Неточные совпадения
Дело в высшей степени пустое; я упоминал уже о том, что
злобная чухонка иногда, озлясь, молчала даже по неделям, не отвечая ни
слова своей барыне на ее вопросы; упоминал тоже и о слабости к ней Татьяны Павловны, все от нее переносившей и ни за что не хотевшей прогнать ее раз навсегда.
Дело в том, что в
словах бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно было, что он решительно не заметил, с самого начала, ничего
злобного в
словах Лизы, а окрик ее на себя принял как за нечто должное, то есть что так и следовало его «распечь» за вину его.
Вот ты прошел мимо малого ребенка, прошел
злобный, со скверным
словом, с гневливою душой; ты и не приметил, может, ребенка-то, а он видел тебя, и образ твой, неприглядный и нечестивый, может, в его беззащитном сердечке остался.
Первый, по их
словам, отличался
злобным характером, второй — чрезмерной болтливостью.
— Во-вторых: ни
слова о
злобных мальчишках! Я просижу и проговорю с тобой десять минут; я пришла к тебе справку сделать (а ты думал и бог знает что?), и если ты хоть одним
словом заикнешься про дерзких мальчишек, я встаю и ухожу, и уже совсем с тобой разрываю.
Вспомни, что она, сумасшедшая, говорила Нелли уже на смертном одре: не ходи к ним, работай, погибни, но не ходи к ним, кто бы ни звал тебя(то есть она и тут мечтала еще, что ее позовут,а следственно, будет случай отмстить еще раз, подавить презрением зовущего, — одним
словом, кормила себя вместо хлеба
злобной мечтой).
Однажды он пришел к тетке в припадке какого-то
злобного расположения духа на весь род людской. Что
слово, то колкость, что суждение, то эпиграмма, направленная и на тех, кого бы нужно уважать. Пощады не было никому. Досталось и ей, и Петру Иванычу. Лизавета Александровна стала допытываться причины.
Тогда Александров, волнуясь и торопясь, и чувствуя, с невольной досадой, что его
слова гораздо грубее и невыразительнее его душевных ощущений, рассказал о своем бунте, об увещевании на темной паперти, об огорчении матери и о том, как была смягчена, стерта
злобная воля мальчугана. Отец Михаил тихо слушал, слегка кивая, точно в такт рассказу, и почти неслышно приговаривал...
— Одним
словом, будут или не будут деньги? — в
злобном нетерпении и как бы властно крикнул он на Ставрогина. Тот оглядел его серьезно.
— Слушайте! — вскричал он ей вслед, с
злобною, искривленною улыбкой. — Если… ну там, одним
словом, если…понимаете, ну, если бы даже и в лавочку, и потом я бы вас кликнул, — пришли бы вы после-то лавочки?
Никто из опричников не смел или не хотел вымолвить
слова в защиту Вяземского. На всех лицах изображался ужас. Один Малюта в зверских глазах своих не выказывал ничего, кроме готовности приступить сейчас же к исполнению царских велений, да еще лицо Басманова выражало
злобное торжество, хотя он и старался скрыть его под личиною равнодушия.
Рассмеявшись
злобным смехом на мои
слова, оный правитель подсказал мне: „Не бойтесь, отец, было бы болото, а черти найдутся“.
Кудимыч остановился в дверях, беглым взглядом окинул внутренность церкви и, заметя в толпе Федьку Хомяка, улыбнулся с таким
злобным удовольствием, что Кирша дал себе честное
слово — спасти от напраслины невинного крестьянина и вывести на свежую воду подложного колдуна.
Он сам не мог бы растолковать, за что так сильно ненавидел того, который, пользуясь всеми преимуществами любимого сына в семействе, был тем не менее всегда родным братом для приемыша и ни
словом, ни делом, ни даже помыслом не дал повода к
злобному чувству.
Глаза Маякина учащенно мигали, губы вздрагивали, и грубыми, циничными
словами он начал говорить о Медынской, азартно, с
злобным визгом.
Уже обманут был Колесников спокойствием голоса и холодом
слов, и что-то воистину
злобное уже шевельнулось в его душе, как вдруг заметил, что Саша медленно потирает рукой свою тонкую юношескую шею — тем самым жестом, освобождающим от петли, каким он сам недавно.
Изгнанников, себе подобных,
Я звать в отчаянии стал,
Но
слов и лиц и взоров
злобных,
Увы! я сам не узнавал.
Меж тем черкес, с улыбкой
злобной,
Выходит из глуши дерев.
И волку хищному подобный,
Бросает взор… стоит… без
слов,
Ногою гордой попирает
Убитого… увидел он,
Что тщетно потерял патрон;
И вновь чрез горы убегает.
О, суета! И вот ваш полубог —
Ваш человек: искусством завладевший
Землей и морем, всем, чем только мог,
Не в силах он прожить три дня не евши.
Но полно!
злобный бес меня завлек
В такие толки. Век наш — век безбожный;
Пожалуй, кто-нибудь, шпион ничтожный,
Мои
слова прославит, и тогда
Нельзя креститься будет без стыда;
И поневоле станешь лицемерить,
Смеясь над тем, чему желал бы верить.
Вот ведь маху-то дали, — просто беда!» Она все молчит, а он все глядит на нее, как на своего врага жестокого, да приговаривает иной раз с усмешкою: «Жгуча крапива родится, да уварится!» Она сохла и чахла от его попреков; да ему и самому нелегко было жить так: постарел он, сморщился, веселость свою потерял, усмешка стала у него язвительная, да
слова такие едкие и
злобные…
Но Александр как будто бы не заметил
слов сотского. Во все время своей беспорядочной,
злобной речи он обращался к Талимону, в черных печальных глазах которого отражалось настоящее сострадание.
Оглядел лошадь, потом, значит, меня, потом бросил вожжу и, не говоря худого
слова: «Ты куда едешь?» А у самого зубы оскалены, глаза
злобные…
Я не видал лица жандармского унтер-офицера Чепурникова, произносившего
злобным голосом эти
слова, но ясно представлял себе его сердитое выражение и даже сверкающий глубокою враждой взгляд, устремленный в том направлении, где предполагалось неподвижное, грузное тело унтер-офицера Пушных.
Дьякон блаженно умолк, и в наступившей тишине короткое и прерывистое дыхание Лаврентия Петровича напоминало гневное сопение паровика, удерживаемого на запасном пути. И еще не рассеялась перед глазами дьякона вызванная им картина близкого счастья, когда в ухо его вошли непонятные и ужасные
слова. Ужас был в одном их звуке; ужас был в грубом и
злобном голосе, одно за одним ронявшем бессмысленные, жесткие
слова.
Раз Первушин после обеда на берегу шепнул старшему офицеру, как будто в порыве откровенности, что Ашанин позволял себе неуважительно отозваться о нем; другой раз — будто Ашанин заснул на вахте; в третий раз говорил, что Ашанин ищет дешевой популярности между матросами и слишком фамильярничает с ними во вред дисциплине, —
словом, изо всех сил своей мелкой
злобной душонки старался очернить Володю в глазах старшего офицера.
Усевшись на печку и колотя по ней задками сапогов, он мало говорил и то изредка, но каждое
слово его поднимало не только веселый, но даже
злобный хохот всей беседы, и от того хохота чуть не дрожали стены в Акулининой избе.
Евангелием зачитывалась, начала рваться отсюда учиться, врачевать недуги человечества, только, —
злобный смех прервал ее
слова, — для врачевания-то надо диплом иметь, а она, даром что стихи писала, а грамматики порядочно не прошла, пишет «убеждение» б/е — е, д/е — ять, стало быть, в медички ей нечего было и мечтать.
Она взволнованно сыпала
словами; слышалось только быстрое,
злобное: «те-те-те-те-те!» И вдруг в ней исчезла вся ее изящная медленность, перед глазами суетливо металось противное, вульгарное существо, с маленькою головкою и
злобным, индюшечьим лицом.
Трудно описать выражение лица Борецкой при этом известии; оно не сделалось печальным, взоры не омрачились, и ни одно
слово не вырвалось из полуоткрытого рта, кроме глухого звука, который тотчас и замер. Молча, широко раскрытыми глазами глядела она на рокового вестника, точно вымаливала от него повторения
слова: «месть». Зверженовский с
злобной радостью, казалось, проникал своими сверкающими глазами в ее душу и также молча вынул из ножен саблю и подал ее ей.
— Красавица, значит, и я, — продолжала соображать со
злобным чувством Татьяна, — однако мне мечтать так не приходится, высмеют люди, коли
словом и чем-нибудь о будущем хорошем заикнусь, холопка была, холопкой и останусь.
Она смолкла, положительно задыхаясь от
злобного смеха.
Слова ее не произвели на Егора Егоровича особого впечатления — он знал и понимал давно смысл их отношений, недаром называл ее любовь к нему «тиранством». Желание злить ее в нем все еще не унималось.
При
слове «убийца», Евгений Николаевич побледнел и затрясся, но это было делом одной секунды. Яркая краска сменила бледность его лица, глаза загорелись
злобным огнем, как бы в предвкушении близкого торжества над этой холодной женщиной.
Слово «отец» и «дочка» она произнесла со
злобным ударением.
— При этих
словах расстегнул он верх плаща, вынул из бокового кармана две бумаги и, подавая Фюренгофу одну, произнес с
злобною усмешкой: — Читайте, господин барон! полюбуйтесь, господин барон!
Рассмеявшись
злобным смехом на мои
слова, оный поляк-правитель подсказал мне: „Не бойтесь, отец, было бы болото, а черти найдутся“.