокая борьба с классовым врагом, он везде старается прорвать наши фронта, между прочим и фронт просвещения…
Неточные совпадения
Обломов боялся, чтоб и ему не пришлось
идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается еще выходить со двора и что «
жестокая судьба лишает его счастья еще несколько дней видеть ненаглядную Ольгу».
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или
шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности
жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Ему припомнились все
жестокие исторические женские личности, жрицы кровавых культов, женщины революции, купавшиеся в крови, и все
жестокое, что совершено женскими руками, с Юдифи до леди Макбет включительно. Он
пошел и опять обернулся. Она смотрит неподвижно. Он остановился.
Четвертого дня Петра Михайловича, моего покровителя, не стало.
Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год
пошел; в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на свой талант и могу посредством его жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
В «Страшном суде» Сикстинской капеллы, в этой Варфоломеевской ночи на том свете, мы видим сына божия, идущего предводительствовать казнями; он уже поднял руку… он даст знак, и
пойдут пытки, мученья, раздастся страшная труба, затрещит всемирное аутодафе; но — женщина-мать, трепещущая и всех скорбящая, прижалась в ужасе к нему и умоляет его о грешниках; глядя на нее, может, он смягчится, забудет свое
жестокое «женщина, что тебе до меня?» и не подаст знака.