Неточные совпадения
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с
начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких,
здоровых голосов.
Здоровая плоть и потому — брезглива, брезгливость, должно быть, служила сдерживающим
началом ее чувственности.
Через год после
начала этих занятий он отправился в свое странствование и тут имел еще больше удобства заниматься развитием физической силы: был пахарем, плотником, перевозчиком и работником всяких
здоровых промыслов; раз даже прошел бурлаком всю Волгу, от Дубовки до Рыбинска.
Сказать, что он хочет быть бурлаком, показалось бы хозяину судна и бурлакам верхом нелепости, и его не приняли бы; но он сел просто пассажиром, подружившись с артелью, стал помогать тянуть лямку и через неделю запрягся в нее как следует настоящему рабочему; скоро заметили, как он тянет,
начали пробовать силу, — он перетягивал троих, даже четверых самых
здоровых из своих товарищей; тогда ему было 20 лет, и товарищи его по лямке окрестили его Никитушкою Ломовым, по памяти героя, уже сошедшего тогда со сцены.
Протестантизм был не только разрывом с Церковью, но и
здоровой реакцией против уклонов католичества, против вырождения Церкви; протестантизм пытался восстановить свободу Христову, которая была окончательно утрачена; в протестантизме утверждалось личное
начало, которое лежало в основе религии Христа.
— Отчего? Гм… Настоящий врач
начинает лечить еще
здорового человека, такого, какой заболеет еще только завтра, послезавтра, через неделю. Профилактика, да!
— Выпад с левой и правой ноги, с выбрасываньем соответствующей руки. — Товсь!
Начинай. Ать-два, ать-два! — И десять молодых
здоровых голосов кричали отрывисто и старательно: — Гау, гау, гау, гау!
Дети между тем
здоровеют на чистом воздухе; старший сынок уж учиться
начал — того гляди, и вплотную придется заняться им.
Господа, по своему обыкновению,
начали и на эту лошадь торговаться, и мой ремонтер, которому я дитя подарил, тоже встрял, а против них, точно ровня им, взялся татарин Савакирей, этакой коротыш, небольшой, но крепкий, верченый, голова бритая, словно точеная, и круглая, будто молодой кочешок крепенький, а рожа как морковь красная, и весь он будто огородина какая
здоровая и свежая.
— Ну-с, так это исходный пункт. Простить — это первое условие, но с тем, чтоб впредь в тот же грех не впадать, — это второе условие. Итак, будем говорить откровенно.
Начнем с народа. Как земец, я живу с народом, наблюдаю за ним и знаю его. И убеждение, которое я вынес из моих наблюдений, таково: народ наш представляет собой образец
здорового организма, который никакие обольщения не заставят сойти с прямого пути. Согласны?
Она еще в Петербурге с трепетною радостью села на пароход и с первым же поворотом колес
начала жадно вдыхать
здоровой грудью свежий и сыроватый морской воздух.
Парасковья сейчас же
начала разгонять тараканов, а за ней и девочка, наконец и курчавый мальчуган, который, впрочем, больше прихлопывал их к стене своей
здоровой ручонкой, так что только мокренько оставались после каждого таракана. Бедные насекомые, сроду не видавшие такой острастки на себя, мгновенно все куда-то попрятались. Не видя более врагов своих, gnadige Frau поуспокоилась и села опять на лавку: ей было совестно такого малодушия своего, тем более, что она обнаружила его перед посторонними.
С улицы тоже до нас доходили смутные звуки, свидетельствовавшие, что"
здоровый народный смысл"
начинает закипать.
Он наткнулся на стол, ощупал его руками, сел и
начал чесать шрам на месте глаза, а
здоровый его глаз стал влажен, кроток и испуганно замигал.
Сестра Пепе, девушка много старше, но не умнее его, поступила прислугой — убирать комнаты — на виллу богатого американца. Она сразу же стала чистенькой, румяной и, на хороших хлебах,
начала заметно наливаться
здоровым соком, как груша в августе.
Эту историю, простую и страшную, точно она взята со страниц Библии, надобно
начать издали, за пять лет до наших дней и до ее конца: пять лет тому назад в горах, в маленькой деревне Сарачена жила красавица Эмилия Бракко, муж ее уехал в Америку, и она находилась в доме свекра.
Здоровая, ловкая работница, она обладала прекрасным голосом и веселым характером — любила смеяться, шутить и, немножко кокетничая своей красотой, сильно возбуждала горячие желания деревенских парней и лесников с гор.
Такие отношения установились у них быстро; в две-три встречи Медынская вполне овладела юношей и
начала медленно пытать его. Ей, должно быть, нравилась власть над
здоровым, сильным парнем, нравилось будить и укрощать в нем зверя только голосом и взглядом, и она наслаждалась игрой с ним, уверенная в силе своей власти. Он уходил от нее полубольной от возбуждения, унося обиду на нее и злобу на себя. А через два дня снова являлся для пытки.
Не прошло полугода со дня смерти жены, как он уже посватался к дочери знакомого ему по делам уральского казака-старообрядца. Отец невесты, несмотря на то, что Игнат был и на Урале известен как «шалый» человек, выдал за него дочь. Ее звали Наталья. Высокая, стройная, с огромными голубыми глазами и длинной темно-русой косой, она была достойной парой красавцу Игнату; а он гордился своей женой и любил ее любовью
здорового самца, но вскоре
начал задумчиво и зорко присматриваться к ней.
— Такой
здоровый, свежий человек — хо-хо! — воскликнул Ухтищев и тоном учителя
начал убеждать Фому в необходимости для него дать исход чувству в хорошем кутеже.
Было что-то глубоко трогательное в бессилии
здорового и дикого парня, который вдруг
начал шагать по тротуару широкими, но неровными шагами.
Рославлев, несмотря на убеждения своего слуги, не хотел отдохнуть; он уверял, что чувствует себя совершенно
здоровым; но его пылающие щеки, дикой, беспокойный взгляд — все доказывало, что сильная горячка
начинает свирепствовать в крови его.
Царица Наталья Кирилловна отпраздновала здесь день своего тезоименитства и уже в
начале сентября отправилась в Москву — не совсем, однако ж,
здоровая.
Однажды утром, — это было уже в
начале сентября, — Фекла принесла снизу два ведра воды, розовая от холода,
здоровая, красивая; в это время Марья и Ольга сидели за столом и пили чай.
— Не можно, — проворчала старуха, — у меня народу полон двор, и все углы в хате заняты. Куды я вас дену? Да еще всё какой рослый и
здоровый народ! Да у меня и хата развалится, когда помещу таких. Я знаю этих философов и богословов. Если таких пьяниц
начнешь принимать, то и двора скоро не будет. Пошли! пошли! Тут вам нет места.
Обед нам стряпает чернобровая дама, солдатка Варвара Кирилловна, женщина лет двадцати двух, статная,
здоровая — очень интересный человек: разговаривает она больше улыбками красных и сочных губ да тёмных, насмешливых глаз, держится строго — попробовал было Алёха шутки с нею шутить, но быстро отстал и
начал относиться почтительно, именуя её по отчеству.
Тем же кончил и Кольцов, эта
здоровая, могучая личность, силою своего ума и таланта сама открывшая для себя новый мир знаний и поэтических дум. Еще не окрепший в своем поэтическом таланте, но гордый молодою силою воли, он говорил о злой судьбе при
начале своего поприща...
Выслушав больную, он стал тщательно и подробно расспрашивать ее о состоянии ее здоровья до настоящей болезни, о
начале заболевания, о всех отправлениях больной в течение болезни; и уж от одного этого умелого расспроса картина получилась совершенно другая, чем у меня: перед нами развернулся не ряд бессвязных симптомов, а совокупная жизнь больного организма во всех его отличиях от
здорового.
С новым и странным чувством я приглядывался к окружавшим меня людям, и меня все больше поражало, как мало среди них
здоровых; почти каждый чем-нибудь да был болен. Мир
начинал казаться мне одною громадною, сплошною больницею. Да, это становилось все несомненнее: нормальный человек — это человек больной;
здоровый представляет собою лишь счастливое уродство, резкое уклонение от нормы.
Наутро видит Жилин — ведет красный кобылу за деревню, а за ним трое татар идут. Вышли за деревню, снял рыжий бешмет, засучил рукава, — ручищи
здоровые, — вынул кинжал, поточил на бруске. Задрали татары кобыле голову кверху, подошел рыжий, перерезал глотку, повалил кобылу и
начал свежевать — кулачищами шкуру подпарывает. Пришли бабы, девки, стали мыть кишки и нутро. Разрубили потом кобылу, стащили в избу. И вся деревня собралась к рыжему поминать покойника.
— А так-с! Нет настоящего прынцыпа,
здорового направления нет в преподавании. Кабы я повел это дело, я бы сейчас с самого же
начала побоку этого вашего отца Сидора.
Проснулся я в
начале двенадцатого и долго еще лежал в постели. В комнате полумрак, яркое полуденное солнце пробирается сквозь занавески и играет на стекле графина; тихо; снизу издалека доносятся звуки рояля… Чувствуешь себя
здоровым и бодрым, на душе так хорошо, хочется улыбаться всему. Право, вовсе не трудно быть счастливым!
— Но вопрос в том, — насколько им это удается? Я не понимаю, почему вы так возмущаетесь эгоизмом. Дай нам бог только одного — побольше именно эгоизма, —
здорового, сильного, жадного до жизни. Это гораздо важнее, чем всякого рода «долг», который человек взваливает себе на плечи; взвалит — и идет, кряхтя и шатаясь. Пускай бы люди
начали действовать из себя, свободно и без надсада, не ломая и не насилуя своих склонностей. Тогда настала бы настоящая жизнь.
— Так-то так, а все-таки. Беда, ежели апломба нет! Хуже нет, ежели ты себе не веришь или сомневаешься. Был такой случай. Наложил я щипцы, тащу… тащу и вдруг, знаете, чувствую, что очень долго тащу. Пора бы уж вытащить, а я всё тащу. Окаменел я от ужаса! Надо бы бросить да снова
начать, а я тащу, тащу… ошалел! Больной видит по моему лицу — тово, что я швах, сомневаюсь, вскочил да от боли и злости как хватит меня табуретом! А то однажды ошалел тоже и вместо больного
здоровый зуб вырвал.
Горький в своих воспоминаниях о Чехове приводит несколько очень резких его ответов навязчивым посетителям. Рассказывает он, например, как к Чехову пришла полная,
здоровая, красивая дама и
начала говорить «под Чехова...
Родился я преждевременно, на восьмом, кажется, месяце, и родился «в сорочке». Однако вообще был мальчишка
здоровый, да и теперь на физическое здоровье пожаловаться не могу. Но однажды, — мне было тогда лет семь, — когда у нас кончились занятия в детском саду, вдруг я с пронзительным криком, без всякого повода, упал,
начал биться в судорогах, потом заснул. И проспал трое суток.
В тех же условиях, в которые попал Толстой, самодовлеющее мученичество, — само по себе столь противное его
здоровой натуре, —
начинает ему представляться верхом счастья.
Ведь если он прав, все мои труды и волнения прекращаются. Я
начинаю жить
здоровой и цельной жизнью.
Через неделю она, действительно, поправилась настолько, что снова
начала свои занятия. Владимира она не видала две недели и потому, вернувшись в субботу домой, с нетерпением ожидала увидеть его
здоровым.
Иногда мысль его вдруг
начинала работать, и с такою силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в
здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким-нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.