Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а
прочие все выздоровели. Это уж
так устроено,
такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, —
все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров;
и не столько медикаментами, сколько честностью
и порядком.
За
все это он получал деньги по справочным ценам, которые сам же сочинял, а
так как для Мальки, Нельки
и прочих время было горячее
и считать деньги некогда, то расчеты кончались тем, что он запускал руку в мешок
и таскал оттуда пригоршнями.
Для него решительно ничего не значат
все господа большой руки, живущие в Петербурге
и Москве, проводящие время в обдумывании, что бы
такое поесть завтра
и какой бы обед сочинить на послезавтра,
и принимающиеся за этот обед не иначе, как отправивши прежде в рот пилюлю; глотающие устерс, [Устерс — устриц.] морских пауков
и прочих чуд, а потом отправляющиеся в Карлсбад или на Кавказ.
А уснащивал он речь множеством разных частиц, как-то: «судырь ты мой, эдакой какой-нибудь, знаете, понимаете, можете себе представить, относительно
так сказать, некоторым образом»,
и прочими, которые сыпал он мешками; уснащивал он речь тоже довольно удачно подмаргиванием, прищуриванием одного глаза, что
все придавало весьма едкое выражение многим его сатирическим намекам.
— Видите ли что? — сказал Хлобуев. — Запрашивать с вас дорого не буду, да
и не люблю: это было бы с моей стороны
и бессовестно. Я от вас не скрою также
и того, что в деревне моей из ста душ, числящихся по ревизии,
и пятидесяти нет налицо:
прочие или померли от эпидемической болезни, или отлучились беспаспортно,
так что вы почитайте их как бы умершими. Поэтому-то я
и прошу с вас
всего только тридцать тысяч.
Собакевич, оставив без всякого внимания
все эти мелочи, пристроился к осетру,
и, покамест те пили, разговаривали
и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его
всего,
так что когда полицеймейстер вспомнил было о нем
и, сказавши: «А каково вам, господа, покажется вот это произведенье природы?» — подошел было к нему с вилкою вместе с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался
всего один хвост; а Собакевич пришипился
так, как будто
и не он,
и, подошедши к тарелке, которая была подальше
прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбку.
— Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже, что курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак. В нашем полку был поручик, прекраснейший
и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во
всех прочих местах.
И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря Бога, до сих пор
так здоров, как нельзя лучше.
Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но
и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес
такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия,
так что чиновники, вздохнувши,
все отошли
прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец
и рукой махнул, сказавши: «Черт знает что
такое!»
И все согласились в том, что как с быком ни биться, а
все молока от него не добиться.
Она была наполнена
вся сидевшими в разных положениях у стен солдатами, слугами, псарями, виночерпиями
и прочей дворней, необходимою для показания сана польского вельможи как военного,
так и владельца собственных поместьев.
—
Всю эту возню, то есть похороны
и прочее, я беру на себя. Знаете, были бы деньги, а ведь я вам сказал, что у меня лишние. Этих двух птенцов
и эту Полечку я помещу в какие-нибудь сиротские заведения получше
и положу на каждого, до совершеннолетия, по тысяче пятисот рублей капиталу, чтоб уж совсем Софья Семеновна была покойна. Да
и ее из омута вытащу, потому хорошая девушка,
так ли? Ну-с,
так вы
и передайте Авдотье Романовне, что ее десять тысяч я вот
так и употребил.
Через две минуты Настасья воротилась с супом
и объявила, что сейчас
и чай будет. К супу явились две ложки, две тарелки
и весь прибор: солонка, перечница, горчица для говядины
и прочее, чего прежде, в
таком порядке, уже давно не бывало. Скатерть была чистая.
Она сообщала, между
прочим, что, несмотря на то, что он, по-видимому,
так углублен в самого себя
и ото
всех как бы заперся, — к новой жизни своей он отнесся очень прямо
и просто, что он ясно понимает свое положение, не ожидает вблизи ничего лучшего, не имеет никаких легкомысленных надежд (что
так свойственно в его положении)
и ничему почти не удивляется среди новой окружающей его обстановки,
так мало похожей на что-нибудь прежнее.
Затем, испросив у ней извинения в недавних этих
всех неприятностях, я попросил бы позволения предложить ей десять тысяч рублей
и таким образом облегчить разрыв с господином Лужиным, разрыв, от которого, я уверен, она
и сама была бы не
прочь, явилась бы только возможность.
Хотя оно, впрочем, — кстати скажу, —
все эти психологические средства к защите, отговорки да увертки крайне несостоятельны, да
и о двух концах: «Болезнь, дескать, бред, грезы, мерещилось, не помню»,
все это так-с, да зачем же, батюшка, в болезни-то да в бреду
все такие именно грезы мерещутся, а не
прочие?
Я хотел было продолжать, как начал,
и объяснить мою связь с Марьей Ивановной
так же искренно, как
и все прочее. Но вдруг почувствовал непреодолимое отвращение. Мне пришло в голову, что если назову ее, то комиссия потребует ее к ответу;
и мысль впутать имя ее между гнусными изветами [Извет (устар.) — донос, клевета.] злодеев
и ее самую привести на очную с ними ставку — эта ужасная мысль
так меня поразила, что я замялся
и спутался.
Есть поверье, будто волшебными средствами можно получить неразменный рубль, т. е.
такой рубль, который, сколько раз его ни выдавай, он все-таки опять является целым в кармане. Но для того, чтобы добыть
такой рубль, нужно претерпеть большие страхи.
Всех их я не помню, но знаю, что, между
прочим, надо взять черную без единой отметины кошку
и нести ее продавать рождественскою ночью на перекресток четырех дорог, из которых притом одна непременно должна вести к кладбищу.
— Н-да,
так вот этот щедрословный человек внушал, конечно, «сейте разумное, доброе»
и прочее такое, да вдруг, знаете, женился на вдове одного адвоката, домовладелице,
и тут, я вам скажу, в два года
такой скучный стал, как будто
и родился
и всю жизнь прожил в Орле.
— На кой дьявол нужна наша интеллигенция при
таком мужике? Это
все равно как деревенские избы перламутром украшать. Прекраснодушие, сердечность, романтизм
и прочие пеперменты, уменье сидеть в тюрьмах, жить в гиблых местах ссылки, писать трогательные рассказы
и статейки. Страстотерпцы, преподобные
и тому подобные. В общем — незваные гости.
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у жены развода, у него — роман с одной девицей,
и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка,
и вся эта история затеяна с расчетом на дурака. Она — дочь помещика, — был
такой шумный человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством. Остались две дочери, эдакие, знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или того хуже: «девушки для радостей», — поют, играют, ну
и все прочее.
Изредка она говорила с ним по вопросам религии, — говорила
так же спокойно
и самоуверенно, как обо
всем другом. Он знал, что ее еретическое отношение к православию не мешает ей посещать церковь,
и объяснял это тем, что нельзя же не ходить в церковь, торгуя церковной утварью. Ее интерес к религии казался ему не выше
и не глубже интересов к литературе, за которой она внимательно следила.
И всегда ее речи о религии начинались «между
прочим», внезапно: говорит о чем-нибудь обыкновенном, будничном
и вдруг...
Клим удивлялся. Он не подозревал, что эта женщина умеет говорить
так просто
и шутливо. Именно простоты он не ожидал от нее; в Петербурге Спивак казалась замкнутой, связанной трудными думами. Было приятно, что она говорит, как со старым
и близким знакомым. Между
прочим она спросила: с дровами сдается флигель или без дров, потом поставила еще несколько очень житейских вопросов,
все это легко, мимоходом.
Он хотел зажечь лампу, встать, посмотреть на себя в зеркало, но думы о Дронове связывали, угрожая какими-то неприятностями. Однако Клим без особенных усилий подавил эти думы, напомнив себе о Макарове, его угрюмых тревогах, о ничтожных «Триумфах женщин», «рудиментарном чувстве»
и прочей смешной ерунде, которой жил этот человек. Нет сомнения — Макаров
все это выдумал для самоукрашения,
и, наверное, он втайне развратничает больше других. Уж если он пьет,
так должен
и развратничать, это ясно.
— Любовь, — повторил Дронов задумчиво
и опустив голову. —
Так и вышло: сначала — целовались, а потом
все прочее. Это, брат, пустяковина…
А
прочие ничего: никто
и не замечает —
все едят те блюда, которые готовились для него, разговаривают
так весело, равнодушно.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней
и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не проехал
и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились
и бросили
прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома
все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале,
и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это
так, чтоб она не узнала.
— Ах, Вера! — сказал он с досадой, — вы
все еще, как цыпленок, прячетесь под юбки вашей наседки-бабушки: у вас ее понятия о нравственности. Страсть одеваете в какой-то фантастический наряд, как Райский… Чем бы прямо от опыта допроситься истины…
и тогда поверили бы… — говорил он, глядя в сторону. — Оставим
все прочие вопросы — я не трогаю их. Дело у нас прямое
и простое, мы любим друг друга…
Так или нет?
Личным приказом она удостаивала немногих: по домашнему хозяйству Василисе отдавала их, а по деревенскому — приказчику или старосте. Кроме Василисы, никого она не называла полным именем, разве уже встретится
такое имя, что его никак не сожмешь
и не обрежешь, например, мужики: Ферапонт
и Пантелеймон
так и назывались Ферапонтом
и Пантелеймоном, да старосту звала она Степан Васильев, а
прочие все были: Матрешка, Машутка, Егорка
и т. д.
«Идея» утешала в позоре
и ничтожестве; но
и все мерзости мои тоже как бы прятались под идею; она,
так сказать,
все облегчала, но
и все заволакивала передо мной; но
такое неясное понимание случаев
и вещей, конечно, может вредить даже
и самой «идее», не говоря о
прочем.
Я
и над
всеми прочими такие точно побои произносил; сходило без всяких
таких пустяков».
Она уверяла меня уже давно, что его «
так уважает
и так ценит,
так жалеет
и симпатизирует ему», ну
и все прочее,
так что я даже отчасти был подготовлен.
Затем… затем я, конечно, не мог, при маме, коснуться до главного пункта, то есть до встречи с нею
и всего прочего, а главное, до ее вчерашнего письма к нему,
и о нравственном «воскресении» его после письма; а это-то
и было главным,
так что
все его вчерашние чувства, которыми я думал
так обрадовать маму, естественно, остались непонятными, хотя, конечно, не по моей вине, потому что я
все, что можно было рассказать, рассказал прекрасно.
Его поблагодарили за доставку провизии,
и особенно быков
и рыбы,
и просили доставлять — разумеется, за деньги — вперед русским судам
все, что понадобится. Между
прочим, ему сказано, что
так как на острове добывается соль, то может случиться, что суда будут заходить за нею, за рисом или другими предметами:
так нельзя ли завести торговлю?
Когда мы подходили к его клетке, он поспешно удалялся от нас, метался во
все четыре угла, как будто отыскивая еще пятого, чтоб спрятаться; но когда мы уходили
прочь, он бежал к двери, сердился, поднимал ужасную возню, топал ногами, бил крыльями в дверь, клевал ее — словом,
так и просился, по характеру, в басни Крылова.
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а
прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа
все хорошие
и купечество знатное; что зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только
так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо
и т. п.
Хотел ли он подарка себе или кому другому — не похоже, кажется; но он говорил о злоупотреблениях да тут же кстати
и о строгости. Между
прочим, смысл одной фразы был тот, что официально, обыкновенным путем, через начальство, трудно сделать что-нибудь, что надо «просто прийти»,
так все и получишь за ту же самую цену. «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — заключил он.
Между
прочим, он подарил нашему доктору корень алоэ особой породы, который растет без всякого грунта. Посади его в пустой стакан, в банку, поставь просто на окно или повесь на стену
и забудь — он будет расти, не завянет, не засохнет.
Так он рос
и у доктора, на стене,
и года в два обвил ее
всю вокруг.
Такой ловкости
и цепкости, какою обладает матрос вообще, а Фаддеев в особенности, встретишь разве в кошке. Через полчаса
все было на своем месте, между
прочим и книги, которые он расположил на комоде в углу полукружием
и перевязал, на случай качки, веревками
так, что нельзя было вынуть ни одной без его же чудовищной силы
и ловкости,
и я до Англии пользовался книгами из чужих библиотек.
Рыбы здесь
так же разнообразны, блестящи
и странны, как
все прочее.
Тут были, между
прочим, два или три старика в панталонах, то есть ноги у них выше обтянуты синей материей, а обуты в
такие же чулки, как у
всех,
и потом в сандалии.
Между
прочим, мы видели
и тут в полу
такие же щели, как
и в фонде; потолок тоже
весь собран из небольших дощечек, выбеленных мелом.
После обеда адмирал подал Кавадзи золотые часы; «к цепочке, которую вам сейчас подарили», — добавил он. Кавадзи был в восторге: он еще
и в заседаниях как будто напрашивался на
такой подарок
и все показывал свои толстые, неуклюжие серебряные часы, каких у нас не найдешь теперь даже у деревенского дьячка. Тсутсую подарили часы поменьше, тоже золотые,
и два куска шелковой материи.
Прочим двум по куску материи.
В последние недели плавания
все средства истощились: по три раза в день пили чай
и ели по горсти пшена —
и только. Достали было однажды кусок сушеного оленьего мяса, но несвежего, с червями. Сначала поусумнились есть, но потом подумали хорошенько, вычистили его, вымыли
и… «стали кушать», «для примера, между
прочим, матросам», — прибавил К. Н. Посьет, рассказывавший мне об этом странствии. «Полно,
так ли, — думал я, слушая, — для примера ли; не по пословице ли: голод не тетка?»
Если губернатор
и казался умнее
прочих,
так это, может быть, потому, что он был старше
всех.
Третий, пятый, десятый
и так далее дни текли однообразно. Мы читали, гуляли, рассеянно слушали пальбу инсургентов
и империалистов, обедали три раза в день, переделали
все свои дела, отправили почту,
и, между
прочим, адмирал отправил курьером в Петербург лейтенанта Кроуна с донесениями, образчиками товаров
и прочими результатами нашего путешествия до сих мест. Стало скучно. «Куда бы нибудь в другое место пора! — твердили мы. —
Всех здесь знаем,
и все знают нас. Со
всеми кланяемся
и разговариваем».
На другой день Нехлюдов поехал к адвокату
и сообщил ему дело Меньшовых, прося взять на себя защиту. Адвокат выслушал
и сказал, что посмотрит дело,
и если
всё так, как говорит Нехлюдов, что весьма вероятно, то он без всякого вознаграждения возьмется за защиту. Нехлюдов между
прочим рассказал адвокату о содержимых 130 человеках по недоразумению
и спросил, от кого это зависит, кто виноват. Адвокат помолчал, очевидно желая ответить точно.
Итак, принимаю Бога,
и не только с охотой, но, мало того, принимаю
и премудрость его,
и цель его, нам совершенно уж неизвестные, верую в порядок, в смысл жизни, верую в вечную гармонию, в которой мы будто бы
все сольемся, верую в Слово, к которому стремится вселенная
и которое само «бе к Богу»
и которое есть само Бог, ну
и прочее и прочее,
и так далее в бесконечность.
В семь часов вечера Иван Федорович вошел в вагон
и полетел в Москву. «
Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки,
и чтобы не было из него ни вести, ни отзыва; в новый мир, в новые места,
и без оглядки!» Но вместо восторга на душу его сошел вдруг
такой мрак, а в сердце заныла
такая скорбь, какой никогда он не ощущал прежде во
всю свою жизнь. Он продумал
всю ночь; вагон летел,
и только на рассвете, уже въезжая в Москву, он вдруг как бы очнулся.
Посоветовали ей скоро добрые знакомые, что вот, дескать, остался
всего один у вас сынок,
и не бедные вы, капитал имеете,
так по примеру
прочих почему бы сына вашего не отправить вам в Петербург, а оставшись здесь, знатной, может быть, участи его лишите.
Таким-то мы образом месяцев пять прожили; а я бы не
прочь и весь век с ней
так прожить, да судьба моя
такая окаянная!
Между
прочими выдумками соорудил он однажды, по собственным соображениям,
такую огромную семейственную карету, что, несмотря на дружные усилия согнанных со
всего села крестьянских лошадей вместе с их владельцами, она на первом же косогоре завалилась
и рассыпалась.